Зеркала прошедшего времени - Меренберг Марта (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений .TXT) 📗

Муж… Она вышла за него замуж, потому что он считался первым поэтом России. Самым лучшим. И еще потому, что ненавидела свою вечно пьяную мать, ее побои и ругань, забитого, безгласного отца, слуг в Полотняном Заводе, которые хихикали и перешептывались за широкой спиной Натальи Ивановны Загряжской, споря между собой, с кем из челяди сварливая барыня нынче ляжет в постель, чтобы потешить свои обвисшие прелести. Она помнила, как однажды застала ее с садовником Мишкой в позе, не допускающей двойного толкования, и мать, глянув на нее из-под его спины, которую она сжимала своими жирными ногами, с пьяной ухмылкой заявила ей: «Посмотреть пришла? Так учись, дура!» – и расхохоталась.

Пушкин ей нравился. Он красиво ухаживал за ней, дарил цветы и подарки ей и ее матери, дал Гончаровым двенадцать тысяч рублей в долг на ее приданое. Долг ее мать, разумеется, так и не вернула. Сестрам тоже надо было искать женихов, но не в деревне же! Она добилась того, что Катрин стала фрейлиной ее величества императрицы Марии Федоровны и перевезла обеих сестер в Петербург.

Пушкин был вне себя. С того момента, как они стали жить под одной крышей, в доме началась ни на день не утихающая, страшная война, которая неоднократно заканчивалась побоями и криком.

Пушкин ненавидел Катрин, и эта ненависть была, разумеется, взаимной, пылкой и горячей. Натали помнила, как однажды Пушкин ударил Катю по лицу в ответ на ее язвительную шуточку в сторону сестры – «камер-пажиха». Люто ненавидевший унизительную зависимость от царской службы поэт получил тогда звание камер-юнкера, а «камер-пажихой» Наташу прозвал шутник Долгоруков, но вспыльчивый Александр этого не знал. Над этой остротой еще долго смеялись в свете за его спиной, и Натали страшно переживала, не желая даже показываться на балах с неудачником-мужем, которого она начала стыдиться.

Когда он нараспев бубнил свои стихи, ее тут же начинало клонить ко сну. «Но это же не колыбельная, а стихи, Ташенька», – смеялась Катрин. К тому же он был так некрасив… Маленького роста, со склонностью к полноте, с вытянутой обезьяньей, вечно гримасничающей физиономией, болезненно тщеславный и полный непомерных амбиций, он видел себя как минимум Наполеоном – и в своих произведениях, и в жизни, и, конечно, в количестве соблазненных им женщин. Он даже старался подчеркнуть свое внешнее уродство, чтобы в свете его считали своеобразным, оригинальным, ни на кого не похожим, бравируя этим и ненавидя в душе вечно увивающихся за ней молодых, самоуверенных и красивых мужчин.

Он не постеснялся заявить ей перед свадьбой – ты у меня сто тринадцатая. Наташа была тогда так юна и неопытна, что даже не сразу поняла, о чем идет речь, а поняв, не поверила…

С самой первой их ночи он грубо насиловал ее, наслаждаясь ее робостью и покорностью, в кровь царапая своими длинными ногтями ее нежную белую кожу, специально стараясь измять и истерзать ее до жалобных стонов и криков, которые он принимал за вспышки страсти. Можно сказать, часто думала она, что он намеренно убил в ней женщину с самого начала их семейной жизни, потому что боялся слишком явных проявлений ее чувственности. Ему нравились ее сдержанность и холодность, которую он считал отличительным признаком светской дамы. Страсть, так высоко ценимую им в бордельных шлюхах, в ней он постарался бы приглушить как можно быстрее, если бы хоть раз заметил ее проявление. Впрочем, она и представления не имела, что это такое, и не понимала, почему ее подруги так жаждут скорее отдаться любимому мужчине.

Но теперь она поняла. Нежные и пылкие слова Николая, его прикосновения, страстные и глубокие поцелуи, его преклонение перед ней – все говорило о том, что это и есть настоящая, подлинная страсть, которую ей дарит сам государь.

