Екатерина и Потемкин. Тайный брак Императрицы (Екатерина и Потемкин. Фаворит Императрицы) - Павлищева Наталья Павловна
Гришке выговаривать бесполезно, чуть что — сразу требовал, чтоб или венчались, или дите родила и всему свету представила. Этого она боялась не меньше кулаков Орлова. Позор на всю Европу — императрица, родившая от любовника! Это у королей могут быть побочные дети, а у королев нет. Потому приходилось звать Роджерсона, чтоб изгонял плод.
Орлов злился, изменял пуще прежнего, объясняя:
— Хочу, чтоб и у меня дети были!
Хуже всего, что он открыто стал проявлять интерес к фрейлинам — этого Екатерина боялась по-настоящему. Гришке отказать не сможет никто, не рискнут не только из-за его силы и грубости, но и боясь, что нажалуется императрице. Скоро весь двор переспит с Екатерининым любовником, тогда и вовсе хоть куда беги.
Она пыталась всех убедить, что Орлов может заниматься делами, что он помощник, часто просила хоть просто посидеть, когда доклады по утрам слушает, сделать вид, что бумагами занят. Но доклады она выслушивала, когда Орлов еще спал, зарывшись в подушки, а бумаги быстро надоедали.
Верна русская поговорка, что учить надо пока дите поперек лавки помещается, когда только вдоль — уже поздно. Переделывать Гришку было поздно: что в лени, что в разгуле, что в рукоприкладстве он оставался прежним.
— Катя! — голос Гришки слышен на весь дворец, но доносился не из личных покоев, а со стороны приемной, это означало, что неугомонный лентяй снова что-то придумал и теперь желает, чтобы она, бросив все, бежала смотреть, как что-то взрывается, портится или сыплет искрами. Екатерина вздохнула: его неугомонность да на пользу дела… цены бы Грише не было.
Дверь в кабинет распахнулась рывком, Орлов ворвался, таща за руку какого-то молодого человека.
— Вот, смотри, кого я привел! А?!
Императрица улыбнулась, перед ней, страшно смущаясь, стоял Орлов-младший, Владимир Орлов, самый младший из беспокойных братьев, три года назад отправленный старшим — Иваном — в Лейпциг учиться.
— Владимир Григорьевич вернулся. Рада видеть.
— Прослушал курс университетский и приехал! Вот! — Гришка был доволен, словно в том, что Владимир успешно прослушал курс Лейпцигского университета, его личная заслуга. Он оглядел брата, кажется только сейчас заметив, что тот несколько хиловат по сравнению с ним самим. — Только тощий чего-то. Ничего! — Мощная длань фаворита опустилась на спину младшего брата, едва не опрокинув того на пол. — Экой ты… Ладно, откормим русскими харчами, отъешься от своей немецкой хилости…
— Чем вы там занимались?
— Философией…
Григорий уже бухнулся в кресло, закинул ногу на ногу и по-хозяйски разглядывал брата. Едва увидев того выходящим из повозки, он потащил Владимира представляться императрице, хотя брат просил дать возможность хотя бы помыться с дороги.
Замечание по поводу философских занятий последовало незамедлительно:
— Во дурак! Твоя философия ничто! Я тебе ломоносовскую библиотеку покажу да еще много что.
Владимир растерянно смотрел на столь вольно ведущего себя рядом с государыней брата. Да, верно говорили, что Гриша хозяин в Петербурге.
Императрица тоже чуть смутилась, знаком предложила сесть.
— Ваше Величество, ежели возможно, я бы в другой раз, после дороги в пыли…
— Хорошо, придете вечером на малый куртаг, за картами поговорим. Вы играете?
— Я? — почему-то испугался Владимир. — Нет… мало… но научусь, ежели нужно.
— Не нужно, но научиться придется, здесь все играют. Хотя бы в вист.
— Ладно, пойдем. Я тоже до вечера! — Не спрашивая разрешения удалиться, Орлов поднялся и потащил брата за собой, что-то рассказывая по дороге.
Вечером императрица, усадив младшего из Орловых рядом с собой, расспрашивала его о житье-бытье в Лейпциге и о его планах:
— Намерены ли служить?
