Рассказы веера - Третьякова Людмила (читать лучшие читаемые книги .txt) 📗
Как-то вечером, обсуждая с Ростопчиным очередные новости из Франции, Шаховская услышала:
– Да, у этой легкомысленной нации теперь новый хозяин. Кажется, весьма строгий. Подумать только! – Чуть помолчав, граф добавил: – Стоило ли отправлять на тот свет два миллиона людей только для того, чтобы короновать какого-то капитана-артиллериста.
В этот момент словно пелена упала с глаз Шаховской. Капитан. Капитан-артиллерист! Да-да! Конечно же – вот он сидит за угловым столиком, куда не достает свет, льющийся сквозь окна кафе «Корацца». Щупловатая фигура с узкими плечами, худое, словно терзаемое нездоровьем лицо, взгляд исподлобья.
Так вот кто это был!
Весной, как раз в пасхальные дни, занемогла Никитична. Слегла без видимых причин и уже больше не встала. Варвара Александровна велела перенести няньку из людской повыше – в теплую комнату, куда не доносились посторонние звуки. Хозяйка сама кормила ее, сидела часами рядом. Никитична помутневшими глазами смотрела на нее, о чем-то думала и под конец разборчиво сказала: «Сироту нашу береги. Смотри, а то с того света явлюсь».
...Барыня распорядилась копать могилу вблизи семейных надгробий Строгановых. Из вещей Никитичны ей передали маленький холщовый мешочек с позолоченной чайной ложкой внутри и с семнадцатью рублями серебром. На клочке бумаги было коряво написано: «Вареньке».
Как всегда, прежде чем отойти ко сну, княгиня поднялась в комнату внучки. Отворила дверь и с удовольствием полной грудью вдохнула свежий, мягкий воздух. Верно она сделала, распорядившись, чтобы полы в спальне Вареньки были выстланы из некрашеных липовых досок. Это так для здоровья, особенно для груди полезно!
Девушка-горничная, задремавшая было в кресле рядом, тотчас вскочила.
– Все слава Богу, ваше сиятельство. Только с барышней сладу нет – читает, аки заговоренная. Я ей: охота вам глазки-то ваши красивые портить? Ну, куда там! – горячо шептала она. – Ночь-полночь, а мы все читаем. Иди к себе, говорит. А как уйти? Заснет, поди, свечу не загасимши, вот и пожар!
Хозяйка махнула рукой: мол, будет тебе. Взяла со столика раскрытую книгу. Сквозь кисейную занавеску падал лунный свет, высвечивая на голубоватой бумаге строки:
«Не требуйте, чтобы я описал вам то, что чувствовал, или пересказал вам последние ее слова. Я потерял ее, она и в самую минуту смерти не уставала говорить мне о своей любви. Это все, что я в силах сообщить вам об этом роковом и горестном событии...
Восхитительно красивая работа художника Антуана Гро позволяет взглянуть на будущего, хотя и сильно идеализированного Наполеона в момент, когда его счастливая звезда, подгоняемая революционным вихрем, устремилась прямо в зенит. Вы думаете, он всерьез воспринимал крики толпы: «Свобода, равенство, братство»? Нет и нет! Время социальных потрясений и трескучих лозунгов – это всегда беспроигрышный вариант для личного возвышения честолюбцев.
Намерением моим было умереть там же, но в начале второго дня я рассудил, что после моей смерти тело ее станет добычей диких зверей. Я решил похоронить ее и ждать смерти на ее могильном холме».
Княгиня взглянула на обложку: аббат Прево, «Манон Леско».
Лежа в постели, она долго ворочалась, не шли из головы прочитанные в Барином томике слова: «Намерением моим было умереть там же...» Умереть! Дети, дети – глупые дети! Откуда вам знать, что такое небытие, безвозвратность? Горе, лишь приглушенное, заставляло Шаховскую без всякого восторга относиться к романам, которыми зачитываются молоденькие дурочки. Вольно сочинителям смущать женскую душу! Они получают деньги и славу, а легковерные читательницы сверяют свою живую жизнь с вымыслами. И приходят, наконец, к заключению, что им беспощадно и непоправимо не повезло: страстей, подобных тем, о которых пишут в книгах, у них не случилось. Никто не сказал им: «Любовь или смерть!» Никто не клялся в верности до гробовой доски, не сошел с ума и не постригся в монахи от их холодности – это ли не повод для всякой впечатлительной души думать о том, что судьба-мерзавка обманула, надсмеялась?
