Дикое поле - Веденеев Василий Владимирович (книги без сокращений TXT) 📗
— Открывайте! Именем нашего повелителя!
Но Азис не желал ждать, пока сонные обитатели дома протрут глаза. Повинуясь его знаку, несколько стражников перелезли через ограду и распахнули створки ворот. Конные влетели во двор. Быстро спешившись, часть из них кинулась в дом, другие побежали к сараю и начали разбрасывать сложенные тюки с товарами, откидывать мешки, переворачивать бочки. Пламя факелов заметалось по стенам.
Приказчиков и слуг грека, даже не дав им одеться, согнали в угол двора и оставили под охраной вооруженных копьями стражников. Мурза сам обошел весь дом и, ничего не найдя, направился к сараю, зло покусывая кончик длинного уса. Проклятье! Если и там пусто, нужно думать, как оправдываться, когда купец подаст жалобу. Ну, Ахмет!
А сотник уже был тут как тут. Наклонившись к уху мурзы, он шепнул:
— Ивко нигде нет.
Не ответив, Азис вошел в сарай. У дальней стены сгрудилось несколько стражников, что-то рассматривая при свете факелов.
— Что там? — вытянул шею мурза.
Стражники расступились и показали ему плотно закрытый люк, ведущий в подпол. Открыть его они не решались.
Ахмет выхватил у одного из стражников копье, поддел им кольцо люка и откинул крышку. Все отпрянули, ожидая, что из темного провала грохнут выстрелы или выскочат люди с обнаженными саблями в руках, но ничего не произошло.
— Вниз! — приказал сотник.
Стражники неохотно полезли в подвал. При малейшем шорохе они были готовы спустить курки пистолетов, однако подвал был пуст. Азис сам осмотрел его: лавки у стен, истоптанная солома на полу, старые бочки, давно потухший фонарь, какая-то плошка с вонючей грязью на дне и никаких следов пребывания людей. Разве что тяжелый спертый воздух?
Наклонив факел, Ахмет начал разглядывать пол и вскоре подал мурзе небольшой камушек. Брезгливо взяв его двумя пальцами, начальник стражи поднес находку ближе к глазам. Ба, да это же кусочек кремня от пистолетного замка!
— Они были здесь! — торжествующе улыбнулся сотник.
— Купцы тоже часто носят оружие, — осадил его Азис. — Ты убеждал меня, что урус-шайтаны прячутся здесь. Где они?
Гремя ножнами сабли, по ступеням лестницы в подвал скатился один из оставшихся наверху стражников.
— Высокородный! Неподалеку стреляли!
— Там имение Иляс-мурзы, — вскинул голову Ахмет. — Стреляли за рощей, позади дома?
— Да, — неуверенно подтвердил стражник. — Расстояние большое, слышно плохо.
— Это они. — Сотник поклонился мурзе. — Прикажи отправиться туда и проверить, что случилось.
Азис молча отстранил его и направился к выходу из подвала. Ахмет забежал сбоку и заглянул в искаженное злобой лицо мурзы.
— Арба не зря ездила по дороге около имения! Нам нужно торопиться.
Начальник стражи не ответил. Выбравшись из подвала, он приказал отправить в тюрьму всех, кто находился в доме купца, и вскочил на коня. Сотник почтительно держал ему стремя.
— Мы поедем к Алтын-карге, — наклонившись к Ахмеду, зловеще прошипел мурза. — Но если ты ошибся и в этот раз, я сошью себе сапоги из твоей кожи.
Он первым помчался в ночь, не разбирая дороги. Следом бросились остальные стражники во главе с перепуганным сотником: Ахмет знал, что мурза не любил бросать слов на ветер.
Ворота усадьбы Иляса оказались распахнуты настежь. Въехав в них, начальник стражи увидел столпившихся во дворе людей, настороженно примолкших при появлении всадников. Приподнявшись на стременах, мурза зычно крикнул:
— Что тут происходит? Почему шум? Вы что, оглохли, правоверные? Отвечайте! Я начальник ханской стражи Азис-мурза!
Когда выскочили из ворот имения мурзы, Тимофей пересчитал всадников: вместе с ним одиннадцать. Значит, ушли все и дело обошлось без потерь. Теперь скорее к морю! Поднимая пыль, отряд полетел к побережью. Коней не щадили — сейчас все зависело от их резвости.
Вскоре позади остались широко раскинувшиеся по сторонам дороги сады и показался перевал. Лежавший поперек седла, замотанный в ковер пленник беспокойно зашевелился и глухо замычал. Наверное, пришел в себя и пытался понять, что случилось. Почему после страшного грохота и звона в голове он вдруг очутился в душной темноте и не может шевельнуть ни рукой, ни ногой?
