Гонители - Калашников Исай Калистратович (книги бесплатно без .txt) 📗
– А где живут твои матери?
– Ты не хочешь делать свистульку, и я тебе ничего не скажу. Уходи, не мешай нам играть! А то мои нукеры свяжут тебя.
Опасаясь, что маленький гордец подымет шум, Тамча вернулся в толпу.
Перед входом в юрту слуги разостлали большой войлок. Хан Тэмуджин вышел из юрты, остановился, ссутулив плечи, обвел взглядом толпу. Под взглядом хана люди снимали шапки, припадали лбами к земле. Склонился и Тамча. Когда поднялся, хан уже сидел, подвернув под себя ноги в чаруках на толстой мягкой подошве, крупные руки лежали на коленях, туго обтянутых полами халата. Невысокая, широколицая и скуластая женщина села рядом. Следом за ней из юрты вышли Есуй и Есуген. Хан повернулся к ним. В рыжей бороде блеснули зубы – милостиво улыбался. За сестрами из юрты повалили нойоны, степенно рассаживались всяк на свое место. Сели и сестры. Тамча, забыв об опасности, раздвигал людей локтями, наступая на ноги, пробирался вперед.
На него шикали, зло толкали в спину. Остановился за первым рядом людей. От Есуй его теперь отделяло расстояние в два-три копья. «Есуй, я здесь! Я здесь! Здесь!» – кричала его душа, и он до боли сжал челюсти, чтобы этот крик не сорвался с языка.
Словно услышав его, она приподняла голову, пустыми глазами посмотрела перед собой. Он приподнялся на носках, чтобы Есуй его увидела. И она увидела. Глаза расширились, вся невольно подалась вперед. «Есуй, я здесь! – ликовал он. – Я вижу тебя! Я не дам тебя в обиду!»
На ее черных ресницах набухли слезы, скатились по щекам, оставив две поблескивающих дорожки. Казалось, душа ее криком кричит о спасении. Есуген заметила, что с сестрой творится неладное, быстрым взглядом, обежала толпу, увидела его, вздрогнула.
Хан Тэмуджин слушал какого-то толстого нойона, благосклонно улыбаясь ему, но, покосившись на сестер, мгновенно потемнел лицом, двинул рукой, заставляя нойона замолчать. Глаза под короткими-нахмуренными бровями налились холодом.
– Есуй, ты нашла кого-то из своих? – спросил он негромко.
Она затрясла головой с таким отчаянием, что только подтвердила догадку хана. Ее хотела выручить Есуген:
– Прости, господин наш, ей сегодня нездоровится.
Но и эта ложь получилась неумелой, неуверенной. Взгляд хана, как хлыст, секанул по толпе. Все невольно умолкли и замерли.
– А ну, выходи, сын татарского племени!
Тамча подумал, что эти слова обращены прямо к нему, опустил руку, нащупал на поясе рукоять ножа. Но жесткий, холодный взгляд хана не задержался на его лице. И он остался стоять на месте. Рыжие усы хана растопорщились, он ждал, уверенный в своей силе и власти. Но толпа была безмолвной и неподвижной.
– Трус! – бросил сквозь зубы хан, приказал:
– Все разойдитесь и станьте каждый к своему племени.
«Погиб я, Есуй!» – пронеслось в голове Тамчи. Толпа разбредалась, редела. Он в последний раз взглянул на Есуй, неторопливо, чтобы не привлекать к себе внимания, направился к коновязи.
– Куда? – окликнул его караульный. – Становись к своим.
Он попробовал незаметно пристроиться к чужому племени, но его прогнали. Что делать? Что делать? Он вспомнил маленького гордеца Тулуя, подбежал к мальчикам, схватил ханского сына, кинул на плечо и пошел к коновязи. Тулуй завизжал. Старшая жена хана с непостижимым для ее полноты проворством вскочила на ноги, бросилась к нему. Он погрозил ей ножом:
– Не подходи! Никто не подходи! Зарежу мальчика! Отойдите все от коновязи!
Воины похватали луки, копья, наставили на него. Мать Тулуя замахала короткими руками:
– Отверните оружие, вы убьете моего сына! Тэмуджи-ин!..
Тамча подошел к коновязи, оглядываясь, притискивая к плечу орущего мальчика, стал отвязывать оседланную лошадь. И вдруг понял, что все делает напрасно. Не уйти. За ним пойдут воины. Сменяя друг друга, они будут гнаться до тех пор, пока не убьют… Да и зачем жить, если тут остается Есуй… Он поставил Тулуя на землю, подтолкнул к матери, сам медленно пошел к ханской юрте. Успел сделать всего лишь несколько шагов. Кто-то ударил копьем в спину. Он услышал крик Есуй, и ему показалось, что не от удара, а от этого крика остановилось его сердце.
