Юнармия - Мирошниченко Григорий Ильич (книги .txt) 📗
Паровоз все громче и громче пыхтел. Наконец толстый кондуктор протянул машинисту путевку и приложил к губам свисток.
Вдруг откуда-то выскочил Илья Федорович и схватил его за руку.
– Стой! Кого отправляешь?
Кондуктор не успел разинуть рот, как паровоз оторвался от поезда и покатил.
Несколько военных с маузерами в руках бросились догонять паровоз, другие окружили Илью Федоровича.
– Не подходи! – заорал Илья Федорович. – Бомбу брошу!
Военные далеко отскочили. А один из них, высокий, в черкеске, выхватил из кобуры наган и наставил на Илью Федоровича.
– Отойди! – еще раз крикнул Илья Федорович и кинул на платформу блестящую бутылочку-бомбу.
Сильный удар оглушил меня, и в ту же минуту что-то резануло по руке. В суматохе и крике ничего нельзя было разобрать. Я слышал только револьверные выстрелы, видел, как бегут по платформе какие-то люди – военные, вольные, мужчины, женщины.
Я оказался в самой гуще убегающей толпы. На ходу я споткнулся о какой-то сундук, упал и потерял ребят.
Теперь уже нельзя было понять, кто в кого стреляет. Палили и сзади и спереди – из вагонов, из окон вокзала и даже, кажется, с крыш.
Ильи Федоровича нигде не было видно.
У товарного вагона я заметил Репко. Всей грудью навалился он на вагонную дверь, стараясь ее задвинуть. Пассажиры этого вагона, какие-то господа в шляпах и дамы, придерживали руками дверь изнутри и кричали:
– Что ты делаешь, мерзавец? Не смей нас закрывать! Мы не лошади!
Но Репко был сильней целого десятка пассажиров. Он задвинул тяжелую дверь, запер ее на засов и сказал:
– Посидите тут, покуда большевики придут, они вас выпустят.
Запертые пассажиры забарабанили в дверь.
А Репко бежал уже к другому вагону.
Я бросился ему помогать. Рядом с нами, будто из земли, выросли Гаврик, Васька, Иван Васильевич и другие наши товарищи.
Мы разбежались по вагонам и стали дружно, с грохотом задвигать двери, одну за другой. Перепуганные беженцы даже не сопротивлялись. Только из одного вагона, когда мы стали его запирать, вдруг высунулась рука с маузером. Но Гаврик вовремя ударил по руке обрезом, и маузер полетел под вагон.
– А где Андрей? – беспокойно спросил меня Васька.
В самом деле, куда девался Андрей? Его уже давно никто не видел.
Но искать было некогда. Со стороны дежурки бежали к нам белогвардейцы с винтовками наперевес.
Впереди мчался какой-то господин в шляпе. На бегу он поворачивался к солдатам и кричал тонким голосом:
– Они мои вещи заперли! Мое семейство заперли!
– Бери их на мушку, ребята! – крикнул нам Гаврик.
Мы сразу щелкнули затворами.
Солдаты остановились. Если бы не было на платформе мастеровых, они бы, конечно, расправились с нами. Но как раз в это время состав оцепили со всех сторон деповские. У каждого была в руках винтовка или наган.
– Никого не выпускай из вагонов! – кричал мастеровым Репко. – Не давай пощады буржуям.
Солдаты и казаки постояли, постояли, а потом медленно повернулись и пошли обратно. Господин в шляпе бросился их догонять.
– Братцы, братцы! – кричал он им вслед. – Как же так? Что за безобразие! Прикажите вагоны открыть!
Но солдаты его не слушали. Дойдя до первого выхода, они, как по команде, сделали полуоборот направо и побежали на улицу.
Пестрая толпа офицеров и вольных будто сразу растаяла. Одни убежали, а другие сидели в запертых вагонах под надежной охраной.
– Идем, ребята, в поселок, – сказал нам Гаврик. – Может, и там подходящее дело найдется.
Мы вышли через подъезд на улицу. Там стояли, уткнувшись мордами в забор, оседланные казачьи лошади. Никто их не сторожил. Видно, забыли казаки своих коней. Да и куда ускачешь теперь на самом резвом коне, если чуть ли не у самой станции, и в станице, и у моста через Кубань рвутся красноармейские снаряды, а во всех балках рыщут партизаны, перерезают дорогу кадетам.
– На коней, ребята! – крикнул нам Гаврик.
