Родные и знакомые - Киекбаев Джалиль Гиниятович (книги серия книги читать бесплатно полностью .txt) 📗

В Ташбаткане опять новость: пришла казённая бумага с вызовом Ахмади и Вагапа в суд.

До этого ходили слухи, что хальфа [74] Мухаррям по просьбе Вагапа написал заявление судье, но Ахмади пропустил их мимо ушей. А теперь вот принёс десятский повестку, и кровь ударила в голову Ахмади. Он не испугался, нет, а был глубоко уязвлён тем, что его, подрядчика, известного всей округе, притянул к суду распоследний бедняк Вагап. Ахмади, имей он такую возможность, тут же растерзал бы этого голодранца, но внешне старался выглядеть невозмутимым, и лишь после того, как ушёл десятский, дал волю своим чувствам.

— Ладно, поедем, посмотрим, — сказал он сам себе. — Вагап, видите ли, хочет разбогатеть на тяжбе со мной. Нашёлся, видите ли, закон ник, муж безупречный!..

Решив ехать на суд со своими свидетелями, Ахмади накануне поездки пригласил к себе на ужин Байгильде с Исмагилом. За угощеньем растолковал им, как держать себя на суде, что говорить.

Утром Факиха позвала готовившегося к отъезду мужа домой, сунула ему в руку тряпицу с завёрнутой в неё горсткой земли, шепнула:

— Посыплешь на пол, когда те начнут говорить, чтоб связать им языки.

Это была земля, заговорённая бабкой Хадией, которая слыла колдуньей. Ахмади положил свёрточек в карман, хотя и не очень поверил, что силою колдовства можно связать языки. Он решил прихватить с собой и более верное средство — кадочку сливочного масла для судьи. Ахмади знает: с несмазанной сковороды блин не снимешь. Он был знаком с судьёй, однажды решал в суде торговый спор, поэтому уверен, что и на этот раз добьётся решения в свою пользу. В крайнем случае судья просто предложит Вагапу помириться. Только надо заранее повидаться со служителем закона, договориться обо всём.

С таким вот планом поехал Ахмади на суд. Но оказалось, что судья Белобородое уехал, его место занял некий Антропов. Наведя справки у знакомых, Ахмади получил неутешительные сведения: новый судья, похоже, не из покладистых. Всё ж отправился к Антропову, но не застал дома. Решил: «Ладно, скажу на суде, что Вагап привязал к ловушке останки моего коня, значит, добыча не вся, так наполовину — моя. Судья это расследует и уладит дело».

Вагап поехал на суд, как было договорено, с Самигуллой. На душе у Вагапа было неспокойно. Он побаивался судьи: вдруг обругает, скажет — затеял тяжбу из-за пустяка! Как бы ещё не оштрафовал… Самигулла же всю дорогу разглагольствовал об ахмадиевых злодеяниях.

Перед началом судебного заседания Ахмади щепотку за щепоткой рассыпал по полу заговорённую землю и сидел довольный тем, что никто ничего не заметил.

Появились судья и присяжные. Суд начался. Судья взял клятву, что люди будут говорить правду и только правду. После этого Вагап подробно рассказывал, как построил ловушку, как спустя неделю поехал проверить сообщение Самигуллы. Ловушка сработала, он, Вагап, в этом убедился, но попавшего в него медведя уже вынули…

Затем получил разрешение говорить ответчик Ахмади. Речь у него получилась бестолковая. Он долго говорил об убытке, который потерпел из-за потери коня, и лишь в конце упомянул, что, отправившись на поиск этого самого коня, столкнулся с медведем и застрелил его.

Свидетель истца, то есть Самигулла, показал: Ахмади в ауле одним говорил, что поймал медведя ловушкой, другим — будто бы застрелил его; выходит — врёт…

Ахмадиевы свидетели Байгильде и Исмагил сначала утверждали, что зверь был застрелен, но, отвечая на вопросы судьи и присяжных, запутались, стали разводить руками: мол, может быть — так, а может — этак. Судья не смог добиться от них определённого ответа, зато получил от Байгильде совет:

— Вы, господин судья, лучше возьмите да помирите их.

— Так, так! Благое дело! — поддержал его Исмагил.

Судья, невольно улыбнувшись, справился, за какую цену продана медвежья шкура. Выяснилось, если верить словам Ахмади, — за десять рублей.