И вот уже мир нехорош, сер и угрюм, все его сокровища неинтересны и не нужны, если не свершилось главного – той самой страсти, испытать или внушить которую женщина и рождается.
Вспоминая себя молодую, Варвара Александровна понимала, что ее отношения с супругом всегда были прохладными, но она никогда от этого особенно не страдала.
Не случилось у нее романтической страсти и прочих иде-альностей – это тоже легко простилось ею судьбе. Она ей послала дочь, жизнь среди интересных людей в прекрасном Париже, много впечатлений, здоровье, наконец.
Нет, княгине никогда в голову не пришло бы роптать на свою долю, если бы не единственный, но невероятный по своей жестокости удар.
Бедное ее дитя! Почему она, мать, женщина умудренная и проницательная, не додумалась предупредить ее, что всякая радость не навсегда, что удовольствия скоро-преходящи и быстро обращаются в привычку, что человеческое счастье зыбко. Как много твердости нужно, чтобы пережить боль, разочарование, даже безысходность, чтобы понять: они – не вечны! Все уступает лишь терпению и силе характера. Для дочки она ничего не жалела, все чудеса дальних краев ей показала, все прелести искусства – а вот этим-то важным вещам не научила. Лишь смерть обрывает все! Лишь она не знает никаких надежд.
Ах, если б у нее был увлекательный слог, она бы его употребила на прославление каждого дня жизни – самого скучного, неудачного, даже мучительного, – лишь бы миновало то, что ей пришлось пережить. Да и сейчас Господь не скинул с рук: у нее есть Варя.
Шаховская помнила, сколь долго ломала голову, не зная, как рассказать внучке историю ее матери – пусть и без лишних откровений, способных смутить юную душу. По мере взросления девочки она сообщала ей подробности, которые та уже могла осознать. Семейная трагедия, даже в смягченном изложении, не могла не наложить своего отпечатка. Варвара росла тихой, робкой, во всем послушной бабушке.
...В 1812 году княжне Шаховской исполнилось шестнадцать лет. Понятно, что все мысли Варвары Александровны сосредоточились на устройстве судьбы внучки – а стало быть, на поисках достойного спутника жизни.
Варенька, конечно, еще очень молода. Но недаром девичьи годы сравнивают с водицей, утекающей меж пальцев. Неотвязная дума об этом заставила княгиню снова собираться в дорогу. В Петербург! Потому что всем известно: если Москва славна невестами, то завидных женихов – а другие нам не надобны! – следует искать на берегах Невы.
Этот совершенно справедливый расклад мыслей, казалось, обещал княгине быстрый и полный успех. Приданое было отменным, но и сама княжна представляла собой тот женский тип, к которому особенно неравнодушны сильные, крепко стоящие на ногах мужчины. Ее, такую нежную и тихую, хотелось окружить заботой, устранить с ее пути все, что могло бы потревожить, расстроить, обидеть.
Но увы! Наступавшие события очень усложнили задачу княгини.
...В ту последнюю мирную зиму почему-то особенно много танцевали. Окна особняков пылали до утра: балы, маскарады, рождественские и масленичные гулянья словно давали возможность напоследок насладиться мирными забавами перед годами испытаний и потерь. Молодежь повесничала, а маменьки с лорнетами в руках любовались на хорошеньких дочек и статных сыновей.
Впрочем, опытный глаз даже в этих безмятежных сборищах заметил бы знаки приближающейся грозы: в залах и гостиных было слишком много для мирного времени военных с новенькими боевыми наградами на мундирах. Русские уже мерились силами с Наполеоном на полях Европы.
