Салават Юлаев - Злобин Степан Павлович (полные книги .txt) 📗

— А когда в палачи?! — злобно усмехнулся в ответ Хлопуша.

— Ерёмина курица! Что ты! Христос с тобой! Не к лицу бы оно знатному ватаману такому! — Хозяин даже перекрестился на образ.

Он знал, что Хлопуша и беглый каторжник, и бродяга, и конокрад, и разбойник, и всё же готов был принимать его в своём доме, кормить и поить и стукаться чаркою за его здоровье, но палача он не мог вынести у себя за столом. Озлобленная усмешка Хлопуши сказала ему, что слово «палач» сорвалось с языка его гостя не в шутку… Ерёмина Курица поставил обратно на стол поднятую было заново чарку и отложил кусок хлеба с солью, приготовленный для закуски. Палач! Омерзительное это слово в народе могло вызывать лишь презрение, ненависть к человеку, которого так называют… Не может быть!

— Тьфу ты, бес, напужал! Ну, шутни-ик! — попробовал отмахнуться от этого слова хозяин.

— А я не шучу, — упрямо сказал Хлопуша. — Сам-то не верю, как быдто во сне… Да поделом и наука мне — взялся не за своё: вишь, захотел со рваной ноздрей ко царю во помощники…

Хозяин умёта вздрогнул и незаметно скользнул взглядом по двери соседней горницы.

— Как так к царю?.. К какому царю?.. Ведь у нас на престоле не царь, а царица!.. — забормотал умётчик в растерянности.

— Э, да брось — «на престоле»! Мало ли кто на престоле!.. — отмахнулся с досадой безносый гость. — Загадали по слуху мы с молодцом на Волгу. Народ расслышал, что там государь объявился… — таинственно сообщил Хлопуша, понизив голос. — Пошли мы в Самару. Мыслили — государю нужны удальцы. Народ-то по Волге вокруг, ну, скажи ты, — кипит! Повсюду слух: «Объявился!» А где объявился — никто и не знает того. Ну, мы стали рыскать, слухи пытать… И дознались, что государя злодеи схватили и в остроге томят… Аж в груди загорелось! — воскликнул Хлопуша и с яростью стукнул по столу кулаком. — Ну, мол, нет! Уж мы не дадимся в обиду. Сколько лет ожидали, томились. Тюрьму разорим, а государя отымем… Мыслил я — на своих плечищах на каторжных донесу его сам до престола… — Хлопуша вскочил со скамьи, глаза его разгорелись. — А кто бы за мной не пошёл?! Мыслил так: из тюрьмы его вынесу, света, на площадь да гаркну: «Народ! Вот ваш государь законный! За нужды ваши, за горе, за слезы заступа!..» Как знамя нёс бы… Ты подумай — Россия! Вон что!.. А как добраться? Как вызволить?!

Ерёмина Курица был увлечён рассказом Хлопуши, весь подался к нему.

— Ну? — в нетерпении поощрил он.

— Палач оказался в остроге знакомец. Нам вместе с ним за разбой ноздри рвали. Сошлись… Раз выпили, два… Во помощники кличет… Тьфу, мерзость!.. — Хлопуша отплюнулся и глухо добавил: — Пошёл к нему…

— Ерёмина курица! — растерянно встал хозяин.

— Для государева дела! — с усмешкой закончил Хлопуша и злобно расхохотался. — И пришлось мне своею рукой, — сказал он, — анператору всей Руси, государю на шею верёвку мылить…

Хозяин вскочил, заметался по горнице…

— Спаси господи!.. Как так?.. Да тише ты, тише!.. Как так?.. Ерёмина курица, как же?.. Да как же?!

— А так! Удавили! — с подчёркнутой грубостью оборвал Хлопуша. — Перед смертью покаялся всем, что вовсе не государь, а беглый приказный из Нижнего…

— И повесили? — переспросил с облегчением хозяин. — Что ж, вору мука за самозванство! — бойка сказал он. — Ведь грех-то, грех-то какой! — Он зашептал: — Ведь подлинный государь-то, болезный, в народе ходит, а тот, вишь, за него во дворец захотел, на перины!.. Ну как же не грех! А подлинный государь-то, ерёмина курица…

— Э-э, брось ты, Ерёмин Петух! Какой там к чертям государь, прости господи! — оборвал Хлопуша. — Хватит уж! Ждали да ждали… Ведь народ как дитё: чем бы ни тешился… Умыслили цацку себе… государя…

— Ерёмина курица, ты, слышь, потише! — вдруг строго предостерёг хозяин. — Зря плетёшь!

— Не верю я в государя больше, — убеждённо настаивал Хлопуша, — и никогда не поверю, хотя тут вот под образа посади его! Сам верёвку намылил на беглого ябеду…

— И был беглый ябеда! — внезапно раздался звучный голос за спиною Хлопуши. — А то — го-су-да-арь! Иная статья, атаман. Ты не путай!..