Тимофей поправил сползавший с седла тюк с похищенным и хлестнул лошадь плетью, понукая ее бодрее идти на подъеме к перевалу. Ничего, потерпит мурза, надо же когда-нибудь и ему на своей шкуре попробовать, каково приходится полоняникам. Хотя ордынцы обычно ведут полон с веревками на шее, а не везут на конях. И этого татарина не будут ждать в конце пути площадь невольничьего рынка и жадные перекупщики-работорговцы.
Как жаль, что украли мурзу, а не девушку. Тогда и скакун ни к чему: просто схватил бы ее на руки, прижал к груди и нес до самого моря, не чувствуя усталости. Редкая красавица! Дивный стан, тонкие черты лица, огромные глаза, маленькая ножка в расшитом шелками мягком татарском сапожке — все это так и стояло перед глазами казака.
Вот он, ее платок. Тимофей приложил его к щеке и ощутил едва уловимый незнакомый теплый аромат. Сердце снова защемило неясным томительным предчувствием. Как бывало в далеком, уже казавшемся подернутым смутной пеленой времени, детстве, когда мать, жарко натопив печь, купала его в большом деревянном корыте, ласково проводя руками по телу и шепча наговоры, отгонявшие хвори-лихоманки. Тимоша тогда замирал и закрывал глаза, полностью отдаваясь во власть маминых рук, нежно гладивших его голову, худую спинку с выступающими лопатками, угловатые, костлявые плечики. Потом мама заворачивала ненаглядного сыночка в чистую мягкую холстину и брала на руки. Пахло от маминой груди и волос таким же томительным теплом, и маленькое сердце сжималось в неясном тревожном предчувствии, но быстро успокаивалось, ощущая рядом биение сердца матери, готового закрыть его собой от всех невзгод в мире.
А не закрыло: не дали маме вырастить сыночка, не дали увидеть, каким он стал. Может, как раз этот мурза и привел тогда к их городку татарскую конницу, чтобы вырвать малыша из ласковых рук, обречь его на неволю и горькое сиротство. Значит, не зря тогда томила душу тревога?
На перевале Головин перекинул пленника на седло к Брязге, давая отдых своему коню. Пропустил мимо себя торопившихся спуститься в долину казаков, на мгновение задержался, поглядел назад. И похолодел: вдалеке быстро катилось по дороге густое облако пыли, в лунном свете казавшееся похожим на мягкий серый шарик или сгустившийся клочок тумана. Приближаясь, оно вырастало в размерах, и вскоре стало видно, как взблескивают в нем холодные искры — это шла аллюром плотная конная масса, поблескивая остриями пик и металлическими частями доспехов. Боясь ошибиться, Тимофей соскочил с коня и припал ухом к каменистой земле. И сразу словно ударил от нее глухой гул топота копыт, как будто дрожало и стонало в глубине неведомое, огромное чудовище.
Едва успев вставить ногу в стремя, казак ожег коня плетью и на скаку умостился в седле. Гнать, что есть мочи гнать! Сейчас не время задумываться, почему так быстро сумели взять их след, надо гнать и гнать лошадей! Поравнявшись с Ивко и Брязгой, он, захлебываясь встречным ветром, прокричал:
— Погоня!
Победителем в этой бешеной скачке выйдет тот, у кого лучше кони. Путать врага уже некогда и просто негде, дорога идет прямиком к берегу моря, и только у скал, где серб прятал лошадей, есть укромное местечко, пригодное для засады. Уже не свернуть, не запетлять, только гнать и гнать!..
Опустили поводья и дали волю скакунам, которые закусили удила, стремясь перегнать друг друга. Брязга одной рукой придерживал подпрыгивавший на седле тюк, а другой достал кинжал и знаками показал, что в случае чего он зарежет мурзу. Ивко, казавшийся смертельно бледным рядом с вымазанными сажей казаками, вымученно улыбался и даже что-то крикнул, но ветер унес слова, заглушённые топотом копыт.
Ну, где же скалы? Надо выиграть состязание в скорости. Главный приз — собственная голова! И еще драгоценный пленник, которого ждут в Азове, а может быть, даже в Москве. Стоило ли положить столько трудов, чтобы его выкрасть, а потом зарезать, убегая от погони? Нет, его необходимо, во что бы то ни стало, увезти. Пусть татары беснуются на берегу, видя уходящий в море струг!
