Волк равнин - Иггульден Конн (лучшие книги читать онлайн бесплатно TXT) 📗
— Не оставляй нас, — взмолился он, хотя и понимал, что мольбы никто не услышит.
Оэлун сдавленно всхлипнула, а Тэмучжин не мог оторвать взгляда от осунувшегося лица человека, которого обожал всю жизнь. Говорил ли он когда-нибудь отцу, что любит его? Он не помнил. Его охватил ужас, что отец отойдет к духам, не зная, как много значил для своих сыновей.
— Все, что есть во мне, — от тебя, — прошептал он. — Я твой сын и ничего больше. Ты слышишь меня?
— Он ждал тебя, Тэмучжин. Теперь он ушел, — сказала Оэлун, положив руку на плечо сына.
Ему не хватало мужества посмотреть на нее.
— Как ты думаешь, знал ли он, как сильно я его люблю? — спросил он.
Она улыбнулась сквозь слезы и стала вдруг красивой, как в юности.
— Знал. Он тобой гордился так, что порой казалось, что сердце у него вот-вот лопнет. Он всегда смотрел на тебя, когда ты ездил верхом, или дрался с братьями, или спорил с ними. Я видела любовь в его улыбке. Он не хотел баловать тебя. Отец-небо даровал ему сыновей, которых он желал, а ты был его гордостью, особой радостью. Он знал.
Для Тэмучжина эти слова стали слишком большим счастьем, и он, не стыдясь, заплакал.
— Мы должны сообщить племени, что он умер, — проговорила Оэлун.
— А потом что? — откликнулся Тэмучжин, вытирая слезы. — Илак не поддержит меня как вождя Волков. Будет ли ханом Бектер?
Мальчик искал в лице матери утешение, но видел только усталость и скорбь, которая опять затуманила ее глаза.
— Я не знаю, что будет, Тэмучжин. Проживи твой отец еще несколько лет, это не имело бы значения. Смерть всегда приходит не вовремя, но сейчас особенно…
Она расплакалась, и Тэмучжин привлек мать к себе и обнял. Он даже представить себе не мог, что будет утешать ее, но это произошло само собой и каким-то образом укрепило его против всего, что могло бы с ними случиться. Он считал юность своей слабостью, но рядом с духом отца понимал, что придется найти в себе мужество, чтобы предстать перед племенем. Он обвел юрту взглядом:
— А где орел, которого я ему добыл?
— У меня не было сил за ним присматривать, — сказала Оэлун. — Илак отдал его другой семье.
Тэмучжин едва справился с закипевшей в нем ненавистью к человеку, которому отец доверял во всем. Мальчик отшатнулся от матери, и Оэлун встала и посмотрела на тело Есугэя. Не стесняясь Тэмучжина, она склонилась к мужу и ласково поцеловала его в раскрытые губы. Дрожащими пальцами закрыла ему глаза и набросила покрывало на его рану. Воздух загустел от жара и запаха смерти, но этот запах уже не беспокоил Тэмучжина. Он глубоко вздохнул, вобрав в себя воздух, которым дышал отец, и поднялся на ноги. Плеснул на лицо воды из ведра и вытер его чистым куском полотна.
— Я выйду и скажу им, — бросил он.
Мать кивнула, все еще глядя куда-то в далекое прошлое. Тэмучжин подошел к двери и вышел в холодную ночь.
Женщины подняли плач, обращаясь к Отцу-небу, плач о великом человеке, который навсегда покинул степи. Собрались и сыновья Есугэя, чтобы почтить память отца. Когда придет рассвет, они завернут тело в белую ткань, отнесут на высокий холм и оставят нагую мертвую плоть ястребам и стервятникам, которые милы духам. Руки, что учили их натягивать лук, родное лицо — все сорвут с костей птицы, а Отец-небо будет смотреть на это. Есугэй больше не будет привязан к земле, как они.
А теперь была ночь. Воины собирались группами, переходили от юрты к юрте, беседуя с семьями. Тэмучжин не принимал в этом участия, но хотел, чтобы Бектер был с ними, видел небесное погребение и вспомнил вместе с племенем великие деяния покойного. Тэмучжин не любил брата, но знал, как будет ему больно и обидно, что не услышит рассказов о жизни и подвигах Есугэя.
Никто не спал в эту ночь. Когда взошла луна, в центре улуса разложили большой костер, приготовили бурдюки черного арака, чтобы согреться на холоде. Старый сказитель Чагатай ждал, пока все соберутся. Только разведчики и часовые оставались на холмах. Все остальные мужчины, женщины и дети собрались у костра, чтобы, не скрывая слез, оплакать Есугэя и воздать ему почести. Все они знали, что пролитые над ханом слезы однажды вольются в реку, что утолит жажду скота и всех племен. Нет стыда в том, чтобы оплакивать хана, который провел их невредимыми сквозь суровые зимы и сделал Волков сильным племенем.
