Маслав - Крашевский Юзеф Игнаций (книги без сокращений .txt) 📗
– Очень вам больно от ран? – спросила она тихо, желая хоть что-нибудь сказать.
– Нет, – отвечал Томко. – Что это за раны! Больно мне только то, что вам у нас так неспокойно жить, что вы даже беретесь за секиру… Зарумянившаяся Кася покачала головой, и длинная, золотая коса обвернулась вокруг ее руки. Она взяла эту косу и стала играть ею.
– А без вашего гостеприимства, – сказала она, наконец, – нам бы пришлось, пожалуй, умереть с голоду в лесу!
Здана, наблюдала их лица, улыбки и взгляды, вспоминала о неблагодарном Мшщуе. Она потихоньку спросила о нем у брата, который глаз не спускал с Каси, И у него было такое странное чувство, как будто чернь и не подходила еще к замку, и ничьей жизни не грозила ни малейшая опасность, и как будто на свете была весна и полное спокойствие. Забыл обо всем и таким блаженным себя чувствовал…
– Ах, когда же это, наконец, окончится, – вздохнула Кася. – Я не боюсь! Ведь отец Гедеон говорил, что бог сотворит чудо!
– А для меня, хотя бы все счастливо кончилось, никогда не будет счастья, – отозвался тихо Томко. – Как настанут лучшие времена, вы уедете от нас далеко, а с вами…
Кася в испуге отшатнулась от него и схватила Здану за руку, так что Томко не решался договорить.
Девушки обменялись взглядами. Добрая сестра прижала Касю к себе и вместе с ней подошла к брату.
– Послушай, что Томко говорит тебе, – настойчиво сказала она, – я ручаюсь за него, что он говорит правду. Я его знаю!
Остальное она договорила на ухо Касе. Та пятилась назад, как будто не желая слушать, а сама улыбалась довольная.
– А вдруг мама подслушает, да увидит нас! – живо говорила она, – я боюсь…
– Только бы Бог помог покончить с этим, – торопясь высказаться, начал Томко, – если милостивая пани, ваша матушка не захочет меня выслушать… если мне откажут отдать вас, то видит Бог, хоть бы силою пришлось увезти, а будешь моя!
Выговорив это, Томко повернулся и выбежал. Кася с испугом оглянулась вокруг, – не подслушал ли кто… Но слышала только Здана, а та поцеловала ее в лоб и молча крепко обняла.
Между тем над воротами собрались на совет все главные защитники замка.
– Что с ними случилось? Что это значит? – говорили все. – Чего они там собираются и строятся в отряды? Почему оставили нас в покое? Что делается там в долине?
– Это все хитрости черни! – говорил подозрительный Лясота, – они хотят успокоить нас, чтобы потом напасть на нас неожиданно и разбить. Не верю я, чтобы они так легко отступились.
– И все свои трупы оставили, – прибавил Топорчик. – Даже костров не развели, так и побросали их.
– Они должно быть считают нас за глупцов и думают, что проведут нас, как малых детей, – сказал Белина.
– Кто знает, что надумал Маслав, – говорил Вшебор Долива. – Одно только верно, что по доброй воле они нас не оставят.
Гадали и рядили, но никто не понимал того, что творилось во вражеском лагере, и почему вчерашний штурм так внезапно сменился сегодняшним миром… Отец Гедеон также вышел на мост посмотреть.
– Отец Гедеон, – закричали ему со всех сторон, – ты, наверное, скажешь нам, что это значит.
– Я не военный человек, – спокойно возразил капеллан, окидывая взглядом долину, – одно только я знаю и вижу, что, если Бог захочет кому-нибудь оказать милость, тому он посылает с неба неожиданную помощь… Во время пожара – ливень, а для усталых отдых. Бог велик!
В то время, как одни начинали успокаиваться, и надежда проникала в их сердца, другие – были охвачены отчаяньем и тревогой. Простой народ, вчера еще грозивший и упорствовавший, убедившись утром в отступлении Маславовых полчищ, начал роптать и проклинать тех, кто обманул их надежды. Разделенные на небольшие группы они сидели в окопах угрюмые и погруженные в себя. Только женщины и дети, оставшиеся во дворе, громко плакали. Все боялись мести со стороны рыцарей, проклинали своих и напевали потихоньку погребальные песни. И они все не могли понять, что означало это внезапное успокоение после вчерашней битвы, когда ослабевшее городище уже не могло бы защищаться…
Вчерашний шумный лагерь затих, и только иногда порыв ветра доносил в замок звуки рога или неясный гул, смешанный с шумом леса.
