Лесные братья [Давыдовщина] - Гайдар Аркадий Петрович (читаем книги TXT) 📗
«Вот тебе и мама! — подумал Алексей. — Что же это такое здесь начинается?»
И вдруг ясное, четкое подозрение мелькнуло у него:
«А не выследила ли полиция того лбовца, с которым он должен был встретиться?»
При этой мысли Алексею сразу стало холодно. Мало того, что он не мог сам пойти и предупредить о надвигающейся опасности человека, не мог даже послать кого — либо из мальчишек с запиской, ибо он и сам не знал в лицо того человека.
В это время дверь распахнулась. Стражник незаметно сжал рукоятку револьвера, но тотчас же опустил руку, ибо оттуда вышел, очевидно, не тот, кого он ожидал. Это был подвыпивший мастеровой, шел он слегка покачиваясь, подпевая и вскоре затерялся в толпе. И почти тотчас же вслед за этим к кабачку под предводительством запыхавшегося рыжего хозяина торопливо подошли еще трое полицейских, и тогда уже вчетвером, открыто вынув револьверы, они быстро ворвались в пивную.
Алексей еще дальше отодвинулся за ларьки и стал смотреть, что будет дальше. На всякий случай он обернулся и совершенно неожиданно для самого себя заметил, что не только он один внимательно наблюдает за дверьми кабачка. И что невдалеке от него стоит недавно вышедший из пивной человек и его напряженно — сосредоточенное выражение лица не носит на себе ни следа недавнего хмеля.
Опять распахнулась дверь. На этот раз оттуда вышли двое полицейских: один тащил в руках старый подрясник и рваную котомку, а другой держал за шиворот какого — то, по — видимому, сильно выпившего человека, ибо человек почти не стоял на ногах, отчаянно икал и орал во все горло басом:
— Господи, отверзи ми двери покаяния… Но стражнику, по — видимому, мало понравилось это пение, потому что он пнул псалмопевца коленом пониже спины и, тряхнув его за шиворот, крикнул сердито: — Ну ты, египетский черт, заткни свою глотку, туда тоже — прорицатель! Какой ты прорицатель, когда не видишь, что вокруг тебя делается?
Алексей обернулся и увидел, что мастеровой быстрыми шагами, почти бегом, удаляется в сторону.
«Погоди-ка! — подумал вдруг Алексей, бросаясь вслед за ним. — Погоди-ка, друг, да не ты ли это был мне нужен?»
На углу Красноуфимской Алексей догнал незнакомца. Но, выжидая момент, когда тот очутится на какой — либо менее людной улице, пошел за ним следом шагах в двадцати позади. У одной из витрин Алексей остановился, заметив, что незнакомец искоса обернулся несколько раз.
Незнакомец круто повернул за угол и быстро пошел дальше. Потом еще раз завернул, и, наконец, они очутились на глухой, пустынной улице.
«Сейчас подойду! — решил Алексей и завернул вслед за угол, но на улице уже никого не было. — Что за дьявол?» — подумал он, осматриваясь.
Сделал Алексей еще несколько шагов вперед, как вдруг с боку из ниши каменных ворот кто — то негромко, но твердо крикнул:
— Стой!
И Алексей увидел наведенное на себя дуло черного браунинга и незнакомца.
— Ты чего за мной следишь? Шпионишь, провокатор? — голосом, не предвещавшим ничего хорошего, спросил Алексея незнакомец.
«Конечно, он!» — мелькнула мысль у Давыдова и, улыбнувшись, он ответил:
— Нет, зачем следить. Я только хотел спросить, не нужны ли вам малярные рабочие?
Человек внимательно окинул взглядом Давыдова, медленно опустил браунинг в карман и еще не совсем доверчиво сказал:
— На малярные работы нанимаются раньше.
— Раньше? — присвистнул Давыдов. — Скажи, милый человек, спасибо, что хоть поздно пришел, а то вовсе в безработные попал бы!
И он коротко рассказал незнакомцу, как было дело.
— Вот оно что! — ответил тот. — А у меня тоже вышло дело. Был я под гримом, да хозяин заметил. Гляжу, возле дверей полицейский похаживает. Пошел в уборную, сбросил одежду, да за мной какой — то дурак увязался, так я ему пригрозил пистолетом, заткнул рот и ушел.
В ту же ночь новый товарищ Давыдова, по кличке Студент, удачно минуя конные разъезды, охранявшие Соликамский тракт, провел его в лес к месту стоянки боевой дружины Лбова.