Мы отвязали уздечки и живо вскочили на коней. Каждый взял себе коня на выбор. Мне достался черный, с лысиной на лбу и с белым кольцом на ноге.
А те кони, которые никому из нас по вкусу не пришлись, так и остались у забора.
– Куда поскачем? – спросил Гаврик.
– К мосту! – ответил за нас всех Васька. Он лихо сидел на своем сером пышногривом коне.
Только мы собрались в путь, из дверей вокзала выскочил Андрей. Он посмотрел на нас и разинул рот.
– Откуда коней взяли? – спросил он.
– Бери и ты, вон там их сколько хочешь, – сказал Гаврик и кивнул головой на коней, которые стояли у забора.
– А ты где был, Андрей? – спросил Васька.
– На паровозе. Мы с Корнелюком паровоз от кадетского состава отцепили и в депо отвели. Он там теперь и стоит – отдыхает.
Андрей тоже выбрал себе коня, гнедого, сухопарого, вскочил в седло, и мы помчались галопом на Кубань.
Только по дороге я заметил, что у меня поцарапана рука. Это осколком от гранаты задело. Ну, ничего, заживет, если только под пулю нынче не попаду.
А пули так и жужжат кругом. У въезда на мост мы остановились.
На мосту давка.
Подводы со всяким хозяйством – с кроватями, с кастрюлями и корытами – не давали двигаться артиллерийской батарее. Лошади бесились и поднимались на дыбы. Казаки, пробираясь верхом между зарядными ящиками и тяжело нагруженными бричками, стегали плетьми кого попало – и лошадей и людей.
А над Кубанью рвалась шрапнель и дождем сыпалась в воду.
И вдруг у самых орудий упал снаряд. Кто был поближе, кинулся к перилам, а кто и в самую Кубань прыгнул. Другие, как подкошенные, попадали на землю – прямо под колеса повозок.
Снаряд так и не взорвался, а пропал из-за него не один человек. На ту сторону Кубани никто не переплыл.
Все новые и новые подводы, двуколки и фаэтоны подъезжали к мосту.
– Гляди! – крикнул мне Васька.
В лаковой коляске сидели двое мужчин. Один из них был рябой и горбоносый атаман, а другой – станичный мукомол, Иван Матвеевич Дериземля. За коляской тянулись тачанки, а за тачанками – опять артиллерия.
– Эх, нельзя этих гадов живьем отпустить, – сказал Андрей, поднимаясь на стременах. – Красные, видно, уже станцию берут. Слышите, какая там трескотня? Надо бы задержать.
– А как задержишь? – спросил Иван Васильевич.
– Так, – сказал Андрей и выстрелил в атамана. Он так и плюхнулся с коляски на мостовую. – Через Кубань переправимся и в лоб ударим. За мной!
Андрей стегнул своего коня и погнал его берегом к перекату. Мы поскакали за Андреем. Берег у переката крутой, каменистый. Кони так и царапали камни копытами, спускаясь к реке. Но вот уже конь Андрея широко расплескивает ногами воду. Мы тоже не отстаем. Лошади доходят до глубокого места и, отдуваясь, пускаются вплавь. И вот наконец берег – низкий, пологий, с молодым кустарником. Мы пробираемся сквозь кусты и скачем к мосту.
– Заряжай! – кричит Андрей.
До моста еще далеко, но мы слышим какие-то выстрелы, и отдельные, и пачками. Стреляют с этой стороны моста – в лоб кадетам. Кто-то, видно, переправился через Кубань раньше нас.
Подъезжаем поближе – чуть не у самого моста лежит цепь.
– Да ты смотри, они в шлемах – в буденовках. Красноармейцы это! – кричит Гаврик, обогнав нас.
Да, это красноармейцы. Они лежат на земле, прижимая винтовки, а у пригорка в лесу фыркают их лошади.
– Вы куда? Кто такие? – крикнул нам с земли красноармеец, крайний в цепи.
– Свои, большевики! – ответил Андрей, осаживая коня.
– Ну, ложись, если так, – сказал красноармеец.
Мы спешились, легли рядом с красноармейцами. У них были длинные винтовки, а у нас коротенькие обрезы.
С правого фланга раздалась команда:
– Пли!
Мы вместе со всеми ударили по мосту. Раз, другой, третий… Сначала с моста отвечали беспорядочными выстрелами, а потом пальба утихла, и вдруг вся ярмарка, запрудившая мост, повернула назад, к поселку.
