Ваятель фараона - Херинг Элизабет (книги онлайн TXT) 📗
– А где теперь женщины? – спросил Тутмос.
– Я их поместил в твоей каюте…
Тутмос распахнул дверь каюты, и, когда его глаза привыкли к мраку, различил две фигуры, которые, прижавшись друг к другу, сидели в углу.
Как только он сделал попытку приблизиться к ним, Эсе пронзительно закричала:
– Нет, нет! Я не хочу! Я не хочу!
– Мама! – прошептал Тутмос, испуганный этим диким криком. – Мама! Это я! Успокой девочку! – И он вышел наружу.
Между тем команда подняла паруса, корабль отошел от берега. Тутмос подошел к капитану.
– А что будет, когда Аба расскажет обо всем Май? – спросил он неуверенно.
– Мне кажется, что он этого не станет делать, – усмехнулся Гем. Человек, чья одежда запачкана сверху донизу, не станет показывать пятно на чужом одеянии.
Тутмос молчал, но по его лицу было видно, что противоречивые мысли терзают его душу.
– В таком случае, Гем, – наконец сказал он, – мне придется самому обо всем рассказать Май. Жизнь моя будет отравлена, если я не смогу честно смотреть в глаза людям!
– Я понимаю тебя, Тутмос. Но не забудь в разговоре с Май упомянуть, что ты видел в Оне. Как Аба обращается с людьми и как он привел в упадок хозяйство вверенного ему поместья.
– Я же не доносчик, Гем! Разве скульптор должен совать свой нос в дела царских чиновников?
– Почему ты говоришь «доносчик»? Разве ты, скульптор, не служишь Атону, не служишь правде так же, как каждый жрец? Как каждый чиновник? Разве ты не следуешь тому учению, которое проповедует наш царь? Эти люди прячутся за спинами нашего бога и нашего царя и, прикрываясь их именами, думают, что могут безнаказанно творить свои черные дела! Если ты не расскажешь, как Аба управляет царским поместьем, это сделаю я. Но ведь мои слова имеют гораздо меньше веса!
– Ты, видимо, прав, Гем, – сказал Тутмос, глубоко вздохнув.
Тени вышла из каюты и подошла к Тутмосу.
– Эсе перестала плакать и заснула. Пускай поспит, – сказала она.
Тутмос взял мать за руку и увел от двери каюты на корму корабля. Он боялся нарушить сон девушки, ведь с Тени надо было говорить очень громко. Тутмос некоторое время стоял молча.
– Прости меня, мама! – наконец сказал он. – Я не хотел пугать вас, но у меня не было другого выхода.
– Я особенно не испугалась. Что может случиться со старой женщиной? – ответила она.
Тутмос понял по ее голосу, что жизнь безжалостно иссушила ее душу. И даже смерть она восприняла бы просто, как конец этого длинного, полного лишений пути. Он взял ее руки в свои.
– Мама! Теперь тебе будет хорошо! Ты будешь жить в светлой комнате. Веселыми картинами я распишу ее стены. Ты увидишь, чему научились мои руки. Ты будешь спать на настоящей кровати. Не на лежанке из кирпичей и не на соломенной подстилке, а на кровати.
Тутмос попытался по глазам матери прочесть ее мысли, но они по-прежнему не выражали ничего, кроме страшной усталости и полного безразличия. «Может быть, она разучилась радоваться?» – подумал он, и щемящее чувство охватило его сердце.
В этот день они проплыли мимо бывшей царской столицы. Тутмосу не нужно было подгонять гребцов. Все еще взволнованные приключениями дня, они в такт опускали весла и пели свои песни. Когда на небе зажглись звезды, корабль причалил к берегу. Гем распорядился выдать команде двойную порцию пива, и веселье затянулось до глубокой ночи. Мать Тутмос отправил в каюту к девушке. Гем предложил переночевать на одной койке с ним, но Тутмос отказался. Не пошел он и в кубрик, где разместилась на ночь команда.
Тутмос выбрал себе место на палубе и улегся, положив под голову круг сложенного витком каната. Он долго смотрел на мерцающие в темном небе звезды. Холодный ветер обдувал его, а над камышами подымалась тонкая пелена тумана.
«Накидку бы мне сейчас, – подумал он, – нужно сходить и принести себе накидку». Но он не пошел в каюту, боясь опять испугать девушку.
Тутмос уже проснулся, когда мать вышла из каюты.
– Теперь пойди к Эсе, Тутмос, – сказала Тени сыну. – Она хочет с тобой поговорить.
