Гонконг - Задорнов Николай Павлович (хорошие книги бесплатные полностью TXT) 📗

Однажды Боуринг пригласил в Гонконг к себе в гости кантонского губернатора. Мандарин сидел за столом и обнюхивал подаваемые кушанья из лучшего мяса, дичи, рыбы; сласти, пудинги, пирожные, все отталкивая, кривясь, как бы показывая, что вся варварская пища несъедобна для ханьского человека [45].

Это не единственный случай. Такова вся политика, в ее основе – презрение ко всем народам, высокомерие, наглость. Бывали случаи убийства европейцев.

Какими же средствами и как подвинуть остановившуюся жизнь гиганта? Как пресечь творящиеся там злодейства? Пока нет иного средства получения средств к этому, как торговля под строгой охраной, в которой так заинтересованы сами китайцы, и не только их купцы, но и сами же мандарины. Можно действовать, только пользуясь корыстью обеих торгующих сторон как рычагами. Положение все ухудшается, и европейская торговля все больше попадает в зависимость от компрадоров. А мандарины унижают достоинство англичан. Жалобы отвергаются. Представители не допускаются. Власть мандаринов губит китайский народ более, чем опиум. Ее надо сокрушать всеми средствами.

Разорвать путы на руках европейской торговли и открыть путь в Пекин. Торговать на равных правах с китайцами, а не на положении «варваров».

Все эти замыслы лишь подтверждаются тем, что пришлось выслушать сегодня на докладе в Азиатском обществе. Русские получили доступ в Пекин. Их наука развивается.

Кроме Пушкина у них есть Гоголь! Вся Европа знает, что такое русский маниловизм! Совмещается захватнический тиранизм и маниловизм! У нас также нет недостатка в маниловских проектах! Недавно один из образованных джентльменов опубликовал проект постройки дороги под Ла-Маншем. Езда в тоннеле будет в каретах, сможет в своем экипаже отправляться любой господин или госпожа. На всем протяжении тоннель будет освещаться газовыми светильниками в хрустальных абажурах! Чем же это отличается от стеклянного моста, на котором, как желал господин Манилов, стояли бы купцы и торговали разным товаром?

Поэт, который написал «Полтаву», не может стать известным на Западе! Влияния он не обретет! Поэт, создавший «Медную статую»!

Отец не хотел бы совершить ошибку в глазах Энн, хотя бы и в далеком прошлом. Он помнил, какие Пушкин вызывал в нем чувства. Боуринг возмущался. Можно ли судить о Мазепе как о предателе, когда он желал того же, чего все желают, – разделения и ослабления Российской империи. Мазепа у Байрона узок, но поэтичен, человек со слабостями, подвержен пылким страстям. Пушкин довел изображение этих страстей до того, что Мазепа стал исчадием ада, а не борцом против империи. Получается, что Мазепа мстит царю за то, что тот схватил его в гневе за усы. Контраст велик, Пушкин не пожалел красок.

Пушкин огрубил поэтический образ Мазепы политическими мотивами!

А в свете лампы лежали бумаги о делах Гонконга. Приходилось возвращаться к обязанностям посла. Моральный риск велик; защищая цивилизацию, придется ломать средневековые устои и деревянные ворота китайских дворцов и крепостей. В китайских водах уже собран флот из винтовых и парусных судов, наготове морская пехота и полк солдат, два батальона бенгальцев, пенджабская так называемая иррегулярная кавалерия. Из самих китайцев формируются батальоны «милитери сервис». К действию также готовятся все «нации, спасающие Китай».

Можно надеяться, что в скором времени будет назначен и прислан из метрополии новый командующий флотом...

Глава 16

МИСТЕР ВУНГ

Карл Маркс, «Русская торговля с Китаем» [46]

– Господин Сайлес! Рады видеть! Как давно вас не было! – воскликнул Сибирцев. Начинаешь смелее говорить на чужом языке и сразу, как в путешествии, открываются горизонты. – Вы из Кантона?

Сайлес расплатился с носильщиком.

– Да, я был в Кантоне.

