Гусар - Перес-Реверте Артуро (бесплатные книги онлайн без регистрации txt) 📗
Фредерик сравнил ленивое спокойствие ветерана с южной горячностью и невыносимой болтливостью Филиппо, с беззаветной решимостью, но не вполне оправданной верой де Бурмона. И с тревогой подумал, что, возможно, из них троих один только старый гусар и прав.
Трубач сыграл сбор для офицеров. Фредерик вскочил, оправляя доломан, а де Бурмон опрометью бросился к своей лошади. Филиппо и Жерар уже скакали навстречу майору Берре и ротмистру Домбровскому, бешеным галопом несшимся вниз по склону холма к ущелью.
Фредерик кое-как напялил кольбак, сунул ногу в стремя и вскочил в седло. Не дожидаясь офицерских приказов, унтеры сами строили рядовых в колоны. Небо совсем нахмурилось, вновь угрожая дождем.
— Вот оно Фредерик! Наш черед!
Де Бурмон изо всех сил пытался умерить нервную пляску своего коня. Непроницаемый Берре ожидал других офицеров под орлиным штандартом, которым размахивал подпоручик Блондуа. Гусары окружили своего командира: серьезные лица, напряженные взгляды, медвежьи шапки, синие мундиры, расшитые золотом. Цвет императорской легкой кавалерии, офицеры Первого эскадрона Четвертого гусарского полка: ротмистр Домбровский, поручики Маньи, Филиппо и Жерар, подпоручики Лаффон, Блондуа, де Бурмон и сам Фредерик… Люди, которые совсем скоро поведут сотню гусар к славе или к гибели.
Берре холодно рассматривал подчиненных единственным глазом. Никогда еще Фредерик не видел командира таким решительным, таким суровым.
— В одном лье отсюда Восьмой легкий столкнулся с двумя испанскими пехотными батальонами. Наша пехота сдерживает неприятеля с большим трудом, и потому мы получили распоряжение атаковать и рассеять испанцев. Два эскадрона, включая наш, остаются в резерве, а Второму выпала честь вступить в сражение… Вопросы есть? Отлично… В таком случае мне остается лишь пожелать вам удачи. По местам, господа.
Фредерик задохнулся от разочарования. Неужели это все? А как же особые мужественные слова, призванные вдохновить воинов на битву за Императора? Не то чтобы юноша ждал от майора возвышенной патриотической речи, но ему всегда казалось, что перед боем командир должен напомнить солдатам о долге и разжечь в их сердцах жажду славы. А теперь Фредерику метилось, что его обманули. Вместо слов, которые могли принести ему бессмертие, майор ограничился банальными распоряжениями: занять позиции там-то, делать то-то. Вот полковник Летак наверняка знал бы, что сказать своим гусарам, прежде чем вести их на поле битвы, откуда многим не суждено вернуться; жаль, что его целый день не было видно.
Трубач сыграл построение. Берре, лихо подбоченясь, поскакал вперед, за ним тронулись Блондуа, сжимавший в руках древко штандарта, и штаб-трубач. Ротмистр Домбровский оглядел остальных ледяными серыми глазами:
— Вы все слышали, господа.
Других слов не требовалось. Эскадрон был построен и готов выступить: восемь рядов по двенадцать человек в каждом, по бокам унтер-офицеры, образовали колонну в пятнадцать шагов шириной и длиной почти семьдесят. Домбровский занял место во главе строя, рядом с Берре. Фредерик и де Бурмон переглянулись. Юноша внимательно посмотрел на своего друга, на всякий случай стараясь запомнить его открытый взгляд и широкую улыбку, пшеничные усы, благородное лицо, обрамленное темным мехом и золоченым ремнем кольбака, светлые кудри, волевой подбородок. Мишель де Бурмон был слишком красив, чтобы умереть. Фредерик молил судьбу оставить друга целым и невредимым, дать крылья его коню, дать ему сил одолеть врага.
— Мы будем жить и победим, дружище, — пообещал де Бурмон, словно прочитав его мысли.
Раз верный друг свято верит в победу, как может быть иначе? Фредерик хотел было что-то сказать, но горло сдавили непрошеные слезы. Покраснев, он молча снял перчатку и крепко сжал руку товарища.
Снова пропел горн, и первый эскадрон Четвертого гусарского начал свой путь к славе.
Чем выше поднимались гусары по склону холма, тем сильнее становился дождь. Вслед за Берре, Домбровским и штандартом тянулась первая рота во главе с поручиком Филиппе Фредерик ехал во втором ряду, замыкая свое отделение, а де Бурмон скакал следом, возглавляя свое. В середине второго отделения, которое вел поручик Маньи, находились Лаффон и Филиппо. Колонна была построена по всем правилам, словно не спешила на битву, а собиралась пройти торжественным маршем перед самим Императором.
Строй гусар тянулся среди поросших оливами холмов, словно гигантская змея. С приближением битвы смолкли досужие разговоры. Всадники ехали молча, мрачно глядя в спины тем, кто скакал впереди.
Землю совсем развезло от дождя, в лужах застыли куски лилового неба. Фредерик откинулся в седле, перебирая пальцами узду. Внешне юноша был совершенно спокоен, но душа его трепетала от близкой канонады, словно война стремилась завладеть им, проникнуть в его сердце.
В голове Фредерика мучительно крутилась одна и та же навязчивая мысль. Она возникла во время последнего разговора с де Бурмоном, и юноша ни за что не стал бы высказывать ее вслух. Давным-давно, в раннем детстве, Фредерик любил бросать в огонь оловянных солдатиков и наблюдать, как металлические фигурки оплывают и меняют форму, охваченные пламенем. Юноша подумал о командирах, способных отправить на смерть тысячи людей из-за нелепой ошибки в расчетах, собственного тщеславия или простого стечения обстоятельств, и вообразил чудовищную картину: два монарха кидают в пекло солдатиков из крови и плоти, чтобы посмотреть, что с ними сделает огонь. Ротам, батальонам, целым полкам была уготована одна и та же участь. Их судьбы — и сама мысль об этом приводила Фредерика в ужас — находились в руках одного человека, какого-нибудь императора или короля. Юноша не посмел сказать об этом своему другу, опасаясь предстать в глазах де Бурмона трусом. Тому и так не слишком понравились сомнения Фредерика. Де Бурмон был цельным человеком, прирожденным солдатом, храбрым и благородным. И Фредерик с горечью подумал, что, возможно, одолевшие его горькие мысли на самом деле — признаки тщательно скрытой трусости, недостойной того, кто носит гусарский мундир.