Эсе стояла в каюте, прислонившись к стене. Тутмос оставил дверь открытой, и при дневном свете он мог хорошо разглядеть очертания ее стройной фигурки. Тутмос не подошел к девушке близко; он остановился на некотором расстоянии и спросил:
– Ты хотела мне что-то сказать?
– Да, дядя, – ответила девушка, – я хочу знать, ты взял меня с собой потому, что собираешься выдать замуж? Выдать замуж за человека, который мне не нравится?
– Нет, Эсе! – Тутмос невольно улыбнулся. Чего только не придумают эти девушки! – У меня не было этого даже в мыслях. У меня мало друзей. Да я и не думал о муже для тебя… Я думал… Может быть, ты полюбишь меня?
– Как? – Ее лицо оживилось. – Разве ты до сих пор не женат? Такой старый… главный скульптор царя… и у тебя нет ни жены, ни детей?
– Главным скульптором я стал совсем недавно. А что старый…
Эсе перебила Тутмоса:
– Скажи, если я не захочу стать твоей женой, те ты заставишь меня силой? – Она нахмурила лоб, и вспыхнувший было в ее глазах огонь потух.
Тутмос медленно и серьезно ответил ей:
– Никогда, Эсе! Никогда я не буду заставлять тебя делать то, чего ты не хочешь!
Руки Тутмоса опустились, и он уже собрался покинуть каюту. Но прежде чем скульптор успел выйти, она зарыдала и бросилась к нему на грудь.
– Ты так добр ко мне! Ты лучше отца! Ты ничего не требуешь от меня! И она продолжала плакать.
Тутмос так растерялся, что даже не осмелился погладить Эсе по голове. Наконец, рассердившись на себя, он взял рыдающую девушку на руки и посадил ее на край койки.
– Почему ты плачешь? – спросил он строго. Девушка вздрогнула и успокоилась.
– Всегда я видела лишь зло и притеснение, – сказала она срывающимся голосом. – Отец бил мать, когда она не выполняла его приказаний. А людей в поместье наказывали, привязывая к козлам, и я слышала их крики, слышала, хотя и зажимала уши руками. Ну, а когда появился Аба… О, я не могу даже тебе передать, что я видела тогда. Он брал любую женщину, какую хотел. Когда он шел через двор, я старалась спрятаться! Но однажды он все же увидел меня, и я слышала, как он спросил: «Кто эта красивая девочка?» Тогда я стала бояться еще больше. И я была права. Вскоре он приказал позвать меня, выгнал всех людей из комнаты, и мы остались одни. Но когда он попытался положить руку мне на грудь, я укусила его до крови. Тогда он избил меня плеткой. Вот, – видишь шрам на моем плече? Это ее след. Но я скорей позволила бы забить себя до смерти, чем покорилась бы ему. Когда же ты уехал, он начал хорошо обращаться со мной, но я стала еще больше его бояться.
– Он хотел на тебе жениться, Эсе. Я должен был отдать тебя ему в жены. Тогда у меня не оставалось никакого другого выхода, как… мне посоветовал это наш капитан… Матросы тебя не очень испугали?
Она не ответила.
– А меня, Эсе, ты больше не боишься?
– Нет, я боюсь… боюсь, что когда-нибудь ты выгонишь меня!
– Никогда! – крикнул он, притянул к себе и обнял. Она не сопротивлялась.
То, что Тутмос сделал Эсе своей женой. Тени приняла как должное.
– Мне, видимо, не придется писать контракт, – шутил Тутмос. – Или ты хочешь письменное подтверждение тому, что отныне ты госпожа всего дарованного мне нашим царем?
– Да, я хочу иметь письменное подтверждение, ответила она серьезно, и там должно быть сказано, что никогда в жизни ты не прогонишь меня!
Она настояла на том, чтобы он приписал эти слова, а потом позвала Гема, попросив его прочитать документ. Но капитан не умел читать. Он послал за своим писцом, пятнадцатилетним мальчиком. Только после того как писец, серьезно глядя в грамоту, медленно, слово в слово, прочел все написанное, Эсе успокоилась.
Тутмос взял на руки свою молодую жену и, осторожно пройдя по трапу, переброшенному с корабля на берег, отнес ее в тень одной из пальм, росших вдоль побережья.
– Вот ты и в Ахетатоне, – сказал он. Голос его прозвучал торжественно: он не мог скрыть радости, переполнившей его сердце. – Вот ты и приехала в Небосклон Атона, который построен в честь бога – отца всего живого. Здесь нет произвола и насилия! Только для того, кто не понимает нашего царя и извращает его учение, имя Атона становится грозным. Здесь царит справедливость и правдолюбие, и здесь властвует фараон, который не помышляет ни о чем другом, кроме служения Маат!
