Честь самурая - Ёсикава Эйдзи (книги онлайн без регистрации txt) 📗
Затем он вновь приступил с расспросами к Синроку:
— Судя по одним сообщениям, Хидэёси находится у себя в ставке, тогда как согласно другим он пребывает в Нагахаме. Удалось ли тебе выяснить, где он?
Синроку вынужден был сознаться, что ему это неизвестно.
Людям клана Сибата важно было знать, где сейчас Хидэёси — на передовой или в Нагахаме.
Не зная, где Хидэёси, Сибата не могли ни на что решиться. Кацуиэ был не склонен решать исход войны, рискуя всеми силами в одном наступлении. Уже долго он ждал часа, когда к нему сможет присоединиться войско Нобутаки в Гифу. Тогда можно будет начать наступление войском Такигавы Кадзумасу, два войска — из Мино и Исэ — ударят Хидэёси в тыл. Лишь затем двадцатитысячное главное войско под началом самого Кацуиэ ударит Хидэёси в лоб и загонит его в западню около Нагахамы.
Кацуиэ уже получил письмо от Нобутаки со словами одобрения и согласия. Если Хидэёси находится в Нагахаме, то он быстро проведает о задуманном и позаботится не упустить из-под надзора ни Гифу, ни Янагасэ. Если же Хидэёси на передовой, то войску Кацуиэ следует быть в полной боевой готовности, потому что восстание Нобутаки может начаться в любую минуту.
Прежде чем решиться на поступок, клану Сибата требовалось узнать нынешнее местонахождение Хидэёси и соответствующим образом поддержать Нобутаку.
— Значит, ясности по-прежнему нет, — хмуро произнес Гэмба. Вынужденное ожидание, затянувшееся более чем на месяц, явно томило его. — Что ж, по крайней мере, мы переманили на свою сторону Сёгэна, и это прекрасно. Необходимо немедленно сообщить об этом князю Кацуиэ. Завтра будем ждать известий от Сёгэна.
Ясумаса и Синроку ушли первыми. Они отправились в собственный лагерь. Гэмба велел оруженосцу привести любимого коня. В сопровождении десятка всадников он отбыл в ставку на горе Накао.
Только что наведенная дорога между горой Юкиити и ставкой на горе Накао была четыре кэна в ширину и тянулась на два ри по гребню гор. Вдоль дороги зеленели вешние побеги. Гэмба, нахлестывая коня, созерцал их и поневоле впадал в мечтательное настроение.
Ставка на горе Накао была окружена частоколом в несколько рядов. Проезжая через ворота, Гэмба всякий раз называл свое имя и, не удостоив стражников взглядом, мчался дальше.
Когда он направился проехать в ворота главной цитадели, начальник тамошней стражи внезапно и дерзко остановил его:
— Стойте! Куда вы?
Гэмба, придержав коня, уставился на смельчака:
— Это ты, Мэндзю? Я приехал повидаться с дядюшкой. Он у себя или в ставке?
Мэндзю, нахмурившись, сердито сказал Гэмбе:
— Соблаговолите спешиться.
— Что такое?
— Эти ворота расположены поблизости от ставки князя Кацуиэ. Не важно, кто вы такой, не важно, насколько вы спешите, но въезжать сюда верхом строжайше воспрещено.
— Ты, Мэндзю, имеешь наглость говорить мне такое? Мне!
Гэмба был взбешен, однако воинский закон требовал и от него неукоснительного послушания. Он спешился и, бросив грозный взгляд на Мэндзю, прорычал:
— Где мой дядя?
— Он проводит военный совет.
— Кто участвует?
— Военачальники Хайго, Оса, Хара, Асами и князь Кацутоси.
— Раз так, я немедленно присоединюсь к ним.
— Сперва я обязан доложить о вашем прибытии.
— В этом нет нужды!
Гэмба чуть ли не силой прорвался внутрь. Мэндзю с досадой смотрел ему вослед. Вызов, который он только что, рискнув собственным добрым именем, бросил княжескому племяннику и любимцу, был навеян не только требованиями закона. Он давно хотел любым способом дать понять Гэмбе, что его поведение недопустимо.
Заносчивость Гэмбы объяснялась просто — привязанностью, которую испытывал к нему Кацуиэ. Когда Мэндзю наблюдал, какую слепую доверчивость питает господин Китаносё к собственному племяннику, как он ему все прощает, то волей-неволей начинал беспокоиться о будущем. По меньшей мере нельзя было позволять Гэмбе именовать князя и главнокомандующего дядюшкой.
