Ирод - Мордовцев Даниил Лукич (читаем книги онлайн без регистрации txt) 📗
На заднем плане приемного покоя молча стояли военные трибуны, консулы и ликторы с их неизбежными пучками палок и секирами. Ирод только теперь заметил их. Но тут же, рядом с Октавианом, на столе, покрытом пурпурным виссоном, Ирод увидел золотые диадемы вперемешку с обнаженными мечами.
— Диадемы — для союзников Рима, мечи — для врагов его, — с улыбкою указал на стол юный сфинкс и, взяв со стола одну диадему, возложил ее на Ирода.
К нему подошел Агриппа, чтобы поздравить с императорскою милостью (в то время слово «император» еще не означало того, что стало означать впоследствии).
— Мне приятно поздравить Ирода, хотя поздравление от неизвестного менее ценно для поздравляемого, чем оно стоит для поздравляющего, — сказал он. — Ты меня не знаешь.
— Кто знает победителя Антония, тот знает и Агриппу, если даже никогда не видал его, — отвечал Ирод.
— А я лично знаю тебя, царь Ирод; мое сердце, — пояснил Агриппа, — отметило тебя еще тогда, когда восемь лет назад ты стоял в сенате под трибуною, с которой за тебя громил нас Мессала.
— А стоустая молва о доблестях Агриппы давно вписала его имя во святая святых моего сердца, — сказал Ирод.
— Мы еще будем у тебя в гостях, царь Ирод, когда поведем легионы через твое царство в страну пирамид и сфинксов, которую я жажду увидеть, — сказал Октавиан, отпуская Ирода.
Полный гордого удовлетворения возвращался Ирод в Иерусалим, мечтая получить, наконец, от Мариаммы первый, настоящий поцелуй.
Но его ожидало горчайшее из всех разочарование.
XIX
Еще из Тира Ирод отправил гонцов в Иерусалим к Ферору и в Александрион к Мариамме и Соему с известием о своем торжестве и приказом, чтобы Мариамма и Александра возвращены были из Александриона в Иерусалим, а равно, чтобы возвращались туда же из Масады его мать, Кипра, и сестра, Саломея, с его малютками-детьми и со всем придворным штатом.
Когда Ирод приближался к Иерусалиму и с последнего горного спуска увидел башни святого города и его стены, навстречу ему выехал Ферор на великолепном арабском коне, имея по сторонам двух маленьких всадников, царевичей Александра и Аристовула, восседавших на разукрашенных осликах. Тут же находился и отряд галатов.
— Осанна! Радуйся, царь иудейский! — приветствовали его воины.
В Вифлеемских воротах Ирод был встречен всем составом синедриона с дряхлым раби Семаия и раби Авталионом во главе.
— Осанна! Благословен грядущий во имя Господа! — воскликнули и чины синедриона.
Ирод радостно благодарил всех и направился во дворец, ссылаясь на усталость с дороги, но, в сущности затем, чтобы скорее увидеть Мариамму и получить от нее поцелуй.
Но Мариамма встретила его таким негодующим и уничтожающим взглядом, какого он у нее никогда еще не видел. Она даже не позволила ему прикоснуться к своей руке.
— Мариамма! Ты не узнаешь своего царя, повелителя и мужа! — повелительно воскликнул он.
— Я знаю царя Ирода, но мужа у меня больше нет, — гордо отвечала молодая женщина.
— Но я твой муж...
— Да, был им и осквернял тело невинной девочки... Теперь я очистилась от твоей скверны и буду принадлежать Богу отцов моих.
— Но что случилось? — недоумевал Ирод.
— Ты сам знаешь.
Все мужество покинуло Ирода. Он так любил Мариамму, так боялся потерять ее, что забыл всю свою гордость, все свое величие. Он жаждал только ее ласк, ее дивного взгляда. И он видел в ее глазах только негодование и отвращение. Он не мог этого вынести и упал на колени.
— Мариамма! Пощади меня! Я хочу еще жить! Себя пощади!
— Прочь от меня, гадина! — отстранилась молодая женщина.
— Рабыня! — прошипел Ирод, обнажая меч.
— Повторение! — презрительно сказала Мариамма. — Теперь я не оскверню моей груди обнажением ее перед тобой... — И не взглянув даже на Ирода, вышла.
