Клятва Тояна. Книга 1<br/>(Царская грамота) - Заплавный Сергей Алексеевич (книги онлайн без регистрации полностью TXT) 📗

Так и очу. Со многими племенами переплелись они. Их дочери становились женами меркитов, тайчиутов, татар. Их сыновья приводили себе кереитских, найманских, киятских жен. Их кочевья объединялись. Но где один пасет скот и этим кормится, другой норовит отобрать скот и пастухов и черные юрты на колесах. Добыча дает ему силу, сила — власть. А власть делает человека спесивым, нашептывает в ухо: разве может солнце сиять на небе рядом с луной? Разве хан равен багатуру [72] или мергену? [73] Разве сильному к лицу считаться сородичем слабого?

Богиня земли Этуген, дух огня Ут и охранитель стад Эмегелджи объединяли их, внутренняя вражда разъединяла. Поэтому и не дала им судьба общего имени.

Общее имя дали им люди соседних земель. Воспользовавшись распрями в большом доме родственных племен, они стали приходить в него за легкой добычей. Непокорных садили на кол или прибивали к деревянной скамье, остальных угоняли в рабство или обкладывали тяжелой данью. Так делали каракитаи из Семиречья, так делали тангуты из государства Великое Ся, так поступали чжурджени из страны Цзинь, что укрылась за могучей китайской стеной.

Вдоль этой стены, в Тамгаджских горах и у озер Буир-нур и Кулуна-нур обитали татары. Они признали старшинство чжурдженеи. Их имя и стало общим для остальных. А чтобы не возникало путаницы, ближних татар пришельцы стали называть белыми, средних черными, а дальних — дикими или лесными.

Стремясь уберечь кочевой дом от окончательного разорения, собрал найманский хан Тоян у себя в ставке на реке Алтай предводителей соседних племен. И решили они объединиться в оборонительный кенеш [74]. И рассек каждый в знак верности остальным жеребца и кобылицу. А те, кто не захотели присягать, ушли прочь. Среди них — брат Тояна Буюрук-хан и сын Тояна Кучлук.

Буюрук сказал:

— Родиться вместе — не значит, что и умирать вместе. Я убираю руки.

Кучлук сказал:

— Я и сам себе сила. Ее хватит, чтобы отразить наглых каракитаев и истребить мусульман с их безумным Ала-атдином. Так подсказывает мне хранитель судьбы и счастья Заягачи.

А в это же самое время в межречье Толы и Керулена молодой хан Темучжин собирал свой кенеш. Но не Заягачи поминал он в своих призывах, не Этуген или Эмегелджи, а хранителя войска Сульдэ. Потому что считал: удачлив тот, кто нападает, а не тот, кто обороняется.

Говорят, Темучжин родился с запекшимся сгустком крови в кулаке.

В тот день, когда это случилось, его отец Есугей- багатур взял в плен давнего своего недруга-сородича татарского Темучжина-аку. Желая почтить и одновременно унизить доблестного противника, он назвал своего первенца Темучжином.

Когда мальчику исполнилось девять лет, поехал Есугей сватать ему невесту. На обратном пути остановился у татар на праздник. На том пиру и подмешали ему отраву. Умирая, багатур успел шепнуть, кто извел его. Тенью встала смерть эта у изголовья осиротевшего кият-борджигина с татарским именем. Он вырос с местью в груди, и эта месть разила всех без разбора — татар и каракитаев, кереитов и чжурдженей, меркитов и тангутов, своих и чужих. Не обошла она и найманского хана Тояна, незадолго до этого преклонившего колени перед Распятым [75].

Тем же летом Темучжин выступил против его кенеша. Решающее сражение произошло в предгорьях большого Хангая. Оно было столь ожесточенным, что кровь обрызгала даже вершину недоступного Наху-Гуна. Там и умер от тяжелых ран мужественный Тоян. Его переменчивый брат Буюрук тотчас перешел на сторону Темучжина. Его заносчивый сын Кучлук был разбит позже. Его любимая жена Гурбэсу из рода очу попала в плен. Темучжин решил взять ее в наложницы. Но Гурбэсу предпочла смерть. Она ушла, оставив победителю насмешку:

Так она отомстила ненавистному Темучжину. Об этом каждый в эуште знает. Люди уходят в землю, души их поднимаются в небо, имена передаются вослед, а память рождает героические песни и предания.