Гэмбе было безразлично, что думает о нем Мэндзю. Он прошел прямо в ставку и, не удостоив никого из собравшихся взглядом и приветствием, шепнул дяде на ухо:
— Когда закончишь, я хотел бы кое-что обсудить с глазу на глаз.
Кацуиэ скомкал и наскоро завершил совет. Когда военачальники один за другим ушли, он откинулся на походном стуле и доверительно переговорил с племянником. Разговор начался с того, что Гэмба, посмеиваясь, вручил Кацуиэ письмо Сёгэна, словно заранее знал, что доставит господину Китаносё огромное удовольствие.
Кацуиэ и впрямь обрадовался полученному известию. Заговор, который он задумал и поручил осуществить Гэмбе, начал давать плоды. Сильнее, чем что-либо другое, радовало Кацуиэ то, что события развиваются так, как он задумал. Слывя умельцем плести козни, он любил, когда они достигали цели, и поэтому, прочитав письмо Сёгэна, так обрадовался, что ощутил легкое головокружение.
Целью заговора было нанесение врагу удара из глубины его собственного лагеря. Как полагал Кацуиэ, наличие в войске Хидэёси таких людей, как Сёгэн и Оганэ, создавало почву для новых происков.
Что касается самого Сёгэна, то он был уверен в окончательной победе клана Сибата, и уверенность его была непоколебима. Позже и ему суждено было раскаяться и испытать угрызения совести. Но решающее письмо было уже отослано, и не стало более причин колебаться и выжидать. Добром или худом могло все обернуться, но на следующее утро Сёгэн намеревался совершить предательство и с нетерпением ждал часа, когда к нему в крепость войдет войско клана Сибата.
Двенадцатое число, полночь. Горят костры. Единственный звук, разносящийся в тумане над горным лагерем, — скрип сосен.
— Открыть ворота! — произносит кто-то негромким голосом и принимается стучать по деревянным створкам.
Маленькое укрепление Мотояма служило ранее ставкой Сёгэну, но по распоряжению Хидэёси его заменил здесь Кимура Хаято.
— Кто там? — вопрошает страж, уставившись во тьму.
В тумане еле видна одинокая мужская фигура за частоколом.
— Позовите военачальника Осаки, — говорит незнакомец.
— Сперва ответь, кто ты и откуда пришел.
Мгновение незнакомец молчит. Дождь перемешивается с туманом, небо над головами чернее индийской туши.
— Назвать имя не имею права. Мне надо поговорить с Осаки Уэмоном, здесь, у частокола. Передай ему это.
— Ты друг или враг?
— Друг! Или ты думаешь, что врагу удалось бы пробраться в глубь наших земель так легко? Разве вы, стражи, не начеку? Будь я вражеским заговорщиком, стал бы я стучаться у ворот?
Объяснения незнакомца успокоили часового, и он отправился к Осаки.
— Кто там? — спросил тот, подойдя к воротам.
— Вы военачальник Осаки?
— Да, это я. Что вам угодно?
— Меня зовут Номура Сёдзиро, я приверженец князя Кацутоё и состою на службе у господина Сёгэна.
— Что за дело привело вас сюда глубокой ночью?
— Мне немедленно надо повидаться с господином Хаято. Понимаю, это звучит подозрительно, но у меня чрезвычайно важное тайное сообщение, которое ему необходимо узнать немедленно.
— Вы не можете передать его на словах, чтобы я сам доложил господину Хаято?
— Нет, нужно переговорить с ним с глазу на глаз. В знак моих добрых намерений вручаю вам это.
Номура обнажил меч и передал его через частокол Осаки.
Осаки понял, что Номура говорит правду, и, отперев ворота, проводил гостя в покои Хаято. Укрепление было на военном положении, и безопасность тщательно сохранялась днем и ночью.
Дом, куда отвели Номуру, назывался главной цитаделью, хотя был всего лишь хижиной. Да и покои Хаято являли собой маленькую выгородку.
Хаято вошел и сел на пол.
— Что вы хотите мне передать? — поинтересовался он, глядя Номуре в глаза.
Из-за слабого освещения лицо Хаято казалось очень бледным.
— Я знаю, что вы приглашены на чайную церемонию к господину Сёгэну на гору Синмэй. Церемония должна состояться завтра утром.