Поскольку речь зашла о примирении, уставший от волнения Вагап раскрыл было рот, чтобы выразить своё согласие, но тут судья с присяжными удалились на совещание.

Суд вынес приговор: взыскать с ответчика Ахмади в пользу истца Вагапа стоимость медвежьей шкуры.

Услышав такое решение, Ахмади вскочил с места.

— Господин судья, я не согласен, — сказал он дрогнувшим от обиды голосом. — Вот Вагап, оказывается, за то, чтобы помириться.

— Надо было вам помириться чуть пораньше, — жёстко сказал судья. — Сюда приходят не для переговоров, а за приговором. Это общеизвестно. А что касается тебя — почему ты, при таком-то богатстве, занимаешься воровством? То, что ты содеял, — воровство! По существу, тебя следовало посадить в острог… Как только возвратитесь домой, отдашь в присутствии старосты десять рублей!

Ахмади сразу сник и не вымолвил больше ни слова. Приговор суда — закон, с законом лучше не спорить, — это он хорошо понимал.

Ещё до суда к Ахмади готово было прилипнуть прозвище «ловушка». Теперь оно утвердилось за ним. Народ в ауле воспринял победу Вагапа с удовлетворением. Рассказ о том, как опростоволосился Ахмади, неизменно вызывал смех. Люди хохотали, хлопая себя по бёдрам.

— Оказывается, он храбрый только на сходах, когда обманывает нас, — говорил Самигулла. — А там, перед судьёй, поджал хвост!

Прежде был в Ташбаткане Ахмади-подрядчик. Теперь он превратился в Ахмади-ловушку. Кличка перекинулась и на его сыновей. Случись, что ввяжутся они в какую-нибудь ссору со сверстниками — тут же поднимается крик: «Ловушки, ловушки, жулики ловушечные!» И не прекращается этот крик до тех пор, пока Магафур с Абдельхаком не уйдут, плюнув со злости, домой.

Правда, поначалу самого Ахмади остерегались, прозвище в глаза не говорили, но за глаза даже старики иначе его уже не называли. Галиевы с Верхней улицы были прямо-таки в восторге от этой клички. А потом люди сообразили, какое сильнодействующее средство против богатея они заимели. Стоило подрядчику затеять на сходе спор (а без споров и ругани в его деле не обойтись), как ему тут же затыкали рот единственным словом: «Ловушка!» Будто получив удар по голове, Ахмади зверем глядел на Вагапа, ибо именно этот зловредный человечишко опозорил его перед всем миром.

Никто в ауле, пожалуй, ещё не получал столь обидной клички. У другого ташбатканского Ахмади, кроме записанного в метрику имени, тоже есть прозвище: кураист. Но оно говорит о занятии человека, о его искусстве. Ахмади-кураиста называют и Бугорком. Но тут тоже нет ничего обидного: просто дом его стоит на бугорке, в прозвище как бы обозначен его адрес.

Глава девятая

Вести о происходивших в мире событиях исстари редко доходили до Ташбаткана, и, если не считать столетней давности войны с французами да недавней войны с японцами, мало что нарушало привычное течение жизни в приютившемся у подножья гор ауле. Всё шло своим сложившимся когда-то порядком. Беднота «по-родственному» работала на баев, по весне угоняла их скот на яйляу, а осенью перегоняла в горы, на хутора, сторожила его там всю зиму. Иные уходили на заводы — в Авзян, Камайылгу, Зигазу, нанимались выжигать уголь или возить на пристань чугун. Находилось дело и для тех, кто не был занят ни тут, ни там. Летом приезжали в аул толстосумы, подряжали на заготовку брёвен и мочала. Бедняки, наточив топоры, шли в лес, а потом, в пору сенокоса, до седьмого пота косили баям сено.

Но в один из дней девятьсот тринадцатого года в жизнь аула ворвалось нечто из ряда вон выходящее. Староста Гариф привёз из волости удивительнейшую новость: «В Ташбаткан приедет губернатор».

Волостной старшина, собрав старост всех общин, долго вбивал им в головы, как надлежит встречать губернатора, как проявлять гостеприимство.

— Высокочтимый губернатор намерен посетить несколько селений Табынского юрта. Так что каждому из нас следует быть наготове, — наставлял старшина.