И в ту же ночь встретился Алексей с легендарным «разбойником», грозой уральской жандармерии — самим Александром Лбовым.
— Ну, говори, рассказывай, как у вас там? — коротко спросил Лбов, усаживаясь у костра и внимательно изучая черты лица Давыдова.
Лбов перебивал его иногда, задавая короткие и прямые вопросы:
— Ребята надежные есть? Бомбы делать умеете? Жандармов много? Солдаты стоят? Управляющий кто?
Давыдов отвечал ему также коротко и четко:
— Ребята есть. Бомбы сделаем. Жандармов мало. Управляющий — собака
— Ну, — проговорил Лбов через некоторое время, оканчивая разговор. — Ну, ближе к делу. Чего же ты хочешь?
— Оружия и денег для начала. Я хочу собрать там вторую боевую дружину.
— Нет, — ответил Лбов после долгого раздумья, — нет, не надо пока другой дружины. Ты лучше подбери небольшую отчаянную надежную кучку, чтобы в нее не пробрался ни] один провокатор, и с нею начинай дело. Так надежней будет. У меня вон народу много, уж, кажется, вот как смотрю за всеми, а все — таки знаю, что есть провокаторы, того и гляди, что провалишь с ними все дело. У тебя, я слышал, брат есть?
— Есть, старший. В тюрьме сидит.
— За что?..
— За пропаганду.
— Пропагандист, значит? Массы просвещает! Знаю, слышал я про него, — с едва уловимой насмешкой сказал Лбов. — Ну, что ж и то дело хорошее.
В это время к Лбову быстро подбежал кто — то и сказал несколько слов.
Лбов вскочил, схватил винтовку, набил полные карманы патронами и, захватив с собой человек десять, направился с ними в лесную чащу. На опушке он остановился и окликнул Давыдова. Когда тот подошел к нему, то Лбов молча снял карабинку с плеч одного из дружинников.
— Возьми, — сказал он, протягивая ее Алексею, — и пойдем с нами. Дай — ка мы посмотрим тебя в деле.
— Смотри, — ответил Давыдов и, заложив полную обойму в магазинную коробку, щелкнул затвором и перекинул карабинку через плечо.
УНТЕР — ОФИЦЕР ШТЕЙНИКОВ РАЗДУМЫВАЕТ ОТПРАВЛЯТЬСЯ В АРЕСТАНТСКИЕ РОТЫ
В Соликамской тюрьме за сравнительно короткий период Штейников успел трижды попасть в карцер, дважды быть высеченным и неоднократно быть битым по зубам.
Всему этому способствовало то, что Штейников обладал странным и неуживчивым характером. Нельзя сказать, чтобы он грубиянил администрации. Наоборот, он подчеркнуто четко, по-солдатски отвечал на каждый вопрос, а на поверке никто так громко, как он, не орал в ответ на приветствие:
— Здравия желаю, ваше благородие!
Но, несмотря на все это, а может быть, именно поэтому, начальство ему не доверяло и всегда ожидало от него какой-нибудь выходки.
Так, например, встретившись в коридоре с помощником начальника тюрьмы, он встал, вытянувшись во фрунт, и совершенно неожиданно спросил почтительно:
— Разрешите поинтересоваться, ваше высокородие, что у вас слышно, скоро ли революция будет?
А в другой раз в тюремной больнице, когда доктор приказал больному, едва стоящему на ногах арестанту, отправиться обратно и не велел тому больше показываться в больницу, то Штейников успокоительно гаркнул доктору:
— Будьте благонадежны, ваше благородие! Он не покажется. Куда ему показываться, когда он не сегодня — завтра с вашего разрешения подохнуть должен.
Растягиваясь же на скамейке для того, чтобы быть высеченным, он сказал в порыве откровенности присланному для наблюдения лекарю:
— Беда, как не люблю, когда меня секут, господин лекарь. Ей — богу, никакого удовольствия. Если бы вам, господин лекарь, с полсотни влепить, то вы, должно быть, и папу с мамой не узнали бы?
Характерно то, что вообще в промежутки между этими редкими репликами Штейников молчал или говорил крайне неохотно.
Здесь же, в тюрьме, он познакомился с Петром Неволиным и братом Алексея Давыдова — Иваном. Последнему он передал еще при поступлении в тюрьму брошенную неизвестно кем бумажку с камнем, в которой сообщали о том, что Алексей застрелил стражника и скрылся неизвестно куда.