В одном говорится: силен был Тоян, объединитель великих стенных племен, но его собрат, Темучжин-завоеватель, оказался сильнее. Изгоняя из кочевого дома смуту и муждуусобицу, он принес на хвосте своих коней войну. И покатилась она за Великую Китайскую стену и дальше — в земли владыки Востока хорезмшаха Мухаммеда, в Персию и к Кавказским горам, в Крым и на реку Калку. И назвали Темучжина самым сильным и могущественным ханом — Чингисом. И покрыли войска Чингисхана степи грудами белых костей, сожгли и обезобразили многие замечательные города, сделали землю рыхлой от человеческого жира. Будто циновку, свертывали они и увозили с собой ткани и золото, людей и скот. Оставляли боль и опустошение.

Верный своей ненависти к татарам, Чингисхан ставил их в первые ряды своего народа-войска: пусть принимают на себя мощные и отчаянные удары обороняющихся, их ненависть и проклятия. Туда же он ставил отряды из вновь завоеванных племен, заставляя их называть себя татарами. Совсем запутал людей.

Осиротел, опустошился кочевой дом, где жили очу, стал похож на загоны для скота. В каждый их них наместники Чингисхана — дарухчи согнали по тысяче мужчин и женщин, стариков и детей. Чтобы распылить, перемешали они найманов и меркитов, очу и унгиратов, татар и нирунов. Никому нельзя стало уходить за пределы отведенных для них пастбищ и становищ. Каждый должен знать свою тысячу, свою коновязь и беспрекословно подчиняться дарухчи.

Так на месте когда-то шумного и не очень дружного кочевого дома возник крепко связанный улус-ирген — государство. Одним это принесло радость, другим печаль. Пестрые горы для большинства людей стали серыми, высокие равнины тесными и скудными. А там, где человеку тесно и скудно, время стоит.

Не все смирились со свистом монгольского кнута, не все захотели жить в загонах. И прежде всего очу. Вместе с остатками тоянова кенеша отбежали они к алтай-кижи [76]. Но и там настигла их тень могучего Чингиса. Осталась одна дорога — в страну Сиб-ийр [77], лежащую по эту сторону Алтая и Саян — на сиротливой стороне солнца. Не без страха вступили в нее очу. Много лет блуждали они по колючим лесам и топям с тухлой водой, мерзли и болели, рождались и умирали. По- разному встречали их чыш-кижи [78]. Одни гнали, другие прятались по земляным ямам, третьи уходили, чтобы вернуться, когда пришельцы уйдут. Наконец остановились очу, сделали крепкое становище на маленькой реке, которая вливается в большой Иртыш, а большой Иртыш вливается в огромный Умар, пустили корни, чтобы не зачахло родовое дерево.

Тем временем власть Чингисхана и его сыновей, сдвинув и перемешав народы, докатилась до четвертого моря. Проникла она и в Сибирь, спустилась по Иртышу до Умара. Здесь правили сиб-ийрские мурзы и князья. Сына одного из них, Тайбугу, и сделали монголы своим дарухчи.

Построил Тайбуга крепость Чингидин [79], подчинил ей новые земли на Умаре, стал собирать дань для Алтын Урды [80]и для себя тоже. Суров был Тайбуга, зато справедлив, помнил наказ отцов: в чужой земле уважай чужие законы, в своей — свои. К сильному Тайбуга шел с силою, к равным с дружбою, к слабым с защитой. Лишнего с ясырей не брал. Ум ценил выше богатства. И детям своим завещал делать так.

Они и делали. Но явился из Большой Бухары Шейбани-хан, правнук Чингиса-завоевателя, чтобы по-бухарски править. И началась вражда правителей, а значит война законов, вер. То шейбанцы сильнее окажутся, то тайбугины.