Святой конунг - Хенриксен Вера (читать книги полные TXT) 📗
— Я думала, что кто-то пришел поглазеть на меня, — медленно произнесла она.
— Я пришла помочь тебе, — сказала Сигрид. — И первое, что я хочу сделать, это отправить тебя в постель и привести тебя в порядок.
— Поздно уже помогать мне, — сказала Хелена, — и я готова понести наказание за то, что совершила.
Внезапно лицо ее просияло.
— Я спасла ребенка; новорожденной и безгрешной войдет она в царство Божье. Точно так же нужно было поступить и со мной.
Почувствовав на глазах слезы, Сигрид обняла девушку. Потом принялась распутывать веревки. В это время пришел Кальв.
— Сигрид, — строго сказал он, — кто позволил тебе развязывать пленницу?
— Если ей и надлежит быть связанной, то пусть, по крайней мере, лежит в постели, — сказал Сигрид. С этими словами она вывела Хелену из зала и повела в дом. И Кальв не остановил ее.
На следующий день Кальв созвал в большом зале домашний суд. Обвинение было простым. Хелена убила своего ребенка; и она кивнула, когда Кальв спросил ее, так ли это.
— Закон гласит, что уродливого ребенка можно предавать смерти, — начал священник, — Хелена убила своего ребенка. Она сделала это, считая, что ребенок уродлив в душе и что, если он вырастет, он заранее будет осужден на вечное проклятие. И она сделала больше, чем требовал от нее закон по отношению к уродливому ребенку: она предварительно окрестила его, обеспечив ему тем самым вечное блаженство.
Священник замолчал, присутствующие начали переговариваться.
— Я не говорю, что она поступила правильно, — продолжал священник. — Она поступила дурно, поскольку ни ее, ни чей-то еще ребенок не осужден на муки ада. И ни у кого нет права уничтожать невинную жизнь. Но мне бы хотелось, чтобы ты, Кальв, вынося ей приговор, подумал о том, что заставило ее поступить так.
После слов священника в зале стало тихо. Кальв сидел, погруженный в свои мысли. И все ахнули, когда он присудил Хелене выплатить полный выкуп, как за убийство свободнорожденной женщины. Хелена сидела, опустив голову.
— Ты же знаешь, я не смогу заплатить, — сказала она.
Священник Энунд вскочил; Сигрид никогда не видела его таким возбужденным.
— Я заплачу за нее! — воскликнул он.
— Разве у тебя есть такие средства? — удивленно спросил Кальв.
— Я заплачу, даже если мне придется пойти из-за этого в рабство!
Присутствующие снова заволновались.
И тут встала Сигрид.
— Выкуп заплачу я, — сказала она. И когда Хелена стала противиться этому, она перебила ее: — Замолчи, я сделаю это не ради тебя; священнику Энунду придется продать самого себя, чтобы расплатиться за тебя. И я сделаю это также не ради него, просто округа много потеряет, лишившись одного из своих священников.
Кальв сказал, что ему все равно, кто заплатит деньги, лишь бы вира была выплачена. На этом суд завершился.
Сигрид рассердилась на Кальва за то, что он присудил Хелене полную виру.
— Ты считаешь, что это слишком много? — не без издевки спросил он.
— Я могу согласиться с этим, — ответила Сигрид. В последние годы ее усадьба в Бейтстадте приносила хороший доход, а если к этому прибавить еще свадебный подарок, полученный ею в свое время от Кальва, то средств выходило более чем достаточно, — но мне кажется это несправедливым, — добавила она.
— Если я освобожу Хелену по той причине, о которой говорил священник Энунд, тогда каждая девка во Внутреннем Трондхейме, родившая внебрачного ребенка, сможет лишить его жизни и быть при этом на свободе. Что я скажу, если кто-то из них признается, что причина убийства — та же самая, что и в случае с Хеленой дочерью Торберга?
Сигрид вынуждена была с ним согласиться.
Ходили слухи, что, возможно, у священника были свои причины так рьяно защищать Хелену.
