Столпы Земли - Фоллетт Кен (книги онлайн бесплатно серия .TXT) 📗
Начались молитвы по усопшим, а Филип мучился неотвязной мыслью: что за послание прислал король Генрих II Кингсбриджскому монастырю. Новости, судя по всему, вряд ли были из приятных. Последние шесть лет король был в ссоре с Церковью. Спор вышел из-за несогласия по вопросу о правомочности церковного суда: несговорчивость короля и чрезмерная горячность архиепископа Кентерберийского Томаса Бекета не позволили им пойти на уступки друг другу, и разногласия переросли во вражду. Бекет был вынужден отправиться в изгнание.
Как ни печально, англиканская Церковь не встала на его сторону. Многие епископы, и среди них Уолеран Бигод, поддержали Генриха в надежде завоевать благосклонность монарха. Но Папа пытался всячески повлиять на короля, чтобы примирить его с Бекетом. Самым тяжелым результатом этого спора было то, что стремление Генриха получить поддержку внутри англиканской Церкви давало жадным до власти епископам вроде Уолерана значительное влияние в церковном суде. Вот почему послание от короля казалось Филипу угрожающим как никогда.
Джонатан вернулся и вручил приору пергаментный свиток, скрепленный воском и огромной королевской печатью. Монахи внимательно следили за Филипом. Он решил, что не стоит, пожалуй, заставлять их думать в эту минуту о молитвах по душам усопших, когда в руках у него было такое важное послание.
– Хорошо, – сказал он, – мы продолжим позднее. – Сорвав печать, он развернул свиток, пробежал глазами первые приветственные слова и передал послание Джонатану. – Зачти нам, пожалуйста.
После подобающих приветствий король писал: «Новым епископом Линкольнским я назначаю Уолерана Бигода, в настоящее время епископа Кингсбриджского».
Голос Джонатана потонул в хоре голосов. Филип с отвращением покачал головой. Уолеран потерял всякое доверие в здешних краях после разоблачений на суде, и ему как епископу пути больше, казалось, не было. Так, значит, он все-таки сумел уговорить короля сделать его епископом Линкольна – одной из самых богатых епархий в мире. После Кентербери и Йорка Линкольн был наиболее влиятельной епархией в королевстве. Оттуда оставался лишь небольшой шажок к сану архиепископа. Не исключено, что Генрих готовил Уолерана на место Томаса Бекета. Сама мысль о том, что его заклятый враг может стать архиепископом Кентерберийским, главой англиканской Церкви, была Филипу настолько отвратительна, что ему стало не по себе.
Когда монахи наконец успокоились, Джонатан дочитал фразу до конца:
– ... И я рекомендовал декану и капитулу Линкольна избрать его.
Ну что ж, подумал Филип, это легче сказать, чем сделать. Королевская рекомендация была равносильна приказу, хотя и не всегда: если собрание капитула Линкольна выступит против Уолерана или у них появится своя кандидатура, король может столкнуться с трудностями. Не исключено, что ему удастся в конце концов добиться своего, но пока его решение было далеко не окончательным.
А Джонатан тем временем продолжал:
– Приказываю вам, капитулу Кингсбриджского монастыря, провести выборы нового епископа Кингсбриджа; и рекомендую избрать на этот пост слугу моего Питера из Уорегама, архидиакона Кентерберийского.
Шквал протестующих голосов поднялся в зале собраний капитула. Филип похолодел от ужаса. Подумать только, этот надменный, обидчивый, самоуверенный архидиакон Питер был выбран королем на место епископа Кингсбриджа! Он ведь ничем не лучше Уолерана! И хотя оба были набожны и богобоязненны, они слишком уверовали в собственную непогрешимость, выдавая свои желания за Божью волю, и добивались цели, не останавливаясь перед жестокостью. Если Питер станет епископом, Филипу придется всю оставшуюся жизнь в качестве приора бороться за соблюдение законности и приличий в округе, где будет править железной рукой такой бессердечный человек. А если к тому же Уолеран займет место архиепископа, то никаких надежд и вовсе не останется.
