Евпраксия - Антонов Александр Ильич (книги онлайн полные версии .TXT) 📗
Взбодрил себя вином и Генрих. Это случилось в тот час, когда Евпраксия увлекла его из-за стола в трапезной на двор замка и они оказались в водовороте веселья простых горожан.
Близко к полуночи волею княгини Оды новобрачных повели в спальню. По пути Ода прижала к себе Евпраксию и принялась нашёптывать:
— Славная, ты должна сотворить чудо. Только ты откроешь в этом юноше мужчину. Только ты! Спаси его, спаси!
Княжна ничего не ответила. Она с горечью подумала, что не испытывает в груди никакого влечения к супругу, что её сердце рвётся к милому Родиону. Те дни, когда они бежали из Кведлинбурга, открыли Евпраксии истинный и прекрасный нрав россиянина. С таким она готова была идти на любые муки и страдания. И всё равно обрела бы радость жизни. Увы, их судьбам не дано было сойтись. И княжна наконец собралась с духом, сказала Оде:
— Я постараюсь, тётушка.
С этими скупыми словами, прижавшись на миг к груди княгини Оды, коя многие годы была достойной супругой её родного дяди, Евпраксия перешагнула порог опочивальни.
Когда молодожёны остались одни, Евпраксия вспомнила наказ любимой матушки. Своей житейской мудростью она была богата и не скупилась делиться с дочерью. Провожая в чужую державу, Анна сказала Евпраксии:
— Судьбой назначено тебе служить избравшему тебя. Служи, доченька, не посрамив имени своего.
Тут не было сказано ни о любви, ни о иных чувствах. И смысл жизни сводился всемогущей судьбой к одному: к служению. Не обойдёшь, не объедешь.
С этого полуночного часа и до рассвета княжна назовёт своё поведение чародейством, и всё опять-таки благодаря матушке И если бы Генриху суждено было прожить долгие годы, он и на склоне лет благодарил бы судьбу за первую брачную ночь. Не всё легко пришло к Евпраксии в первые мгновения. Но, мужеством одарённая, княжна собралась, вспомнила уроки иранской магии для брачной ночи, избавилась от смущения. И всего-то надо было закрыть глаза. Привстав на цыпочки, она обняла Генриха и поцеловала. Сделала это мягко, касаясь его губ не только губами, но и языком. И делала это до той поры, пока Генрих не ответил ей. Тут она проникла рукой под его камзол и провела ладонью по позвоночнику, нашла нужную ей точку, и её нежные пальцы затеяли танец, не прошло и нескольких мгновений, как от этой точки по всему телу Генриха полетели горячие токи и оно стало наполняться неведомой ранее силой. Он взял лицо Евпраксии в ладони и посмотрел на него: её глаза были закрыты, а губы раскрылись в улыбке, на щеках заиграли ямочки, и ему захотелось прикоснуться к ним губами. А силы в нём всё прибывали, появилась жажда что-то делать. И Евпраксия помогла ему.
— Сними с меня лишнее, — прошептала она.
Боясь сделать неловкое движение, он снял с неё византийский долматик, но прочее снять остановила робость. Она же, скинув с него камзол, вновь побудила раздевать её. Наконец-то они освободились от одежды и почувствовали себя свободно. Евпраксия повисла у него на шее и тихо молвила:
— Ты послан мне Всевышним. Я отдаюсь тебе, восхваляя его милость.
И она увлекла Генриха на ложе, вновь погуляла чуткими руками по тем местам, кои пробуждали мужское начало. И чудо свершилось. У Генриха уже не было ни робости, ни смущения, он поверил, что любовь, какую пробудила в нём Евпраксия, вдохнула в него силы, которые не иссякнут никогда. Евпраксия приняла Генриха. И всё было как должно: вспыхнула боль от потери девственности, пролилась руда на белую простынь. Это рассмешило княжну. А дальше всё текло как в волшебном сне.
Евпраксия сделала Генриха в эту ночь ненасытным. Но, принимая супруга, каждый раз, когда наступала минута торжества плоти, она закрывала глаза. И была благодарна Генриху за то, что он пи разу не попросил смотреть на него в эти минуты. А если бы это он сделал, то всё могло бы обернуться бедой, считала Евпраксия. Потому как с первой близости и до последней Евпраксия видела перед собой только желанный лик Родиона. Потом, когда усталый Генрих уснул, она молила Всевышнего о милости и прощении за сие прегрешение, за измену законному супругу понимая, что по-иному её грех был бы несмываем. И не будь этой торжественной для Генриха ночи, он бы возненавидел свою супругу, потому как потерпевшим позор от бессилия остаётся лишь удел ненавистника женщин.
