Золотой поезд. Тобольский узелок - Матвеев Владимир (чтение книг txt) 📗

— Где же ты пропадал, дьявол? — говорит он. — У меня тут военкомдив часть осматривает, а ты по тылам гуляешь?

Шарабанов тихонько постукивает рукояткой нагайки по лаковому сапогу.

— Задержался, — говорит он. — Сперва вон тот змей захватили, — указал он пальцем за окно на аэроплан, — да возле Дубового Умета поцапались немного с беляком и вот товарища достали…

— Какого товарища? — спросил командир, поглядывая на Валю. — Вы кто? — спросил он Реброва.

— Я был комиссаром в Екатеринбурге.

— У белых остался?

— На подпольной работе.

— Как же в Самару попал?

— Из тюрьмы вышел. Решил фронт перейти.

— Белые комиссара живым выпустили? — сухо сказал командир, вставая на ноги. — Шляешься с бабой? Вкручиваешь, прохвост! — неожиданно крикнул он. — Арестовать!

Реброва и Шатрову отвели в соседнюю комнату. Захлопнули дверь и щелкнули задвижкой.

— Дурак, — ругал Шарабанова за перегородкой командир полка, — веришь первому встречному. Возишь с собой. Ну и влетит тебе от военкома.

Валя притихла. Сидеть под арестом у своих она не рассчитывала.

В соседней комнате вдруг зашумели сильней.

— Военком! — крикнул кто-то за перегородкой.

Хлопнула ставня окна, стукнула деревянная лавка: очевидно, сидевшие там бросились к окну. За окном раздался топот лошадей. Через минуту послышались голоса, потом тяжелые шаги, под которыми заскрипели половицы.

— Здорово, здорово, — говорил басом вошедший. — Ну, давай карту, — зашелестел он бумагой. — Командиры и комиссары все здесь?

— Все, — ответил голос командира полка.

— Ладно. Теперь об операции: идет успешно, — строго продолжал говорить военком. — Самара может продержаться день-два, а надо бы нажать сегодня. Кабы ковырнуть в этом местечке железную дорогу, Самаре крышка. А? Как?

— Да кто же днем туда полезет? — ответил командир полка, — кругом видать, как на щеке. Ну, кто? — безнадежно повторил он.

— Я, — сказал вдруг Шарабанов…

— Вали, вали! — заговорил бас неожиданно ласково. — Поди зови охотников. Я поеду с тобой.

Снова хлопнула дверь, загудели голоса, и Ребров с Валей снова услышали голос командира полка:

— Чудной он. Иной раз два-три дня нет, неделю. Пропал, думается. А он по тылам беляков носится, что пьяный. Едва ноги унесет. А то в нашем же тылу потеряется, как иголка в стогу.

— Такого тут и нужно, — сказал бас, зашелестев бумагой.

— Вот только что, — продолжал командир полка, — привез аэроплан и какого-то хлюста с девицей. Барышня румяная. С одного взгляда видно: бежали к белым, а попали к нам. А Шарабанов в пролетке с собой их сутки возил: говорит — комиссар.

— Комиссар? — перебил бас. — А ну-ка, дай-ка его, поговорим.

Двери раскрылись. Ребров снова увидел за столом командира полка. Рядом с ним сидел огромного роста человек в порыжелой гимнастерке, обросший бородой. Он молчаливо поднялся, вглядываясь в Реброва. На правой щеке его виднелась синяя сыпь, засевшая глубоко под кожей.

— Запрягаев! — вдруг вскрикнула из-за спины Реброва Валя и бросилась к военкому.

— Как, ты?! — схватил ее за руку военком и тотчас повернулся к Реброву: — Борис! Вот черти! Живы!..

— Постой, постой, что с золотом? — перебил его Ребров.

— Давно в Москве: Губахин в неделю выкопал. Ведь мы тебя искать ребят в Екатеринбург посылали. Писали: пропал — повешен. А ты жив, — с радостью смотрел Запрягаев на Реброва.

— Да ведь и тебя искали, — засмеялся Ребров. — Прочти бумажку, — вынул он старый номер екатеринбургской газеты с объявлением генерала Дитерихса.

Полковые комиссары и командиры окружили кольцом военкома, с изумлением наблюдая неожиданную встречу. Командир полка протиснулся вперед, несколько раз порывался что-то сказать и не решался.

— А я думал… — начал наконец он, обращаясь к Запрягаеву, как вдруг скрипнула дверь и в избу влетел Шарабанов.

