Деревянные актёры - Данько Елена Яковлевна (книги бесплатно полные версии TXT) 📗
– Мейстер Вальтер, я добыл Геновеву!
– Молодец, Иозеф! – ответит мейстер Вальтер и отнесёт куклу Марте.
Азарта уже, верно, спит, досыта наплакавшись. Мейстер положит ей куклу на подушку. Утром проснется Марта, а Геновева – тут она!
Я вошёл в тёмную рощу. Вдруг мне показалось, что я сбился с дороги. Нет, вот она, дорога, – под ногами, а вдали сквозь деревья просвечивают залитые луной поля. Над пригорком мелькнула колокольня. Я прибавил шагу. Вот плетни, овины, колодец посреди улицы.
За плетнем залаяла собака. Ей визгливо ответила другая, и громким басом отозвалась третья. Я припустил по улице, но все собаки в деревне уже проснулись, и лай несся со всех дворов. Справа над забором показалась чёрная морда, сверкая глазами. Собака спрыгнула на улицу, а за ней, взмахнув хвостом, выскочила другая. Слева из подворотни на меня бросился лохматый пёс. Я помчался сломя голову, собаки стаей неслись за мной. Догонят – разорвут на клочки! Сейчас они схватят меня зубами за ноги. Где же корчма?
Вдруг из-за угла выскочил какой-то человек и бросился мне наперерез. С размаху я налетел на него. Он крепко обхватил меня руками и заорал:
– А, голубчик, попался! Сам прибежал! Да цыц вы, проклятые!
Собаки рыча остановились. Я узнал толстого сельского сторожа с носом луковицей, который когда-то оставил нас без обеда. Он схватил меня за шиворот и потащил на крыльцо. Я не сопротивлялся: уж очень был рад, что избавился от собак.
Втолкнув меня в сени, сторож снял фонарь со стены. На лавке дремал безусый стражник, держа ружье между колен.
– Вот! – торжествующе крикнул сторож. – Я поймал его, пока ты сны видел! Тот?
– Тот! – отвечал стражник, протирая глаза. – Рожа черномазая, – видать, что итальянец.
– Ну? – грозно крикнул сторож, выпятив грудь. – Признавайся, малый, где она у тебя? Отвечай добром, а то мы с тебя семь шкур спустим!
Я невольно прижал к себе Геновеву. Неужто они уже знают?
– Куда ты её запрятал?
– Я не украл её, это Мартина кукла… – забормотал я.
– Э, да чего там разговаривать! Его надо обыскать! – И сторож стал стаскивать с меня куртку. Стражник лениво помогал ему. Я как волчок бился и вертелся в их руках, локтями и зубами защищая Геновеву, но сторож всё-таки вырвал её у меня. Стражник поднёс фонарь.
– Кукла! – воскликнули они оба в один голос и замолчали.
Я тоже молчал. Свет от фонаря золотил деревянное личико Геновевы.
– Тьфу! – сказал наконец стражник. – И на черта ты, малый, таскаешь с собой куклу?
– Постой, друг! – Сторож поднял вверх толстый палец, похожий на сосиску. – Меня не проведешь! Я недаром служил на границе и контрабандистов вылавливал! Эта кукла у него неспроста! Он в неё что-нибудь запрятал.
И сторож стал трясти многострадальную Геновеву.
– Не трогайте куклу! Вы её испортите! – кричал я.
– Да ну тебя, брошка чуть не с ладонь, где она уместится в кукле-то? – сказал молодой и отобрал Геновеву у сторожа.
– Знаем, знаем, он, может быть, брильянты повыковыривал и в куклу спрятал… Знаем мы эти штучки. – И сторож, выхватив Геновеву у стражника, продолжал её теребить.
– Какая брошка? Какие брильянты? Отдайте мне куклу, меня мейстер Вальтер ждет! – орал я.
Сторож бросил Геновеву и почесал за ухом.
– Ну что ж, посадим его в холодную, а завтра отправим в Тольц, там разберутся… – зевая, сказал стражник.
Он толкнул меня в тёмный чулан и запер дверь. Я упал на охапку соломы и, сжимая в руках растрёпанную Геновеву, раздумывал: за что они меня схватили?
МАЛЬЧИК С ОБЕЗЬЯНОЙ
Я проснулся на заре. Сквозь маленькое оконце брезжил свет. За дверью слышались голоса.
– Как, ещё один? – спросил стражник.
– Ну да, тот самый. Я поймал его, когда он кур воровал у старого Штрумпфа, – ответил незнакомый голос.
– А это кто? Сущий чертёнок!