Евпраксия никогда не поделится с кем-либо своей тайной. И пользоваться силой иранской магии будет нечасто. Да и нужды в том не окажется. Первая брачная ночь преобразила Генриха. Проснувшись уже где-то около полудня, он встал перед Евпраксией на колени и принялся покрывать её тело поцелуями. Он метался от лица к ногам, целовал лоно, живот, упругие груди, кончики волшебных пальцев на руках. А под конец набрался смелости и сказал:
— Моя любовь, посмотри на своего рыцаря.
Евпраксия по-прежнему лежала с закрытыми глазами.
Она не стеснялась своей наготы, но не могла, не имела права посмотреть на обнажённого супруга. Сказала:
— Я готова принять тебя, а большего не проси. Мне так приятнее.
Генрих и не настаивал. Как будто понимал, что так надо. Он вновь окунулся в страсть, словно и не было долгой ночной пляски.
Пополудни, когда молодожёны вошли в трапезную, Гедвига и Ода не узнали Генриха: перед ними стоял счастливый молодой мужчина. Ода было поспешила подойти к Евпраксии, но Гедвига удержала её и сама подошла к невестке, поцеловала её.
— Я счастлива, я люблю тебя, доченька.
Медовый месяц молодожёны провели в Штадене. Они много ездили по зимним рощам, осматривали свои огромные владения, выезжали на охоту на зайцев и вепря, проводили княгиню Оду в Гамбург, там погостили. Встретившись с Вартеславом, Евпраксия вдоволь наговорилась по родному.
— Боже мой, — не раз восклицала Евпраксия, — какая же она мягкая и певучая, наша речь!
...Наступило лето 1087 года. На просторах великой Римско-Германской империи царили мир и покой. За многие годы царствования Генриха IV народы державы спокойно трудились на полях, строили города, храмы, мельницы на реках, женщины рожали детей, потому как мужья были дома, а не на войне. Лишь у маркграфа Штаденского пока не появился наследник. Генрих часто и многозначительно поглядывал на живот Евпраксии, и она понимала его взгляд, ласково говорила:
— Ты потерпи немного. Я ещё молоденькая и не созрела. Л придёт время, и мы с тобой кучей голубоглазых окружим себя. — Улыбаясь, Евпраксия зажимала в груди жалость. Она-то созрела для материнства, а вот Генриху не дано быть отцом. Они познавали радость близости лишь потому, что над маркграфом властвовали силы древней иранской магии. Но об этом Евпраксия не могла признаться даже под страхом смерти. Смирившись с обречённостью Генриха в одном, Евпраксия ещё в большей мере переживала за него в другом. Однажды она увидела его в саду, сидящим на скамье и расслабленным, забывшим окружающий мир. И было в его облике столько обречённости, что Евпраксия содрогнулась. Она давно догадывалась, что Генриха нечто угнетало, и пыталась узнать, спрашивала его. Он же ссылался на головные боли и не открывал других причин угнетённого состояния.
Пришла осень. Дожди заливали землю. В эти пасмурные, холодные дни в Штаден долетела весть о том, что император покинул Майнц и перебирается со двором в другую резиденцию. А через неделю, как раз накануне празднования дня святого Бенедикта, покровителя Германии, в Штаден примчал гонец. Он загнал коня, и тот перед подъёмным мостом упал и сдох. Сам гонец едва дополз до ворот. Стражи увидели его, помогли добраться под арку башни. Он крикнул:
— Графа Генриха зовите! — и упал в изнеможении.
Один из воинов побежал в замок и вскоре вернулся с маркграфом.
— Ну что туг? — спросил Генрих.
Стражи хлопотали возле гонца. Кто-то лил на лицо холодную воду, но вымокший до нитки гонец не приходил в чувство. Вскоре же прибежала Евпраксия. Увидев, что собравшиеся суетятся близ сомлевшего человека, она подошла к нему, опустилась на колени и прикоснулась рукой к его шее. Она словно бы гладила её, сама нашла нужную точку, и её нежные пальцы крепко надавили на шею. Гонец открыл глаза.