Но толпы черни не ушли совсем; лагерь расположился на опушке леса и, казалось, чего-то ждал. Сначала в замке думали, что ждут новых подкреплений, но они были вовсе не нужны для взятия городища, потому что и так осаждающих было более, чем достаточно.
Сам Потурга, еще вчера отказавшийся верить в чудо Божие и в возможность для Божьего могущества спасти осажденных – стоял в задумчивости и не знал сам чему все это приписать. Вчерашнее пророчество отца Гедеона пугало его, как угроза, и при одном воспоминании об этом, он чувствовал холод во всем теле.
– Вот теперь, – невольно вырвалось у Белины, – как раз бы пригодился этот хваленый Собек Спытковой.
Старый слуга, стоявший неподалеку у стены, усмехнулся и подошел с низким поклоном.
– Пусть только немного стемнеет, – сказал он, – и если все останется без перемены, то я спущусь с валов и поползу.
Но и к вечеру все оставалось попрежнему. В долине движение толпы черни еще усилилось. Во мраке из леса показался еще новый отряд, встреченный приветственными кликами, и присоединился к остальным.
Все, умевшие различать людей по одежде, уверяли, что это пруссаки, – это подтверждал и Вшебор. Но другие стояли за поморян. Отряд этот расположился отдельно.
Повидимому, на сегодняшнюю ночь городищу ничего не угрожало. Расставив стражу на валах и у ворот, рыцари ушли в горницу на отдых.
Собек исчез с наступлением мрака.
В этот вечер не было ни споров, ни разговоров, все улеглись, где кто мог, счастливые одной возможностью забыться сном. Только стража менялась и одни вставали и шли на смену, другие приходили на отдых. В городище было так тихо, что делалось даже страшно. Женщинам то и дело казалось, что пожар и крик снова разбудил их, как в ту ночь.
Перед рассветом, когда старшие, которые не нуждаются в длительном сне, проснулись, а молодежь еще спала каменным сном, старый Собек неожиданно появился в горнице и принялся разводить потухающий огонь, потому что и ему надо было согреться.
Белина увидал его и поспешил подойти к нему.
– Это ты? – спросил он.
– Я сам, милостивый пан, как видите! Только вот весь испачкался, ползая по земле.
А какие вести принес?
– Да почти что никакие! – вздохнул смутившийся Собек. – Мне удалось подкрасться под самые палатки, но я ничего не мог разузнать. Повидимому, там ожидают какого-то неприятеля. Но кого? Откуда? – Невозможно узнать. Люди Маслава ходили по всему лагерю и всем говорили, что сюда тащился какой-то небольшой отряд, и что они его раздавят, как червяка. Со вчерашнего дня поят всех пивом, велено не бросать оружия и не ложиться, а держаться всем вместе…
Собек был, видимо, сконфужен и огорчен тем, что ему не удалась вылазка, и что он вернулся ни с чем. Его спросили, не говорят ли о городище.
– Они с нами совсем не считаются, – возразил старик. – Говорят, что возьмут, когда захотят и нисколько об этом не беспокоятся. Им теперь важно разбить неприятеля, которого они поджидают.
Посыпались догадки о том, кто бы мог быть этим неприятелем Маслава, избегавшего борьбы с чехами. И все сходились на том, что это, наверное, какая-нибудь часть уцелевшего польского рыцарства.
– Если это те, с которыми мы встретились, – заметил Вшебор, – и которых ведет старый Трепка, то мы выиграем только то, что прежде чем погибнем сами, увидим собственными глазами их поражение и гибель. Запечалились рыцари при этих словах.
– Но не может быть, – прибавил, помолчав немного, Долива, – чтобы они решились идти с такими силами против всей черни.
– А если они ничего не знают и попадут в западню, а вся чернь бросится на них? – сказал Лясота.
Вшебор не сразу ответил.
– Оборони Боже, – промолвил он сумрачно. – Все это храбрые воины, знатнейшее рыцарство, но не может же один идти против ста или даже двухсот, – это возможно только в сказке. Как бы они не были храбры и хорошо вооружены, но, свалив десятерых, каждый из них в конце свалится и сам.
