Книга царств - Люфанов Евгений Дмитриевич (читаем полную версию книг бесплатно .txt) 📗
Многие новшества вводил царь Петр в жизненный обиход, а вот угощение велось по-старому русскому обычаю: хочешь не хочешь, а пей. Ежели в доме пир, то можно дверь держать на запоре, чтобы гости не выскочили, а на вольном воздухе, в Летнему саду, например, караульщики у всех выходов, – тоже никак не уйдешь. Дюжие гвардейцы Преображенского полка разносили большие чаши с вином; майоры гвардии выкликали, за чье здоровье выпивать – как же уклониться от этого и своим отказом обидеть кого-то? И пили, и угощались. Высшее петербургской епархии духовенство, тоже приглашенное в Летний сад, веселилось не меньше других. А день летний долгий, да и ночи в Петербурге как сумерки, – времени для гульбы много.
Коробила царя Петра мысль о том, что, несмотря на все меры, принимаемые полицией, много нищих в самом Петербурге, а в других городах и подавно. Хватали их на улицах, нещадно батожьем били, чтобы они по миру не смели ходить; которые оказывались на самом деле слепые и убогие, те отсылались в богадельни, а здоровые – к прежним хозяевам с приказом, чтобы им была дадена работа, дабы они даром хлеба не ели. Кроме нищих, полиция воевала с кликушами, выявив среди них немало притворных. Забирала полиция гулящих девок и баб, отправляя их на прядильный двор да на ткацкую фабрику.
… Три пули ловили жизнь Петра во время Полтавской битвы, а сколько их гонялось за Меншиковым, свистя над его головой то справа, то слева. Из скольких схваток с врагом он выходил победителем! Храбрость, доблесть, бесстрашие, смелость, удаль, геройство, дерзновенная решимость, отвага, мужество, – все эти качества сопутствовали боевым действиям Меншикова, и было за что царю Петру награждать его. Многое из того, что совершалось Петром, жило в делах и смекалке бывшего его денщика.
Недостроенной храминой назвал Меншиков оставленное царем Российское государство, а кому же достраивать неокоченное, как не ему, всю жизнь служившему правой рукой государя?.. Вот какое наследство достается теперь ему, некоронованному властелину всея Руси. Сумеет справиться со всем, что одолевал царь? Должен, обязан суметь, будучи множество лет первым и главным его помощником. Он, Александр Меншиков, – продолжатель царственной жизни Петра I, уступившего своему Алексашке недожитые годы.
Светлейший князь на своем досуге перебирал в памяти многое из того, что видел и слышал, чему бывал и участником и свидетелем, и что связано было с жизнью царя Петра. Вся она с мальчишеской озорной поры до последнего дня прошла на глазах, многими делами и помыслами жили они неразрывно один от другого.
О мертвом – только хорошее. Этому бытовавшему в народе обычаю следовал и он, Меншиков, думая о Петре. И во множестве самых разных своих дел и помыслов будто бы оживал царь Петр перед его мысленным взором. Было в воспоминаниях и такое, на чем Меншиков старался не задерживаться, довольствуясь тем, что спина или бока памятно хранили отметины царевой дубинки, сопутствуемой строгому словесному наставлению. Бывало такое, – из песни слова не выкинешь и от самого себя не утаишь. А наряду с тем – дружеские объятия и братские, почти родственные поцелуи. И наедине и на людях стыдил его Петр за безграмотность, однажды пробовал сам обучать, но, разозлившись на его, Алексашкину, бестолковость, плюнул с досады да наградил незадачливого ученика веской затрещиной. И удивлялся: как же у Алексашки хватает смекалки, упорства, выносливости на геройские дела и поступки, а не может одолеть такой нехитрой премудрости, как сложить буквицы в слово. А изустно слово к слову лепить – мастак. Иной раз такое выскажет, что только диву дашься – где и как он поднаторел?!
Но прости, государь, своего Алексашку, не взыщи на такой неполадливости, довольствуйся тем, что все же кое-что умел, получая от тебя похвалу. Когда же уличал в прохиндействе и в других непотребных деяниях – стыдил, ругал, бивал, не желал больше знаться с таким обалдуем, но вскоре же был и отходчив, и снова велась их неразлучная дружба.