— Готово… — сказал он и, взглянув на военкома, замялся от неожиданности: Запрягаев крепко держал за руки Шатрову и Реброва.

— Готово, товарищ военком, — проговорил через минуту Шарабанов, сообразив, в чем дело, — можно ехать.

Запрягаев выпрямился. Он снова стал серьезен и озабочен. Его рука машинально ощупала пояс, кобуру револьвера, кожаную сумку на боку. Он взял со стола фуражку с красной звездой и надел ее.

— Через три часа я буду здесь, — сказал он командиру полка. — И поговорить не успели, — с досадой повернулся он к Реброву.

— Ты в разведку? — спросил Ребров. — Так я с тобой. Поговорим в дороге.

— Вали, — радостно пробасил Запрягаев.

— Пролетку! — закричал с крыльца Шарабанов.

— На что ему пролетка?

— В ней поедем.

— На пролетке в разведку? Первый раз слышу, — засмеялся Ребров.

— На пролетке меньше подозрений, — серьезно сказал Запрягаев.

— А если нарвешься — не ускачешь.

— Посмотрим, — сказал Запрягаев, и все пошли к дверям.

У крыльца стояла кованая пролетка, запряженная парой.

Кожаный верх был поднят, несмотря на сухую, солнечную погоду. На козлах сидел разведчик, в пролетке спиной к нему — двое других с металлическими квадратными банками в руках.

— Садись, — сказал Запрягаев Реброву и залез в пролетку, за ними полез Шарабанов.

— Трогай! — крикнул командир полка вознице.

— Счастливо! — замахала рукой с крыльца Валя, когда кованые колеса пролетки застучали по убитой земле.

— Этот и есть Ребров — комиссар золотого поезда? — вдруг спросил командир полка Валю, как только пролетка скрылась за углом.

— Он, — ответила Валя.

— То-то я сразу понял, когда они заговорили о золоте, — сказал командир.

Пролетка выехала за околицу. Перед глазами открылась степь. Далеко впереди темной лентой лежала железнодорожная линия. Самара виднелась слева к северу, а направо, где-то за садами и рощицами, должна была быть Кинель. Дорога убегала вперед мягкой, волнистой чертой, и запряженная парой пролетка двигалась быстро-быстро.

Вдруг тракт пошел под уклон, спускаясь в балку. Самара и железнодорожная линия исчезли из глаз. И, когда лошади вынесли пролетку на другую сторону балки, снизу навстречу, из соседней балки, поскакали учредиловские драгуны с георгиевскими ленточками на фуражках.

Не разглядев вооруженных людей в пролетке, конники остановились не сразу. Запрягаев и Шарабанов, воспользовавшись этим, швырнули по гранате в приближающийся отряд. Возница круто заворотил. Лошади понеслись вниз и вынесли пролетку из балки. Сзади раздались взрывы, вихрем ударившие в уши. Еще сильней задребезжала пролетка. Выстрелов слышно не было. Проскакав минут пять, лошади сбавили бег. Позади было тихо и безлюдно.

— Ушли, — вздохнул свободно Шарабанов. — Теперь ночью попытаем.

— Твоя правда, лучше было ехать верхом, — повернулся Запрягаев к Реброву.

Весь день шумела канонада. Она нарастала и приближалась. Красная Армия поделила к Самаре, и орудийные удары звучали у самого города.

По Самаро-Златоустовской дороге по обеим колеям уходили из Самары эшелон за эшелоном. Они хорошо были видны и, будь у разинцев орудия, плохо пришлось бы учредиловцам.

— Подорвать, подорвать! Эх, промазали, — ругался озлобленно Запрягаев. — Не ушли бы они.

До поздней ночи гудели орудия. Вспышки выстрелов зарницами сверкали вдали. Только наутро прекратилась стрельба, и наступившая тишина была так неожиданна, что спавшие на полу в избе Запрягаев, Ребров и командир полка проснулись и вскочили на ноги.

Вдруг совсем близко раздались частые удары пушечных выстрелов. Все схватили бинокли, выскочили на улицу и стали смотреть на насыпь. Там, позади уходящих эшелонов, медленно полз по рельсам на восток серый стальной бронепоезд, выплевывая из четырех башен трехдюймовые плевки. Флаги, очевидно георгиевские, развевались над ним.

— Последний, — сказал комиссар. — Самара свободна.

Он не ошибся. Броневик прикрывал последние отступающие части.

— Смотри, — показал Запрягаев Реброву на небольшую точку, парящую высоко в небе над степью.