Спокойствие не восстановлено - Куликов Геомар Георгиевич (серия книг .TXT) 📗
– Давай договоримся. Мы с тобой два товарища, живущих волею судеб под одной крышей и делающих, каждый в меру своих нынешних возможностей, общее дело. Потому – всё на равных началах, ну, разве с учетом, что ты несколько моложе меня.
У Николая Ивановича – удивительный человек! – получалось все легко и просто. По очереди они ходили на базар или в лавочку, по очереди убирали магазин и комнату и даже, что Гошку поначалу привело в смятение, кухарничали и выносили помои. При одном очень бурном Гошкином протесте Николай Иванович серьезно объяснил:
– Христианское учение утверждает, что бог создал всех людей равными. На счет бога, в качестве создателя, у меня как ты знаешь, особое мнение. Но я верю в природное естественное равенство людей. Не думай, что мне доставляет удовольствие таскать помои, – единственная моя цель, чтобы ты сам понял, что ты точно такой же человек, как я, Викентий, Клаус или любой другой, с кем ты сталкиваешься. Ты родился холопом, рабом не по своей вине. Сумей изжить в себе рабское и холопье. В привычках, в поступках, в самих мыслях. Увы, воля выпала куценькая, ты еще податное сословие, тебя могут подвергнуть телесному наказанию, высечь, попросту говоря. Но ты уже не собственность господ Триворовых. И приобретение больших – равных прав перед законом, сравнительно с другими сословиями, – может быть достигнуто только борьбой за них. Добровольно ни царь, ни его правительство, ни дворянство тебе эти права не дадут.
Однажды, это было в конце лета, Николай Иванович вернулся после очередной отлучки непривычно возбужденным и взволнованным:
– Погляди!
«Что нужно народу?» – вопрошал набранный броским шрифтом заголовок двух тоненьких листков. «Очень просто, народу нужны земли да воля», – отвечала первая же строка.
– Здорово! – воскликнул Гошка.
– Действительно, замечательный документ. Прочти непременно. Хотя, на мой взгляд, для дальних целей программа довольно умеренная, но для ближних – проще и яснее не напишешь.
В прокламации, отпечатанной приложением к июльскому за 1861 год номеру журнала «Колокол», рассказывалось о том, как земля и крестьяне оказались во власти помещиков, какова цена нынешней воли, что надобно сделать для того, чтобы добиться подлинной свободы и справедливости.
В прокламации, изданной «Колоколом», – поднаторевший в этих делах Гошка знал, – было еще одно большое преимущество. Обнаружат ее: «Откуда?» «У случайного человека купил на улице» – и весь сказ. Потаскают, конечно, но, глядишь, и отпустят. А попадись со своей, отпечатанной в России, – беда. Будут допрашивать с пристрастием: дабы выйти на подпольную типографию.
Однако, как и прежде, Гошка разносил и «свои», российские листки. О них всегда особо предупреждал Николай Иванович. Было среди них и знаменитое дерзкое обращение «К молодому поколению», правда отпечатанное тоже в Лондоне в герценовской Вольной русской типографии, и уж вовсе опасные московские и казанские листки.
В свободное время – а его Николай Иванович старался, насколько возможно, предоставлять – Гошка самозабвенно грыз гранит науки. Занимались с ним по-прежнему знакомые студенты и регулярно, особенно языками, сам Николай Иванович. Мечта поступить в университет, показавшаяся вначале фантастической, стала, благодаря Гошкиному упорству и стараниям, мало-помалу обретать черты реальности, если бы не одно неожиданное происшествие, внезапно перечеркнувшее все планы и надежды.
Глава 16
ВСТРЕЧА
Гошка теперь не только выполнял обязанности связника. С легкой руки Николая Ивановича для него приоткрылись двери кружков, тайных сходок.
– Послушай, полезно. Там много спорят. Но в спорах рождается истина.