Филип рисовал в своем воображении страшные времена, которые ожидали их. Это будет еще хуже, чем в годы гражданской войны, думал он, когда графы, подобные Уильяму, творили все, что им вздумается, а надменные священники не обращали никакого внимания на нужды людей; монастырь совсем зачахнет и станет лишь бледным напоминанием о былом величии. От этих мыслей злость вскипела в нем.
И он был не один, кто возмутился решением короля. Ревизор Стивен вскочил со своего места, раскрасневшийся от негодования, и выкрикнул что было мочи:
– Не бывать этому! – Это было против приказа Филипа говорить в здании капитула тихо и рассудительно.
Монахи одобрительными возгласами поддержали его, но тут Джонатан, показав еще раз всем свою мудрость, задал решающий вопрос:
– А что мы можем сделать?
– Надо ответить отказом на пожелание короля! – сказал повар Бернард, который с каждым годом становился все толще и толще.
Несколько голосов поддержали его.
– Мы напишем королю, что изберем того, кто нас больше устраивает! – сказал Стивен. И робко добавил: – С Божьей помощью, разумеется.
– Я не согласен, что нам следует с порога отвергать решение короля, – вступил Джонатан. – Чем упорнее мы будем в своем неповиновении Генриху, тем больший гнев вызовем на наши головы.
– Джонатан прав, – поддержал его Филип. – Человек, который проигрывает битву своему королю, может рассчитывать на снисхождение; тот же, кто одерживает победу, чаще всего обречен.
– Но ты же просто сдаешься! – взорвался Стивен.
У Филипа в душе тоже бушевали страсти, но ему приходилось соблюдать внешнее спокойствие.
– Стивен, держи себя в руках, прошу тебя, – сказал он. – Мы, конечно же, должны всеми силами бороться против этого назначения. Но делать это следует умно и осторожно, избегая открытого столкновения.
– Так что же нам делать? – спросил Стивен.
– Пока не знаю, – ответил приор. Поначалу он чувствовал себя подавленным, но сейчас решимость вновь просыпалась в нем. Эту битву он вел год от года всю свою жизнь. Начиналась она здесь, в монастыре, когда он одолел коварного Ремигиуса; потом перекинулась на всю округу, и ему пришлось противостоять Уильяму Хамлею и Уолерану Бигоду; и вот теперь предстояло вести борьбу по всей стране. Он бросал вызов самому королю Англии.
– Думаю, мне надо отправиться во Францию, – сказал Филип. – Повидаться с архиепископом Томасом Бекетом.
В самые тяжелые времена Филипу всегда удавалось найти выход из трудного положения. Всякий раз, когда его монастырю или его городу угрожала смертельная опасность, он умудрялся придумать не только как защититься, но и как нанести ответный удар. Не всегда, правда, он был уверен в успехе, но не было случая, чтобы он растерялся и не знал, как поступить. Сейчас, похоже, настал именно такой момент.
Он все еще пребывал в растерянности, когда ступил на землю городка Сене, к юго-востоку от Парижа, во Французском королевстве.
Местный собор был одним из самых крупных, которые ему приходилось видеть на своем веку. Неф в поперечнике был никак не меньше пятидесяти футов. В отличие от собора Кингсбриджа, этот был не таким светлым, но внутреннее пространство его поражало глаз.
Путешествуя по Франции первый раз в своей жизни, Филип словно открывал для себя, какое разнообразие царило в архитектуре церквей; он понимал, как все это отразилось на ощущениях и замыслах Джека, откуда у того появилось сразу так много новых идей. Особенно остро он почувствовал это, когда посетил знаменитый собор в Сен-Дени. Попали ему на глаза и две церкви с парящими, как у Кингсбриджского собора, опорами: наверное, местные мастера столкнулись с теми же трудностями, что и Джек, и нашли похожее решение.
Филип не мог не засвидетельствовать свое почтение архиепископу Сенса Уильяму Белые Руки, талантливому молодому священнику, который доводился племянником последнему королю, Стефану. Архиепископ пригласил Филипа отобедать с ним. Тот был чрезвычайно польщен, но от предложения вынужден был отказаться: ему не терпелось после столь долгого пути повидаться с Томасом Бекетом. Приняв участие в мессе, Филип покинул город и отправился вверх по течению реки Йонны.