Это бурное объяснение было подслушано хитрой Саломеей и царским виночерпием Кохабом, преемником виночерпия Рамеха, помогавшего когда-то Малиху отравить Антипатра, отца Ирода. Саломея, как только воротилась из Масады в одно время с возвращением из Александриона Мариаммы, тотчас начала вести подкоп под благосостояние и жизнь последней. Она видела, что Мариамма за что-то озлоблена против Ирода. Знала она также и о прежних бурных сценах между Иродом и Мариаммой, и теперь воспользовалась своими знаниями. Она подкупила Кохаба донести Ироду, будто Мариамма подговаривала его отравить царя.
— Видишь, Кохаб, теперь самая удобная минута все сказать царю, — прошептала Саломея, услыхав, что Мариамма, после бурной вспышки, оставила Ирода одного, — за это царь вознесет тебя превыше всех.
— На крест разве, на Голгофу? — в нерешительности проговорил виночерпий.
— Нет! Нет! — настаивала хорошенькая идумейская змея. — Иди! Пользуйся моментом, он не повторится! — И Саломея, заслышав шаги брата, скользнула, как тень, и исчезла в переходах дворца.
Едва Ирод, потрясенный до глубины души, вышел в следующий покой, как перед ним распростерся ниц Кохаб.
— Это что такое? — сурово крикнул Ирод, останавливаясь.
— Великий царь! Не смею взглянуть на твое светлое лицо, — простонал негодяй.
— Чем виноват? Какое совершил преступление? — спросил Ирод.
— Не совершил, великий царь, а дерзаю отклонить его от священных глав царя и царицы.
— Встань и говори, в чем дело? Говори только истину. Кохаб поднялся и губами прикоснулся края тоги Ирода (он был в римской тоге).
— Не смею произнести священного имени, — пробормотал изменник.
— Какого имени?
— Священного имени царицы.
Ирод задрожал.
— Говори, негодяй! — крикнул он. — Или вместе с мечом проглотишь свой гнусный язык.
— Не царица, великий царь... Нет, от имени царицы презренный евнух, черный Куш, подговаривал меня отравить твою священную особу... Я ему не поверил: великая царица не помыслит на жизнь своего царственного супруга. Это презренный черный Куш взводит на нее клевету... Его подкупила ревнивая египтянка, Клеопатра, которая, говорят, из ревности выколола глаза на портрете царицы.
— Хорошо, — сказал Ирод с бурей в душе, — я велю допросить черного Куша под пыткой, если он откажется сознаться в своем преступлении на очной ставке с тобой. Иди!
Увидав после того Рамзеса, приказав ему все приготовить в опочивальне для омовения с дороги и позвать немедленно Соема, Ирод прошел прямо в опочивальню.
Едва он умылся и переоделся, как вошел Соем. На лице его был написан смертный страх, но Ирод, сам полный тревоги и злобы, не заметил этого. Дело в том, что обиженный Иродом, перед отъездом к Октавиану и уверенный, что на Родосе Ирода ждет смерть, Соем все открыл Мариамме и Александре, поклявшись им, что рука его, несмотря на грозный приказ царя, на них не поднимется.
— Тебе ничего не известно о заговоре на мою жизнь? — спросил Ирод, едва вошел Соем.
— Я первый донес бы об этом царю, — отвечал последний.
— Так знай же: сейчас виночерпий Кохаб донес мне, будто евнух царицы, черный Куш, от имени Мариаммы уговаривал его, Кохаба, отравить меня. Как вел себя евнух в Александрионе?
— Как самый верный слуга царицы, — отвечал Соем.
— А царица?
— Царица часто плакала о детях и несколько раз посылала своего евнуха в Масаду наведываться о здоровье царевичей, а потом приказывала ему рассказывать о них: ведь черный Куш почти вынянчил царевичей, как когда-то нянчил и маленькую Мариамму-царевну, ныне твою супругу, да хранит ее Бог!
— Хорошо... Так ты дай прежде очную ставку Кохабу с черным Кушем, а если последний будет запираться, допроси его под пыткой и сегодня же доложи мне обо всем.
Обвиненный, однако, ни в чем не сознался. На очной ставке с Кохабом он горячо обвинял последнего в клевете, призывал во свидетельство своей невинности и невинности Мариаммы всех богов Египта и Нубии, и Бога Израилева, и всех богов Востока. Наконец его подвергли жесточайшим пыткам, но и тут он ничего не сказал.
— Пусть сгниет во мне язык мой, если я скажу вам что-либо ко вреду моей царицы! — воскликнул он, наконец не выдержав мучений. — Одному царю я скажу все.
