Жаркое лето 1762-го - Булыга Сергей Алексеевич (прочитать книгу TXT, FB2) 📗

— Плоховато. Но он старался. — А после еще строже добавлял: — Потому что он был настоящий король!

А дальше у них было так: они гребли примерно с час, то есть к тому времени они давно уже миновали все неприятельские посты и только уже после причалили к берегу. Берег там был низкий, болотистый. Дядя хотел идти напрямик, но король потребовал, чтобы они шли по тропинке, потому что он не хотел лезть в грязь. Они пошли так, как хотел король, и вскоре подошли к какой-то хижине. Они хотели незаметно пройти мимо нее и даже уже почти прошли… Но тут их стали окликать оттуда, и дядя сказал, что этих людей лучше не гневить. Они вернулись, вошли в хижину.

— Халупа это была, а не хижина! — каждый раз сердился дядя. — Даже почти змеиное гнездо! А какие там сидели хлопцы! Все злодеи. Рожи у всех разбойничьи. И бутылки у них стояли на столе, и закуски, и сами они были уже все крепко пьяные. Вы откуда, спрашивают, будете? Я говорю: откуда надо. А они: тогда садитесь, хлопцы, у нас есть вас чем угостить. Нет, я говорю, зачем нам это, мы не голодные. Или мы что, я дальше говорю, из Данцига, что ли, что мы сала и водки не видели? Нет, говорю, мы только обогреться, и нам сразу надо дальше. А, ну тогда как хочешь, говорят, тогда кладись вон туда. Кладись, тебе сказали, говорят!

И дядя, а куда ты денешься, лег, куда ему велели, а это было в дальнем углу, за печью, лег и достал нож, и так с ножом лежал и слушал. Потому что пан король спорить с теми злодеями не стал, а пошел и сел к ним за стол, они ему налили, и он выпил, ему дали закусить, он закусил. И они стали водить с ним беседы. А он стал им отвечать. Говорили они о всякой, если прямо сказать, ерунде, по крайне мере так вспоминал об этом дядя, и говорили достаточно долго, а король больше помалкивал. А дядя лежал в углу и держал нож наготове. Но все обошлось. Они загасили свет, стали ложиться спать, и король пришел за печь, лег рядом с дядей. Дядя успокоился и сразу же заснул. Спал он очень крепко, ничего ему не снилось. Так он проспал часа два или даже, может, три…

Как вдруг чует — его кто-то будит. Он продрал глаза и видит — ничего не видно! Так тогда было еще темно. А его опять трясут. Тогда он уже видит, что это один из вчерашних злодеев наклонился над ним. Дядя вскочил, а тот ему вот так вот сделал знак, чтобы он не шумел, а уже после тихо-тихо шепчет:

— Эй ты, не знаю, кто! Давай быстро буди короля! И давайте отсюда, давайте!

Ат! Дядя аж позеленел, наверное, когда это услышал. И сразу начал трясти короля и делать ему знаки, что надо как можно скорее вставать и уносить отсюда ноги. Король быстро поднялся, злодей открыл дверь, и они все трое скоренько вышли на двор, а там через огород к кустам, за которыми почти что сразу начинался настоящий лес.

— Вам туда, — сказал злодей. — Там дорога свободная, ваше величество.

Король очень удивился и спросил:

— А как вы догадались, кто я такой?

— Э! — весело сказал злодей. — А чего тут такого хитрого? Я же вас, ваше величество, еще раньше видел в городе и хорошо запомнил. Но мало ли, думаю, на свете людей, похожих один на другого? Но когда вы всех нас за столом все время величали господами, тут мы уже наверняка уверились, кто это такой с нами сидит. И сколько за него обещано!

Король как про это услышал, так сразу в лице переменился и спросил:

— Тогда почему вы меня не схватили?

— Потому что, — ответил злодей, — посидеть и выпить вместе с королем — это для нас большая честь, вот мы и не хотели лишать себя такого удовольствия. А теперь как вспомнишь про ту кучу денег, которую сулят за вашу голову, так прямо всего в дрожь бросает. Так что бегите, ваше величество, как можно быстрее отсюда, а то мои хлопцы уже утомились притворяться спящими!