– Обезьяна. Видишь, он её за деньги показывает. Ну и народ! Вчера одного с куклой поймали, сегодня другого с обезьянкой… оба черномазые…
– Такое уж их дело…
Дверь отворилась, и стражник втолкнул в чулан оборванного мальчишку. Он с размаху упал на солому рядом со мной и захныкал, размазывая грязь по лицу. На его плече, крепко уцепившись за рваный ворот, сидела серая обезьянка. Матросы привозили таких из дальних стран и разгуливали с ними по докам Венеции. Обезьяна смотрела на меня блестящими, как пуговички, глазами, хлопала красноватыми веками и маленькой тёмной ручкой поправляла свой ошейник. Потом она тоже захныкала и полезла к мальчишке под куртку. Он оттолкнул её и сказал по-итальянски:
– Пошла прочь, Бианка!
Я взглянул в измазанное лицо мальчишки и ахнул: Пьетро! Да, это был Пьетро из театра Мариано, лукавый Пьетро, наш вечный обидчик, – но как же я обрадовался ему на чужой стороне!
– Пьетро, миленький, откуда ты? Куда идешь?
У меня даже голос оборвался от радости. Пьетро взглянул на меня и усмехнулся. Он, казалось, ничуть не удивился нашей встрече. Потом он отвернулся и заворчал:
– Черти… Привязались ко мне с какой-то брошкой… Дурак я, что ли, брошки воровать, – за это и повесить могут…
– Да как ты сюда попал? Мариано тоже здесь? Почему вы не подождали нас в Падуе? Знаешь, мы хотели вас догнать по дороге в Тироль, мы везде про вас расспрашивали… Куда вы пошли из Виченцы? – засыпал я Пьетро вопросами.
Пьетро презрительно подёрнул губами.
– Мы вовсе не заходили в Виченцу. Мариано нарочно соврал на постоялом дворе, будто мы идём в Виченцу, чтобы след запутать.
– Чтобы след запутать? – ахнул я.
– Ну да. Ты думаешь, нам больно хотелось с вами связываться? Мариано то и дело говорил: «Как бы мне избавиться от этих щенят!» Денежки вашего синьора Гоцци он ещё в «Белом олене» прокутил! – с удовольствием рассказывал Пьетро, насмешливо поглядывая на меня.
– Куда вы пошли потом?
– Мы жили в одной деревне у брата Мариано, поджидали, пока из Венеции придёт старый Якопо со своей скрипкой. Ведь без музыки нельзя давать представление. Ну, когда Якопо пришёл, мы тронулись в путь. Были в Швейцарии – хорошо заработали.
– Значит, театр Мариано здесь теперь?
Пьетро сразу помрачнел и выругался.
– Почем я знаю, где его черти носят! Мариано бросил меня, как собаку. Хорошо ещё, что обезьяну мне оставил!
Тут Пьетро рассказал, как он заболел горячкой я Мариано оставил его у одной старухи, а сам уехал. Пьетро выздоровел и пошёл по деревням, показывая свою обезьянку. Ему хочется вернуться на родину. Ему надоела до смерти чужая сторона. Обезьянка пляшет, кувыркается, представляется пьяной и умеет притворяться, что умерла. Но им мало подают. Живут они впроголодь.
– Вчера одна важная барыня с маленьким барчуком смотрела-смотрела на обезьянку, заставляла её кувыркаться целый час, а знаешь, что подала? Медный грош! А Бианка любит сахар… – Обезьянка глухо закашляла, поглаживая себя по мохнатой груди.
– Я про вас обоих слыхал. Знатно живёте, у немца работаете… – прибавил Пьетро и с недоброй усмешкой оскалил зубы. – А уж твоя сестра… – он махнул рукой.
– Моя сестра? – удивился я. – Ты слышал про мою сестру?
Передо мной встали бледное лицо и чёрное платье Урсулы, какой я видел её в последний раз. Это был праздничный день. Урсула пришла навестить меня. Я плакал, побитый тёткой Теренцией. «Не плачь, Пеппо, потерпи ещё, – сказала Урсула, – а потом я возьму тебя к себе, и мы будем жить вместе». Тётка Теренция крикнула ей, чтобы она замолчала. Она – сама нищая, и пусть лучше не ходит сюда и не говорит глупостей! Урсула ушла, и с тех пор я её не видел.
– Что? Что ты знаешь про мою сестру? – уцепился я за Пьетро.
– Якопо рассказывал… – нехотя сказал Пьетро.
– Ну, ну, что рассказывал?
Пьетро вдруг обозлился.
– Да что ты пристал? Ничего я не знаю… Тут дверь распахнулась, и вошёл молодой стражник, а за ним другой, бородатый и угрюмый, со шрамом на щеке. Они связали нам руки за спиной и вывели нас на улицу. Там уже суетился толстый сельский сторож.