Они говорили по-немецки, Владимир обратил внимание, что Екатерина на обоих языках говорит с акцентом: на русском с немецким, а на немецком с русским. Невольно улыбнулся, государыня спросила чему. Пришлось объяснить. Екатерина рассмеялась, развела руками:
— Немкой быть уже почти перестала, а вот русской еще совсем не стала… Может, по-французски?
— Я не люблю.
— А умеешь?
— Да.
— Станешь ли служить?
— Коли дело найдется…
— Найду. Пойдешь к Кириллу Григорьевичу Разумовскому в помощники. Он у нас президент Академии наук, тебя директором сделаем.
Владимир, кажется, чуть испугался:
— Я не ученый! Пока…
— А там учености не столько нужно, сколько честности да умения с людьми ладить. Но не попустительствовать, а ладить. Раньше меж собой дрались из-за споров всяких, один другого со свету сживали, а ныне Ломоносова в живых уж нет, драться не с кем, но толку от Академии чуть. Даже «Вольное Экономическое общество» и то больше делает.
Услышав такие слова, Григорий Орлов не преминул заметить, раздавая карты:
— А то! Я тебе, Володька, об «Обществе» еще не рассказывал…
— Дома расскажешь, после, — остановила его Екатерина. — Мне с твоим братом надо о деле поговорить.
— А у нас что, не дело, что ли?
Но императрица постаралась на обиду фаворита не обращать внимания, снова приступила к объяснению:
— В Академии воровство процветало всегда, и ныне не лучше. Кирилла Григорьевич слишком мягкий, справиться не может.
— А я смогу ли?
— Мне только нужно с деньгами разобраться, что на сколько идет и нужно ли столько. С воровством я сама разберусь. Но только с денежным, а есть еще воровство документальное, с ним тяжелее. По материалам много чего числится, а в действительности нет. Ладно бы посуда лабораторная, которая бьется, кресла домой утащить можно, перья и те украсть нетрудно, но нет документов важных. Никто ничего не ведает, куда запропастилось, не знают, да и что есть, тоже не знают. Вот чем заняться прошу. От философии далековато, зато России нужно. Нужно ревизовать все архивы, заново номера присвоить да записать, чтобы дальше неповадно красть было.
Григорий, прислушивавшийся к разговору, снова вмешался:
— Да кому те бумаги, особо старинные, нужны?
— Ты не прав, Гриша, многие нужны, многие просто важны. А ведь были и такие, что для истории России обязательны, а они пропали. Поди теперь, докажи чего… Разберись, Владимир Григорьевич. Я тебе любую помощь окажу, какая понадобится. И с деньгами разберись, не жаль средства выделять, жаль, что в карманы уходят. Разворовать все можно, даже такую прорву, как Россия.
Григорий хвалился перед братом:
— Вот, смотри, сколько земель заселили иностранцы, что в Россию приехали. А кто о них заботится? Я!
Екатерина только улыбалась, слушая такое хвастовство, но появление Владимира ее радовало. Пять дней Гришка не пьянствовал, брата то в бывшую лабораторию Ломоносова водил, то на полигон, где бомбы рвались, то во дворец в Гатчину. Горделиво демонстрировал свои успехи, хвастался планами… Императрице очень хотелось надеяться, что рядом со спокойным Владимиром и Гриша станет спокойней, может, это они с Алеханом так чудили, а теперь иначе будет?
Но на шестой день ни Григория, ни Владимира с утра не было. Это не понравилось Екатерине. К отсутствию фаворита она привыкла, а вот не пришедший в назначенное время Владимир расстроил, неужто забыл? Негоже забывать, императрица все же. Или Гришка уже научил и его обращаться с государыней, словно с деревенской бабой? Тогда худо, ей одного Григория за глаза хватит.
Расстроенная Екатерина подождала до послеобеденного времени, потом отправила к Орловым на Васильевский остров записку. Слуга вернулся со словами, что бумагу передал, но разговаривать с ним не стали.
По усмешке стало понятно, что там идет пьянка. Екатерина расстроилась окончательно. Пьяница не может надзирать за академиками, кабы хуже не получилось. Решила сама съездить и посмотреть.
То, что увидела, вывело из себя. Гришка спал, уткнувшись лицом в диван, а Владимир… нет, он не был пьян совсем, зато на пол-лица расплылся здоровенный синяк!