Банкир перездоровался с офицерами, почтительно поклонился Мусину-Пушкину.

– Разве в Кантон есть доступ? – спросил Александр Сергеевич.

– Да! Конечно!

– А у нас тут было заседание в научном обществе. Господин Гошкевич делал доклад, – сказал Шиллинг.

– Я слыхал об этом в Кантоне.

– От моряков?

– Зачем же! От китайцев. Они говорят про господина Гошкевича, что очень прекрасный молодой человек. Но в китайском языке делает грубые ошибки.

– Они-то откуда знают? Не было ни одного китайца! – сказал Осип Антонович.

– У них есть свои люди везде. Начиная с повара...

– Что же за ошибки?

– Да, говорят, в слове «хуа» надо «а-а» произносить протяжно и снизу вверх, только вверх, а вы, господин Гошкевич, делали это недостаточно отчетливо... И еще с недостаточной степенью почтительности хвалили нравы и обычаи эпохи Хань. Ну, впрочем, идемте, я пошутил, только пошутил! Идемте, господа, в суд! Об этом поговорим в другой раз. Так суд над мистером Тауло! Вы решили присутствовать?

Вид у Сайлеса удрученный. Дело, кажется, касается и его. Опытный делец не падает духом; как всегда, шутит.

Очень трудно перебивать торговлю старых гонконгских фирм. Англичане любезны, и он хорош с ними. Но Сайлесу оказывается стойкое сопротивление. Он охотно бы нашел новое поле для своей коммерческой деятельности. Это Япония и Россия, выходящая на Тихий океан. Он не раз заговаривал на эту тему с Посьетом и через него зондировал мнение Путятина.

У подъезда суда появились джентльмены в черных костюмах и стоячих воротничках, некоторые в белых пробковых шляпах. Подъехала карета, вылез молодой господин в сером сюртуке. Приподняв серый шелковый цилиндр, слегка поклонился, ему ответили. Сайлес тихо сказал вслед, что это сын Боуринга.

– Новый опиумный туз!

Группа англичан подъехала верхами. Тут все европейцы здоровались друг с другом, даже с незнакомыми.

На тротуаре толпились празднично одетые китайцы, но в дверь не шли.

Рослый китаец, сойдя из паланкина, кинул носильщикам монету. Сайлес представил:

– Мистер Вунг! Рекомендую... Один из тех, на ком стоит колония!

– Ах, что вы, что вы! – смеясь ответил китаец. – Такие пустяки! Здравствуйте, здравствуйте, господа! – Он поглядывал остро, зорко и с интересом на новых знакомцев: кажется, не понимал, кто это, или, может быть, все слыхал и знает, но желает составить собственное мнение, кто и сколько стоит.

– Мистер Вунг начинал со спаивания английских матросов, – хлопая китайца по плечу, рассказывал Сайлес. – Он изобрел особую одуряющую жидкость, которая шла у моряков нарасхват! За что и прозван Джолли Джек. А также – Ред Роджерс! Под этим именем известен всюду, теперь хозяин компрадорской фирмы и банка, один из самых влиятельных.

Китаец смеялся и в свою очередь слегка похлопал Сайлеса по плечу. Пришлось здороваться с мистером Вунгом за руку, как с джентльменом. Китаец высок, усат, как англичанин, броваст, губаст, голос басовит и с хрипотцой, он с косой, в европейской шляпе, в китайской кофте из тяжелого дорогого шелка с серебряными шариками-пуговицами, в полосатых брюках, какие любят американцы, и в башмаках.

– Не смотрите на косу, она привязанная: мистер Вунг мандаринских обычаев не придерживается!

Слуга-китаец провел чистейшим платком по плечам мистера Вунга и этим же платком смахнул пыль с его ботинок, ловко и почтительно отянул и оправил брюки, как ребенку. Мистер Вунг поздоровался и с Точибаном. Японец одет с иголочки, в белой шляпе, крахмальном воротничке и в костюме «грей» – в сером.

– Кам, кам, мистер Джолли, – сказал Сайлес, обнимая компрадора, и китайский туз вошел в зал заседания вместе с пленными офицерами и толпой американцев.