Поначалу Тэмучжин сидел один, хотя к нему подходили многие, касались его плеча и говорили несколько почтительных слов. Тэмуге, с красным от плача лицом, пришел вместе с Хачиуном и сел рядом с братом, без слов разделяя общее горе. Пришел и Хасар, бледный и печальный, чтобы послушать Чагатая, и обнял брата. Последней пришла Оэлун, неся за пазухой спящую Тэмулун. Она обняла одного за другим сыновей, а затем отсутствующим взглядом уставилась на огонь.
Когда собралось все племя, Чагатай прочистил горло и плюнул в ревущее за его спиной пламя.
— Я знал этого Волка с детства, когда он был еще мальчиком, а сыновья его и дочь были только в грезах Отца-неба. Есугэй не всегда был великим воином, главой нашего племени. Помню, как подростком он прокрался в юрту моего отца и стащил завернутые в тряпку соты. Тряпку он закопал, но его собака — у него тогда был желтый с черными подпалинами пес — ее откопала и принесла ему как раз в тот момент, когда он смотрел моему отцу в глаза и говорил, что вообще не знал, что у нас есть мед. Потом он несколько дней сидеть не мог! — Чагатай подождал, пока воины перестанут улыбаться. — Ему минуло двенадцать, когда он возглавил набеги на татар, уводя их лошадей и овец. Когда Илак захотел взять себе жену, именно Есугэй угнал лошадей, которых тот смог отдать отцу невесты. В одну ночь он пригнал трех гнедых кобыл и десяток коров. На его клинке сверкала кровь двоих мужей. Мало было тех, кто мог сравниться с Есугэем во владении мечом или луком. Он был бичом татар, а когда стал ханом, они научились бояться его и тех, кто рядом с ним.
Чагатай сделал большой глоток арака, облизал губы.
— Когда его отец был погребен под Небом, Есугэй собрал всех воинов и повел их в долгий и трудный поход. В день они получали лишь несколько пригоршней еды и немного воды, чтобы только глотку смочить. Все, кто пошел с ним, вернулись с огнем в груди и верностью Есугэю в сердце. Он подарил им гордость, и Волки окрепли и разжирели на баранине и молоке.
Тэмучжин слушал, как старик перечисляет победы отца. Память Чагатая до сих пор была тверда, он помнил все: и что говорили тогда люди, и сколько недругов пало от меча и стрел Есугэя. Может, число погибших от рук Волка и было преувеличено, мальчик не знал этого. Но старшие воины кивали и улыбались своим воспоминаниям, попутно не забывая опустошать бурдюки с араком. Чагатай расписывал в красках былые битвы, а мужчины сопровождали его повествование одобрительными восклицаниями.
— Тогда-то старый Йеке и потерял три пальца, — продолжал Чагатай. — Есугэй нашел их в снегу и привез ему. Йеке сказал, что надо бросить их собакам. А Есугэй предложил привязать их к палке, чтобы спину чесать.
Хасар хихикнул. Сыновья Есугэя впитывали каждое слово Чагатая. Это была история их племени, история мужчин и женщин, благодаря которым они стали такими, какие они есть.
Отхлебнув в очередной раз из бурдюка, Чагатай заговорил громче и значительней:
— Он оставил после себя сильных сыновей. Он хотел, чтобы Волков возглавил Бектер или Тэмучжин. Слышал я разные толки среди семей. Слышал споры и обещания. Но в сыновьях Есугэя течет кровь ханов, и если в племени Волков есть честь и память о прошлом, они не опозорят своего хана и в смерти его. Он смотрит на нас.
Все погрузились в молчание. Тэмучжин слышал шепот среди воинов: они обсуждали сказанное Чагатаем, соглашаясь и споря друг с другом. Сидя в ночи на освещенной костром поляне, мальчик чувствовал на себе сотни взглядов. Он начал было подниматься, но тут вдалеке послышались рога часовых. Они так печально и резко раскатились по холмам, что воины в мгновение ока вышли из пьяного забытья и вскочили. На свет вышел Илак и злобно поглядел на Чагатая. Чары вдруг развеялись. Тэмучжин увидел, как на самом деле слаб и немощен Чагатай. Ветер трепал его седые волосы, но старик бесстрашно смотрел Илаку в глаза. Воин резко кивнул, словно что-то для себя решил. Ему подвели коня, он взлетел в седло и, не оглянувшись, умчался во мрак.