– Прости, Петр Алексеевич-голуба, за лихое, содеянное. Под конец устрашился твоей неотвратимой угрозы и опередил тебя в сведении последних жизненных счетов, – прошептал Меншиков, осеняя себя крестным знамением.
Теперь решается он искупить свою вину перед тобой – доделать если не все, то многое из того, что не успел сделать ты, преобразуя свое государство. Все предпосылки для этого налицо. Екатерина не проявила себя преемницей твоих дел. Только в разгульной жизни переняла твои навыки, но у тебя случалось то между дел, а у нее – взамен их. Только пирушки да свои, бабьи, утехи на уме. Он, Меншиков, за всю свою жизнь девять миллионов накопленных рублей в иноземных банках хранит, а она за неполные последние два года, в начале своей вдовьей жизни, более пяти миллионов потратила. И куда только девала их?.. Левенвольда одаривала, а потом – зятя, голштинца, за то, что в добавку к родству еще и фаворитом стал. Долго ей не процарствовать, понимает это, заговаривая о наследнике. А он – только один: богоданный внучок Петр. Старшая дочь Анна Петровна клятвенное заверение дала, что на трон не позарится; Елисавета значится невестой епископа Любского, выйдет в замужество за него, и, подобно сестре, тоже клятву даст – не заботить себя тронным замыслом, – только он, малолетний великий князь, подлинным наследником остается. Ему русское царство предназначено. Он, хотя еще не помолвленный, но, можно считать, уже предрешенный в недальнем будущем супруг Александры, младшей дочери светлейшего князя. Старшая – с Петром Сапегой обручена, а младшей более завидная судьба выпадает: государыней императрицей станет. А царь-государь-император Петр II – его, светлейшего князя, – зятем. До полного свершения лет, до взрослой своей поры он отрочество и юность станет проводить под регентством тестя, да и после того, уже по привычке, будет он, Александр Меншиков, главенствовать во всех государских делах. (Кстати, подсказку свояченицы Варвары не позабыть и придумать, как избавиться от Толстого, дабы тот в глазах великого князя Петра не пятнал его, Меншикова, своей приятельской дружбой. Не позабыть бы о том.) Ну, а больше стремиться не к чему, и надобно ему, светлейшему князю, на том предел положить всем своим дальнейшим хотеньям, думая только о том, как бы успешнее достраивать преобразованное Петром Великим Российское государство. Надо будет, то и свои девять миллионов из заграничных банков затребует. Пусть деньги на благоустройство русский жизни пойдут и на будущую всенародную память о нем, Александре Меншикове. Да будет так!
С этими мыслями и при этом решении он встречал наметившийся за окном рассвет.
IV
Дни проходили, а свадьба Марии Меншиковой все оттягивалась. Главной причиной было участившееся недомогание императрицы, а как же гулять без нее?
Екатерина часто уставала и берегла себя от излишних волнений. Велела преданной служанке Иоганне сказать голштинскому герцогу, что, хотя он и зять, но самолично, без зова, больше не являлся бы в будуар государыни. Там, на правах действительного камергера, иной раз задерживался молодой граф Сапега. Он только и ждал высокой чести стать фаворитом императрицы, не придавая никакого значения тому, что их разделяла существенная разница в возрасте: ему было немногим более двадцати лет, а ей – уже за сорок. Петр Сапега вел тройную игру: значился женихом Марии Меншиковой и на том основании пользовался родственными правами во дворце светлейшего князя, сиживал с Марией наедине, говоря об их будущей жизни, и по своему жениховскому праву целовался с ней; был фаворитом Екатерины и ухаживал за Софьей Скавронской, коей недавно исполнилось пятнадцать лет, и ее дальнейшей судьбой была так озабочена державная тетенька.
На праздник благовещенья у Меншикова собирались гости, но среди них не оказалось будущего зятя: не захворал ли?..
Нет. Он не мог быть потому, что в тот день происходила его помолвка с Софьей Скавронской, и с вечера того дня до позднего мартовского утра у Екатерины оставались сын и отец Сапеги, поделив ее благосклонность между собой. На память об этом младший Сапега получил в подарок от императрицы соболью шубу и 1200 червонцев, а его отец – горностаевую мантию и 1800 червонцев. Свадьбу Петра и Софьи намечали сыграть, как только получше оклемается Екатерина.