Вот что он тогда сказал. И дядя с королем его сразу послушались. И уже на следующий день они перебрались в тогда нейтральную Пруссию. А еще через два дня Миних узнал, что Станислав сбежал, — и открыл такую страшную канонаду, что уже еще через два дня город открыл ворота. Миних был в ужасном гневе и наложил на город дополнительную контрибуцию в два миллиона золотых рублей. Дядя не любил об этом вспоминать. Также не любил он вспоминать о том, что он получил от короля. Спрашивать его об этом считалось верхом неприличия. Ну а если кто иногда все же спрашивал, дядя насмешливо щурился и отвечал:

— Э, мой паночек! Да я что, какая девка, чтобы мне платили? Я вольный человек. И моя сабля вольная — кого хочет, того рубит, а кого хочет, защищает.

Вот какая это была история. Иван спал беспокойно, ворочался. Да и спать ему пришлось недолго: было еще, может, только часов шесть, когда он уже проснулся. За окном было светло, в доме было тихо. Пора уже вставать, думал Иван, продолжая лежать. Миних, наверное, уже разбил гвардейцев, думал Иван дальше, Миних, наверное, уже подходит к городу. Или, может, уже подошел. А Иван лежит. Это не дело! Иван сел на софе. И потянулся. И подумал: он в гостях у Клямке, у шпиона. А его товарищи всю ночь сражались, проливали кровь. А он жрал ренское, свинья! Иван соскочил на пол, начал одеваться. Черт знает что, думал Иван, что это с ним вчера такое было, он что, сошел с ума, так, что ли? Надев мундир, Иван сел на край софы и начал обуваться. «Расстрелять, — думал Иван, — повесить, четвертовать к чертям собачьим — вот что надо со мной сделать, и то будет мало!»

В дверь осторожно поскребли. Иван в сердцах сказал:

— Открыто!

Открылась дверь и вошел Клямке. Иван сразу спросил:

— Ну что, где Миних?

— Миних служит императору, — ответил Клямке. — Миних солдат. И сразу же быстро добавил: — А мы приглашаем вас к завтраку. Я, извините за дерзость, позволил сделать за вас выбор и сказать, что вы желаете кофе. Я не ошибся?

— Нет, — сказал Иван. — А Миних что?

— А Миних, насколько мне известно, — сказал Клямке, — вообще пьет только ключевую воду и больше ничего кроме нее, дабы, как он говорит… — И тут же осекся. И поспешно продолжал: — Господин ротмистр! Иван Иванович! Клянусь, я в самом деле ничего не знаю! И никто здесь ничего не знает! Город пуст! Патрули везде исчезли! И также исчезла вся гвардия, которая вчера ушла за царицей. От них нет никаких вестей. Может, Миних взял их в плен, может, рассеял, они разбежались… То есть все, что хотите, может быть, но пока нам это точно неизвестно. Никому в столице, а не только нам. Но, — и тут Клямке опять успокоился и продолжил даже с некоторой гордостью: — мы не стали ждать оказии, а опять послали Михеля. И Иоганна с ним на всякий случай. Но это две мили за город, поэтому пока они вернутся, мы, я думаю, вполне успеем позавтракать. Так что прошу к столу!

Эти последние слова были им сказаны уже с улыбкой. Да и сам он был уже опять, как всегда, весел и благодушен. По крайней мере на вид. Иван посмотрел на Клямке, после провел себе рукой под подбородком, почувствовал щетину — и сразу представил себе всякое, сильно поморщился и сказал так:

— Хорошо. Я сейчас буду. Но я сперва должен побриться, чтобы иметь вид, вдруг что. А бритвы я с собой не захватил.

— О, какие пустяки! — радостно воскликнул Клямке. — Будет вам бритва! Новая, английская. Я вам ее даже подарю, у нас же их на складе целая партия. Сейчас, сейчас, одну минуточку! — И, сказав это, он вышел.

А Иван начал ходить по комнате и думать, что хуже, чем он, вляпаться, наверное, было нельзя. Или нет — можно, дядя Тодар же любил повторять, что нет такой грязной грязи, которая была бы грязней всех. И смеялся! А Ивану было не до смеха, и он ходил и ходил, вспоминал вчерашнее и все сильней и сильней злился — на самого себя, конечно.

Пришла служанка, он остановился. Служанку звали Лизхен, как это уже знал Иван, она принесла ему бритву и все остальное, выставила все это на стол, и даже состроила глазки, и только потом уже ушла. Иван сел бриться и подумал, что это добрый знак, это он так подумал про глазки, потому что когда будут вешать…

И он порезался. Нет, подумал Иван, хватит, нечего себя корить, как оно было, так было, да и если бы ему сейчас опять ехать с царицей и въехать в измайловский полк, он теперь разве бы ей присягнул? Нет, ни за что! И не потому, что царь лучше царицы или царь больше ему обещал, а потому что…