Все вздрогнули, оглянулись.

Темнобородый широкоплечий человек стоял на пороге соседней горницы.

Салават и Хлопуша вскочили с мест.

— А ты кто таков? — запальчиво и дерзко спросил Хлопуша. — Шапка твоя за печью, водку твою я выпил. А ты кто таков?

Но Пугачёв словно не слышал его вопроса.

— Государь изволением божьим ушёл от злодеев. Не ты, так другие ему пособили: народ спас… А беглый приказный, вишь, муку принял за государя. Сказать, што ль, — венец терновый!.. Может, ныне приказный тот, — Пугачёв торжественно перекрестился, — может, ныне за муку он в ангельском чине в раю…

Хозяин перекрестился вслед за Емельяном. Хлопуша молча потупился.

— Что?! Вот то-то! Не цацки!.. — внушительно заключил Емельян.

— Стало, жив государь-то, значит?! — с простодушной радостью, по-юношески звонко спросил Салават.

Но не обращая никакого внимания на юнца, умётчик в лад с Емельяном, подступив к Хлопуше, поучающе сообщил:

— Есть люди такие, что сами видали царские ясны очи…

Оттолкнув Ерёмину Курицу, Хлопуша шагнул к Пугачёву.

— А ты кто таков, я спрошаю?! — по-прежнему с дерзким вызовом повторил он. — Кто таков ты? Отколе?

Пугачёв поглядел с насмешкой.

— Я?.. Архирей… заморских земель! Дедушка нихто да бабушка пыхто!.. А вот ты продерзкий языня!.. Я тебя впервой вижу, не знаю, а ты пытаешь — кто да отколь… А сам, говорил, в палачах был… Тебе всё равно, а моё дело тайность… Великое дело!..

— А мне — все равно?! — с горечью переспросил Хлопуша и вдруг злобно вскинулся: — Да и то всё равно! Вот уйду с Салаваткой в Башкирду, приму магометскую веру, да и шабаш! Что мне ваши дела? Я клеймёное рыло, рвана ноздря, беглый каторжник, да ещё ко всему и разбойник, да тьфу ты, палач!..

— Афанасий Иваныч, постой! — кинулся умолять умётчик. — Да ты не бери в обиду… Время сам знаешь какое — у стен и то уши!.. Его милость симбирский купец Иван Емельянов проездом гостит, по купечеству ездил повсюду и ведает много…

— А мне ни к чему! — раздражённо прервал Хлопуша. — У меня ведь купцам, что дворянам, — едина честь: сук да верёвка! Пойдём, Салават! — позвал он и взялся за шапку.

Салават живо на плечи вскинул мешок.

— А ты зря, ватаман, серчаешь! — остановил Пугачёв Хлопушу. — Не всякое слово в строку. У меня примета такая: кто с первой встречи повздорит, с тем дружба вовек не порушится. Знать, нам с тобой подружить!..

Хлопуша взглянул в ясные, горящие глаза Пугачёва. Приветливая, хитроватая и добрая улыбка его располагала к нему сердце.

— Идём-ка сюды, потолкуем, — позвал Хлопушу Ерёмина Курица, кивнув на дверь горницы, куда услал Пугачёва при стуке в ворота.

— Идём, что ль! — мигнул Пугачёв. — Да брось, не серча-ай! — сказал он, дружески положив сильные руки на плечи атамана.

Хлопуша не сразу сдался. Задумчиво и испытующе обвёл он взглядом обоих и, увидав особую торжественную таинственность в их взглядах, вдруг бросил шапку на лавку.

— Айда! — решительно согласился он. — Ты, слышь, Салават, пожди тут, а я с ними…

Все трое вышли.

Салават остался один с мешком за плечами. Обида ожгла его. Он стоял посреди избы в задумчивом оцепенении.

«Кунак Салават, друг Салават, — думал он. — Салават за Хлопушей в огонь и в воду, все вместе… А когда дело большое пришло, тогда — погоди тут один, Салават!.. Купец, видишь, умный приехал, царя видал, знает много, а ты, значит, глуп! Ты тут сиди, Салават!.. Битты! [10] Довольно уж, Афанас Иваныч! Твоя дорога туда, моя дорога сюды, Афанас Иваныч!..»

Салават поправил мешок за плечами, тронул шапку и выскочил вон, во двор. Почти бегом он бросился под навес, где кормились кони, быстро взнуздал своего и хотел вскочить на седло, как кто-то рванул его вниз за подол бешмета. Он оглянулся.

— Тпру! Стой!.. Погоди!.. — услышал он девичий голос. — Куды ты, с хозяином не простясь, из ворот?!