Моя война. Чеченский дневник окопного генерала - Трошев Геннадий (читать книги онлайн без регистрации TXT) 📗
Помню, генералы на Кавказе удивлялись: как же так — в армии новый министр, а в Чечню глаз не кажет, зато Березовский и Лебедь то звонят, то телеграммы шлют, то сами прилетают? Родионов словно изолирован был от Объединенной группировки войск. Хотя по всем писаным и неписаным правилам, даже исходя из здравого смысла, уже в первую неделю должен был прилететь в Ханкалу и познакомиться с обстановкой. Ведь до этого он (что греха таить) засиделся в Академии Генштаба, оторвался от войск, тем более что в Чечне у ОГВ были свои особенности.
В общем, мы поняли: Лебедь просто не пускает его на Кавказ, показывает, кто истинный хозяин в Вооруженных Силах. У всех на слуху была его фраза, сказанная в одном из телеинтервью: «Должность министра обороны мне не нужна. Я ее уже перерос».
Ну, думаю, вундеркинд! Толком и армией еще не покомандовал, окружной уровень вообще не прошел (ни начштаба, ни тем более командующим войсками округа не был), а пост министра уже, видите ли, перерос! Меня тогда эта его напыщенная самоуверенность просто покоробила, да и не только меня! Стало ясно: генерал хочет «если славы — то мгновенной, если власти — то большой».
Знал ли Лебедь Чечню и ситуацию, сложившуюся там? Конечно, нет. И вот приехал в новом качестве впервые. Офицеры и генералы думали, что он попытается вникнуть в обстановку, поговорит с ними, проведет серьезное совещание и т. п. Ничего подобного! Проехался один раз по маршруту (спешил на встречу с лидерами НВФ), увидел на блокпосту чумазого солдата и сделал вывод: армия, дескать, деморализована, не готова к боям, устала от войны. А значит, следует быстро ставить точку, чего бы это ни стоило.
Ну, увидел ты замурзанного бойца, к тому же оробевшего перед высоким московским чиновником. Он что — показатель боеспособности? Александр Иванович, видимо, ожидал увидеть вымытого и отполированного гвардейца, как в кремлевской роте почетного караула… Да я (генерал!) порой на войне по нескольку суток не мылся и не брился. Не всегда была возможность, а главное — некогда. Поесть и то не успеваешь. И какой у меня после этого вид? Московский патруль арестовал бы! Не поверил бы, что генерал, — бомж какой-то… И ничего удивительного тут нет. Война — занятие грязное, в буквальном смысле слова…
Офицеры в курилке в Ханкале возмущались: как же так — даже не пообщался с нами Лебедь, а ведь мы можем говорить с ним на одном языке, он бы все понял, если бы выслушал… Наивные люди! Он и не хотел слушать! Он и не хотел понимать! Если ему до лампочки мнение командующего — генерала Пуликовского, что уж там говорить о полковниках!
Лебедю хотелось сиюминутной славы «миротворца». Вот, дескать, никто проблему Чечни разрешить не может уже почти два года, а он — сможет. Одним махом, одним росчерком пера, одним только видом своим и наскоком бонапартистским. Мы все — в дерьме, а он — в белом. Ради непомерного честолюбия, ради создания имиджа «спасителя нации» он предал воюющую армию, предал павших в боях и их родных и близких, предал миллионы людей, ждавших от государства защиты перед беспределом бандитов…
Помню один из его аргументов в пользу немедленного прекращения войны (он базировался все на том же чумазом солдате из окопа): дескать, армия находится в жутких бытовых условиях. И решил Александр Иванович эти условия улучшить. И знаете, как улучшил? Спешно выведенные в морозном декабре войска расположились в чистом поле в палатках!
205-ю бригаду, к примеру, выбросили под Буденновск на пахоту. Треть личного состава слегла от простуды. Ни воды не было, ни тепла, ни горячей пищи. Все «с нуля» начинали. В общем, стало хуже, чем на войне. А если оценивать моральную сторону дела, то тут и слов подходящих не подберешь. Потому что в Чечне боец был чумазым только сверху, зато внутри чистым. Он осознавал себя защитником единства и достоинства Родины, его враги боялись, он их бил под Шатоем, под Бамутом, под Шали, в Грозном… Он свой чумазый нос мог от гордости держать высоко. А после бегства из Чечни (под палкой Лебедя и Березовского) чувствовал себя оплеванным и опозоренным. Над ним весь мир смеялся. «Крошечная Чечня разгромила великую Россию!» — вот какая молва шла по свету. Спасибо «сердобольному генералу» — «умыл» солдата (в прямом и переносном смысле)! Так умыл, что до сих пор очиститься, отскоблиться не можем!