Гошка ходил, как правило, не один, а с Николаем Ивановичем, Викентием или с кем-нибудь из близких знакомых. Если отвлечься от частностей, обсуждался по сути один вопрос: что делать? Двумя годами позже под таким названием в журнале «Современник» будет напечатан роман Чернышевского, который наделает много шума и привлечет всеобщее внимание. Роман этот отразит как раз жизнь и проблемы тех людей, к кругу которых получал доступ Гошка. Страстно и самоотверженно искали они свое место в российской действительности шестидесятых годов, в обстановке оживления общественной жизни, преобразований, совершавшихся в деревне, и мощной волны народных выступлений. Все понимали: реформы, вынужденно проводимые правительством Александра II, осуществляются в интересах помещиков и очень часто на практике ухудшают экономическое положение крестьян.
Однажды Николай Иванович в присутствии Викентия сказал:
– Приехал человек из Питера. Может состояться очень любопытный разговор.
Викентий указал глазами на Гошку и вопросительно поглядел на Николая Ивановича:
– Стоит ли?
Николай Иванович кивнул головой:
– Пусть набирается ума-разума. Посидит в уголке – вреда не будет.
Квартира была известна, ее снимали два студента-медика. И народ собирался более или менее знакомый. Петербургский гость задерживался, и старые противники скрестили шпаги. По одну сторону стояли те, кто был сторонником действий постепенных, просветительных, по другую – те, кто ратовал за немедленную борьбу с самодержавием.
– Земля и воля – вот что нужно крестьянину. Земля в полную собственность и без всякого выкупа. Воля подлинная, а не мнимая! – горячился один из хозяев квартиры.
– Отлично, в этом мы все более или менее сходимся. А средства к достижению этих целей?
Дверь отворилась, и в комнату, сопровождаемый Викентием, вошел новый человек.
– Господа, прошу внимания! – перебил спорящих. – Разрешите представить вам, ну, скажем, Ивана Сидоровича Петрова.
Задвигались стулья, собравшиеся, оценив «Ивана Сидоровича Петрова», сами называли почетному гостю из Петербурга свои подлинные имена и фамилии.
А зря! Потому что при виде вошедшего Гошка сначала было не поверил своим глазам, а потом с ужасом вжался в стул, на котором сидел. Какой Петербург?! Какой Иван Сидорович Петров?! Чуть снисходительно с присутствующими здоровался Матька. Да, Сухаревский барышка – да уж какой там барышка: Федор Федорович Коробков! – собственной персоной пожаловал на нелегальное собрание.
Гошкины мысли заметались: «Как быть? Сейчас здоровающийся и стоящий к нему спиной Матька обернется и тогда… Трудно было даже представить, что произойдет тогда!» Стараясь не производить шума и не привлекать к себе внимания, Гошка встал со стула и неслышно юркнул в дверь. Никто из присутствовавших, занятых петербургским гостем, этого не заметил. Выскочив во двор, Гошка перевел дух. Теперь, по крайней мере, можно было обдумать, что делать дальше. Он в свое время рассказывал Николаю Ивановичу о Матьке и своих подозрениях насчет его роли в убийстве Сережи Беспалого и пожаре. Николай Иванович оказался едва ли не единственным человеком, который внимательно и без недоверия выслушал Гошку.
– Все могло быть, конечно, цепью совпадений. И твой Матька не более чем обычный Сухаревский торгаш. Но и твою версию происшедшего отвергнуть нельзя. Могло случиться так? Вполне. Постой, ты говоришь, он занимается перепродажей музыкальных инструментов и особенно интересуется скрипками?
– Да, и, похоже, в них разбирается.
– Видишь ли, – Николай Иванович говорил медленно, взвешивая слова. – Года два назад мы узнали, что в Москве некий агент Третьего отделения подписывает свои донесения кличкой Смычок. Нашему человеку не удалось выследить, кто скрывается под этим именем. А надо сказать, агент этот порядочно напакостил нам в свое время и погубил не одного нашего товарища. Вот я и думаю сейчас: не есть ли Смычок и твой Матька одно и то же лицо? Уж очень подозрительны и внезапный визит квартального, и пожар, и, особенно, ваше выдворение из Москвы. Какие там Гуськовы? Тут чувствуется рука покрепче. Скрипка – Смычок… Могли дать и по такому признаку.
Все это сейчас вспомнилось Гошке. Он понимал: необходимо предупредить Николая Ивановича, что петербургский гость не кто иной, как Матька. Кинулся к студенту, который прогуливался с папироской возле дома. С большим трудом уговорил его пойти и вызвать Николая Ивановича.