Мыслимое ли дело, если у него самого совесть была нечиста? Неужели он тоже, как и другие, был с ней? Какой позор для того, кого люди были готовы назвать святым! Такого за ним раньше не водилось.
Люди считали по пальцам — один, два, три, четыре, пять… И качали головой: это должно было быть во время рождественского поста. И каким строгим он был, когда речь шла о воздержании других!
Осень и на этот раз была неудачной. Тот, кто не успел вывезти на телеге сено для скота, теперь увозил его на санях. И оно было теперь едва ли пригодно.
Месяц за месяцем, люди худели на глазах. И даже в больших усадьбах было не до рождественского гулянья.
В Эгга непрерывным потоком стекались нищие. Среди них были и те, кто из гордости не просил раньше помощи даже у своих близких, а теперь шли сюда побираться, с серыми лицами, впалыми щеками и большими, голодными глазами.
Пока могла, Сигрид подавала им, но однажды ей пришлось сказать «нет»; она отвечала за своих работников, ведь даже в Эгга теперь в муку подмешивали еловую кору.
И неприязнь к датчанам становилась все сильнее и сильнее.
Король Свейн получил не так уж много рождественских подарков, но ни он, ни королева Альфива не осмеливались притронуться к ним.
В эту зиму, как никогда, ходили слухи о жертвоприношениях; в людях снова начал просыпаться страх перед старыми богами.
Но ближе к весне стали распространяться и другие страхи: из усадьбы в усадьбу шел слух о том, что Судный день не за горами. Ученые люди полагали, что Судный день должен наступить в год тысячелетия Рождества Христова. Но поскольку этого не произошло, стали думать, что Судный день наступит в год тысячелетия Его смерти; одним из тех, кто думал так, был священник Энунд, и он считал, что Судный день должен наступить именно в этом году.
Некоторые люди в деревне говорили, что настолько устали от нужды, голода и датского правления, что были бы только рады, если бы всему этому пришел конец. Большинство же было напугано; они цеплялись за жизнь, даже такую убогую, не загадывая о том, что ждет их после Судного дня.
С приближением Пасхи у священников появилось много дел, люди шли к ним толпами.
Сигрид тоже пошла к священнику. В течение этого года ей казалось, что христианство стало для нее пустым черепом: она по привычке выполняла свой христианский долг, становилась в церкви на колени, крестилась во время службы…
Но Энунд говорил, что это всего лишь часть христианской жизни. Правильное выполнение этих обрядов усиливает терпение человека, сказал он, пытливо глядя на нее.
Сигрид чувствовала себя уязвленной, зная, что со времени ее примирения с Кальвом кротости у нее не прибавилось. Она замечала в себе многие черты, которые были присущи ей в молодости. И она обещала себе стать лучше, покаяться, совершать добрые поступки.
И она изо всех сил старалась помочь Кальву лучше понять христианство. И во время великого поста Кальв стал задумываться об этом.
— Возможно, ты и права, — задумчиво произнес он в один из вечеров. — Наверное, мне следует исповедоваться в том, что я грабил церкви и монастыри; не исключено, что в ярости я награбил слишком много…
Кальв был не из тех, кто медлит, приняв какое-то решение, и когда на следующий день священник Энунд прибыл в Эгга, он отправился к нему на исповедь. Много золота и серебра в этот день перешло в другие руки.
— Это была невыгодная сделка, — сказал после этого Кальв. — Отпущение грехов я получил, зато мне пришлось вернуть все вещи, принадлежавшие церкви. К тому же он наложил на меня другое покаяние.
— Мы скоро предстанем перед судом Господа, — сказала Сигрид. — Какую пользу принесет тебе то, что ты ограбил церковь?
— Никакой, — ответил Кальв без всякого удовлетворения. — Но что, если Судный день не наступит?
— Тогда ты можешь считать, что сделал первый шаг к праведной жизни, — убежденно произнесла Сигрид. Но Кальв недовольно пробормотал:
— Если каждый шаг на этом пути обходится так дорого, то стоит ли вообще проделывать этот путь…