Спустя время, когда Лебедь баллотировался на пост губернатора Красноярского края, я встретился с одним известным московским тележурналистом. Он мне рассказал, что ездил в Сибирь, был в предвыборном штабе Александра Ивановича.
— Я обалдел, — говорит, — у него там в штабе чеченцев больше, чем русских!
— И чего ты удивляешься, — отвечаю, — долг платежом красен…
Нехороших разговоров о Лебеде после Хасавюрта ходило много. Я не встречал, например, ни одного военного, кто бы не «кинул камень» в «миротворца». Офицеры, служившие с ним в Афганистане, рассказывали даже, как Лебедь, жаждавший быстрой военной славы, обрушил огонь на кишлак дружественного нам племени. Увидел людей с оружием в руках — и давай их свинцом поливать. А ведь предупреждали: не трогай их, они к себе моджахедов не пускают и нам выдают всю информацию о бандитских караванах. Не послушал или не понял… Видно, стремился начальству доложить о быстрой победе над басурманами: столько-то моджахедов убито, столько-то стволов захвачено… В общем, сделал из союзников злейших врагов. Кое-кто из офицеров полез с Лебедем драться. Еле разняли.
Это похоже на армейскую сплетню, и можно было бы пропустить мимо ушей. Но после всего, содеянного Лебедем в 1996 году, я верю в афганскую историю. Допускаю, что нечто подобное могло быть: просто вписывается в характер Александра Ивановича.
Ныне не только мне, но и абсолютному большинству армейских офицеров стыдно, что этот генерал — наш бывший сослуживец. Никто не нанес Российской армии большего вреда, чем Лебедь. Остается одна лишь надежда, что он понимает это и в конце концов публично раскается. Я считаю добрым знаком уже то, что он молчит, не комментирует события, последовавшие за Хасавюртскими соглашениями…
Константин Пуликовский. ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ
Направляясь в Чечню, Борис Березовский (в тот момент официальный представитель федерального центра) сначала поехал к Масхадову, а только потом прилетел в Ханкалу, в штаб ОГВ.
Выслушав обличенного высокой властью Березовского, Пуликовский побледнел, но тут же, собравшись, начал чеканить слова:
— Я, как командующий группировкой, не согласен с такой позицией и считаю, что вы должны были прежде всего встретиться с руководством Объединенной группировки войск. Мы здесь давно собрались и ждем вас. Нам есть что сказать. Неужели перед встречей с Масхадовым вас не интересовало наше мнение, наша оценка ситуации?
— Ты, генерал, можешь считать все, что угодно, — сверкнул глазами столичный визитер. — Твоя задача: молчать, слушать и выполнять то, что тебе мы с Лебедем говорим. Понял?
— Вы говорите, не думая о тех людях, которые сейчас в Грозном в полном окружении кровью харкают, — «закипал» Пуликовский. — Они ждут моей помощи. Я обещал…
— Я тебя, генерал, вместе с твоими людьми, вместе со всей вашей дохлой группировкой сейчас куплю и перепродам! Понял, чего стоят твои обещания и ультиматумы?..
Офицеры, невольные свидетели разговора, опустили головы. Пуликовский с трудом сдержал себя. Стиснул кулаки, круто развернулся и пошел прочь, чувствуя спиной «расстрельный» взгляд Бориса Абрамовича…
В тот же день в Москву, Верховному, было доложено, что жесткая позиция командующего объясняется не военной необходимостью, а личными мотивами: дескать, в Чечне у генерала погиб сын-офицер, и теперь им движет жажда мести, что ради удовлетворения амбиций он готов весь город стереть с лица земли. По коридорам власти в Москве поползли слухи о генерале, заразившемся чеченской «бациллой кровной мести». Пуликовского, мягко говоря, отодвинули от руководства группировкой войск. Все это происходило за несколько дней до подписания в Хасавюрте соглашения «об окончании войны».