И нельзя упускать такую возможность, нельзя… Так пусть ее любовником отныне будет не кто-нибудь, а первый человек в государстве, а она будет вертеть им как хочет, она сделает из него своего покорного раба – и пусть вся Россия вместе с ним не раздумывая склонится к ее ногам.

Глава 10

Танец ледяных скульптур

Игра не клеилась, а ставки все повышались, и, проиграв уже две партии подряд, Геккерн, из последних сил стараясь владеть собой и улыбаться, улыбаться, во что бы то ни стало растягивать рот, дружелюбно приветствуя знакомых и незнакомых, наблюдал за своим приемным сыном, ни на мгновение не теряя его из виду среди пестрой и разряженной толпы на очередном блестящем балу, которых в последнее время и так было слишком много. Танцевали той осенью чуть ли не по два раза на дню, до упаду, и Жорж уже как-то раз умудрился простудиться, выскочив после танцев на продутую всеми ветрами улицу в распахнутой шинели.

Сейчас он, делая грациозные па в мазурке и не сводя с Натали Пушкиной влюбленных глаз, горящих неподдельным восторгом и страстью, нежно пожимал ей руку, шепча что-то на ухо, а если она вдруг на секунду отворачивалась, он тут же вновь начинал что-то говорить ей, и она тихо смеялась, изящно поднося ко лбу тонкую, затянутую в кружевную перчатку руку, и нежно прикасалась к его руке, и что-то вышептывала своим ангельским голоском в ответ на его слова. Они изящно сходились и расходились в танце, не отрывая друг от друга глаз и не расцепляя рук, под завистливые и ревнивые взгляды дам и ехидные перешептывания кавалеров, и казались идеальной парой, воплощением любви земной и небесной – вечные Ромео и Джульетта, Тристан и Изольда, Руслан и Людмила…

Что-то длинное и острое, как холодная стальная спица, кольнуло Геккерна в грудь, заставив его вздрогнуть и замереть, задохнувшись от внезапной вспышки боли. Перед глазами поплыли и растаяли сиреневые искорки, он закрыл глаза, схватившись рукой за сердце, но боль прошла, отступила на время, чтобы вновь вернуться, как только рука Жоржа нежно обвилась вокруг осиной талии Наташи.

Луи трясло как в лихорадке, он неожиданно крупно выиграл последнюю партию в вист и с ужасом вспомнил: если везет в картах – не везет в любви… и наоборот…

Ну что тут такого – он же просто танцует… И хватит на них смотреть – что с тобой, Геккерн, ты ревнуешь?.. Ты просто смешон…

В этот момент мимо него что-то легко прошелестело, как будто уносясь на невидимых смуглых крыльях, стремительно и воздушно, как черная ласточка перед бурей, и он узнал Катрин Гончарову, с трудом сдерживающую готовые хлынуть слезы, летящую к выходу сквозь шумную бальную толпу. Геккерн безразлично, но с оттенком легкого презрения проводил ее глазами. Вслед за ней кинулась Александрина, и барон услышал последние слова Катрин – он все равно будет моим, Азинъка, вот увидишь! Я никому его не отдам… Никому!..

Ну ты и дура, оказывается… экзальтированная и манерная дура… Размечталась…– с неприязнью подумал Луи, недобро прищурившись вслед стремительно улетавшей, как будто в ожидании грозы, смуглой «ласточке».

Natalie, по-прежнему никого и ничего не видя, все кружилась и кружилась в объятиях Жоржа, как механическая кукла, и улыбалась, и приседала, и вскидывала тонкие руки, грациозно взлетая и вновь плавно опускаясь на паркет в такт музыке.

…Tour, battement, jete, reverence…

– …О, какая красивая пара, вы не находите, Софи? Мадам Пушкина и месье Дантес…

– …Ее муж страдает припадками бешенства – говорят, в такие моменты он себя не помнит и у него идет пена изо рта…

– …Я сама слышала, как Катрин рассказывала Вяземской, что он пускает в ход кулаки, – бедная девочка…