На ровном огне Тайчу-Кури подсушивал древки стрел. Каймиш ушла в курень. Судуй отправился ловить коня, собираясь куда-то ехать. Когда он вернулся, ведя лошадь в поводу, Тайчу-Кури спросил:
– Куда едешь?
– На охоту. В степь.
– Охота, охота… Лучше бы помог мне. Охотиться всяк дурак может. Я в твои годы все время работал, не бегал за тарбаганами. Я тебя избаловал.
– Я же еду с Джучи, отец. – Сын хитро усмехнулся. – Но если ты не желаешь, я останусь.
– С Джучи – другое дело. Если сын Тэмуджина полюбит тебя, как любит меня сам Тэмуджин, большим человеком станешь.
Судуй заседлал коня, повесил на пояс саадак с луком и стрелами, легко вскочил на коня и поехал. Тайчу-Кури смотрел ему вслед, тихо радовался.
Сын становится взрослым. Идет время, растут дети, меняется жизнь.
Из куреня возвратилась Каймиш.
– Возле ханской юрты что-то шумно. Говорят, кого-то убили.
– Ты меньше слушай… Наш Судуй уехал на охоту с Джучи. Хороший сын у хана Тэмуджина. Он всегда берет в товарищи Судуя. А почему, думаешь? Ценит нашего парня. Да и как его не ценить? Из лука стреляет лучше всех сверстников. Проворен, когда нужно. Спокоен и добронравен, как я… или ты.
– Опять расхвастался! А стрела горит!..
– Э-э, и верно! – Выхватил из огня горящее древко, сбил пламя. Испортил. И все из-за твоей болтовни!
Каймиш подергала его за ухо, ушла в юрту. Но вернулась.
– Тайчу-Кури, а не нашего ли татарина убили? Как я сразу не подумала…
– За что его убивать? Не говори глупостей, Каймиш.
А у самого на душе вдруг стало неспокойно. Могли и убить. Долго ли?
Жизнь человеческая стала дешевле стрелы. Правда, и раньше она была не дороже. Но очень уж много гибнет теперь людей.
Перед полуднем к юрте подскакали воины. Джэбэ, бывший нукер Аучу-багатура, опустил копье с насаженной на него головой человека, тряхнул. Голова упала, покатилась к огню, сухо затрещали охваченные пламенем волосы. Тайчу-Кури вскочил, откатил голову, с испугом взглянул на хмурого Джэбэ.
– Узнаешь? – спросил Джэбэ. – Как ты мог пригреть у себя злейшего врага хана Тэмуджина?
– Врага?.. Какого врага? – Тайчу-Кури просто не знал, что и говорить, косился на голову молодого татарина с опаленными, дымящимися волосами – по спине бежали мурашки.
– Поработайте, ребята, – сказал Джэбэ. – Не надо и палок искать. Сам для себя наготовил.
Воины неспешно слезли с коней, повалили его на землю. Каймиш бросилась на выручку, но ее ударили кулаком по лицу. Она упала. Тут же вскочила и с криком: «Спасите!» – побежала в курень.
Давно не битое тело Тайчу-Кури содрогалось от каждого удара. Он стонал, корчился, рвался, скрипел зубами, но дюжие воины все плотнее прижимали его к земле, и удар следовал за ударом по одному и тому же месту. От невыносимой боли помутилось в голове. Меркнущим сознанием он уловил стук копыт, плач Каймиш и чей-то окрик:
– Что за самоуправство?
Его перестали бить, но не отпускали, он хватал открытым ртом воздух и с ужасом думал, что если будут бить еще, он не выдержит и десятка ударов.
– Мне было велено найти сообщников зловредного татарина и палками забить до смерти.
– Какой он сообщник! Это Тайчу-Кури. Мы с ним помогали хану, когда ты, Джэбэ, кулаком вытирал свои сопли. Уезжай отсюда. Я сам разберусь.
Тайчу-Кури узнал говорившего – Джэлмэ, сын кузнеца Джарчиудая. Воины уехали. Тайчу-Кури повернулся на бок, охая и ругаясь.
– Пойду к хану… Он им задаст.
– Не суйся, куда тебя не зовут! – грубо сказал Джэлмэ. – Не делай того, о чем не просят. Благодари свою жену… Прикончили бы тебя. И за дело. То ты привечал у себя Чиледу, то этого татарина. Смотри, Тайчу-Кури.
С помощью Каймиш он перебрался в юрту, лег животом на войлок. Жена гладила его по голове, не переставая плакала. Он взял ее за руку, попросил:
