Спартак (Роман) - Фаст Говард Мелвин "Э.В.Каннингем" (книги читать бесплатно без регистрации полные txt) 📗
А в это время, рядом с дорогой, через каждые несколько футов, был воткнут крест, и на каждом кресте висел мертвый человек.
IV
Утро оказалось теплее, чем ожидал Гай, и через некоторое время запах мертвечины стал довольно неприятным. Девушки то и дело нюхали надушенные платки, но это не могло защитить от внезапной волны сладкого и тошнотворного запаха, который плыл над дорогой, и не могло предотвратить реакцию на этот запах. Девушки страдали, и Гаю в конце концов пришлось отстать и отойдя в сторону от дороги, опорожниться. Это почти испортило утро.
К счастью, распятия не было в пределах полумили от общественного дома, где они остановились на обед, и хотя сейчас у них осталось маловато аппетита, они были в состоянии вознаградить себя за перенесенные страдания. Этот придорожный трактир был построен в Греческом стиле, одноэтажная закусочная для путешественников с красивой верандой. Веранда, на которой расположились столики, была сооружена над небольшим оврагом, через который бежал ручей, и грот с которым он встречался и ручей были окружены зелеными и ароматными соснами. Здесь не было никакого другого запаха, но только сосновый, влажный, сладкий запах леса, и ни звука, кроме вежливого гула разговоров обедающих и музыки ручья. — Какое совершенно восхитительное место, — сказала Клавдия Гаю, который останавливался здесь раньше, нашел для них столик и начал заказывать обед с большим авторитетом. Домашнее вино, игристый янтарный напиток, сухой и освежающий, был поставлен перед ними немедленно, и пока они потягивали его, их аппетит вернулся. Они были в задней части дома, отделенной от общей комнаты в передней, где ели солдаты, ломовые извозчики и иностранцы; здесь было тенисто и прохладно, и хотя этот вопрос вставал редко, негласно было признано, что только всадники и патриции обедали здесь. Это делало его далеко не элитным заведением, многие всадники были коммерческие путешественники, купцы и мануфактурщики, комиссионные торговцы и работорговцы; но это был общественный дом, а не частная вилла. Кроме того, в последнее время, всадники подражая манерам патрициев, становились менее громкими, навязчивыми и неприятными.
Гай заказал утку холодного копчения и засахаренные апельсины, и пока еду не подали, затеял разговор о последнем спектакле, показанном в Риме, довольно надуманной комедии, плохой имитации комедии Греческой, как и многие до того.
Сюжет касался некрасивой и вульгарной женщины, заключившей договор с богами, взявшейся доставить им в обмен на один день прожитый как изящная красавица, сердце ее мужа. Муж спал с женой одного из богов, сложный и дрянной сюжет был основан на тонкой мотивации мести. По крайней мере, это было мнение Елены, но Гай возразил, что, несмотря на его поверхностность, думается, в нем было много умных моментов.
— Мне понравилось, — сказала Клавдия просто.
— Я думаю, что мы слишком озабочены тем, как говорят, вместо того, чтобы задуматься о том, что говорят. — Гай улыбнулся. — Со своей стороны, я иду в театр, чтобы забавляться чем — то умным. Если кто-то хочет драмы о жизни и смерти, можно пойти на арену и посмотреть как гладиаторы рубят друг друга. Я заметил, однако, что лишь не особенно блестящие и глубокие типы, часто посещают игры.
— Тебе кажется допустимой скверная литературная форма, — возразила Елена.
— Отнюдь нет. Я просто не думаю, что литературное качество имеет в театре большое значение. Дешевле нанять Греческого писателя, чем носильщика, и я не из тех, кто делает культ из Греков.
По его словам, Гай последним заметил человека, стоящего рядом с их столом. Остальные столы были заняты, и этот конкретный человек, какой — то путешествующий коммерсант, спросил, может ли он к ним присоединиться. — Просто перекусить, и я буду отправляться, — сказал он. — Если вы не против вторжения. Он был высокий, представительный, хорошо сложенный человек, очевидно, процветающий, судя по его дорогой одежде; и не почтительным, ведь знатность семьи и ранг молодых людей к которым он обратился, были очевидны. В старые времена, всадники не относились к землевладельческой знати; это началось только тогда, когда они стали очень богатыми, как класс, который обнаружил древних предков, что было одним из самых трудных товаров для покупки, и тем самым его стоимость увеличилась. Гай, как и многие из его друзей, часто говорил о противоречии между громкими демократическими настроениями этих людей и их интенсивными классовыми устремлениями.
— Меня зовут Гай Марк Сенвий, — сказал всадник. — Не стесняйтесь отказать мне.
— Пожалуйста садитесь, — ответил Елена. Гай представил себя и девушек, и он был рад совсем другой реакции.
— Я имел кое — какие отношения с некоторыми членами вашей семьи, — заметил всадник.
— Сделки?
— Сделки касательно крупного рогатого скота. Я колбасник. У меня завод в Риме и другой в Taррацине, куда я направляюсь теперь. Если вы ели колбасы, вы съели мою колбасу.
— Уверен, — Гай мысленно улыбнулся, — он ненавидит меня до кишок, посмотрите на него. Теперь он ненавидит меня до кишок, но ему по-прежнему приятно сидеть здесь. Какие они свиньи!
— Покупка свиней, — сказал Сенвий, как если бы он прочитал его мысли.
— Мы очень рады встретиться с вами и возвращаясь обратно мы доставим отцу ваши добрые пожелания, — сказал Елена осторожно. Она сладко улыбалась Сенвию и он то и дело поглядывал на нее. Как если бы сказал, — Ты женщина, моя дорогая, патрицианка ты или нет. Это так ясно читалось Гаю — так ты бы хотела пойти переспать со мной, ты маленькая сучка? Они улыбались друг другу, а Гай мог бы убить его, но свою сестру он ненавидел больше.
— Я не хотел прерывать ваш разговор, — сказал Сенвий. — Пожалуйста, продолжайте.
— Мы ведем нудный разговор о утомительной театральной игре.
Подали пищу, и они начали есть. Внезапно Клавдия остановила руку с куском утки на полпути ко рту и сказала то, что Гай впоследствии посчитает самой удивительной вещью:
— Вы должно быть так обеспокоены знаками.
— Знаками?
— Распятия.
— Обеспокоен?
— Потеряно столько свежего мяса, — сказала Клавдия спокойно, не с умным видом, а просто спокойно, а потом продолжила есть свою утку. Гаю пришлось сделать серьезное лицо, чтобы удержаться от готового вырваться смеха, а Сенвий покраснел, а затем побелел. Но Клавдия, даже не зная, что она сделала, просто продолжала есть. Только Елена почувствовала что он более сложен, чем обычный колбасник, и ее кожа защипала в ожидании. Она хотела, чтобы нанесли ответный удар, и была рада, когда он это сделал.
— Обеспокоен не то слово, — наконец сказал Сенвий. — Я не люблю отходов.
— Отходов? — спросила Клавдия, разбирая засахаренный апельсин на мелкие дольки и так деликатно помещая каждый маленький кусочек между своими губками. — Отходов? — Клавдия удостаивалась жалости от некоторых мужчин и гнева немногих; нужно быть необыкновенным человеком, чтобы увидеть глубже.
— Они были хорошо сложены, эти люди Спартака, — пояснил Марк Сенвий, — И хорошо откормлены тоже. Предположим, что они в среднем весят сто пятьдесят фунтов каждый. То есть более шести тысяч из них установлены там, как пугала для птиц. Это девять сотен тысяч фунтов свежего мяса — или бывшего свежим, во всяком случае.
— О, нет, он не может иметь в виду это, — подумала Елена. Все ее тело теперь горело в ожидании; но Клавдия, которая ела засахаренный апельсин, знала, что он имел в виду, и Гай спросил:
— Почему вы не делаете предложение?
— Я сделал.
— Но они не будут продавать?
— Мне удалось купить четверть миллиона фунтов.
Что он задумал, задавался вопросом Гай, и подумал, — Он пытается шокировать нас. Свойственным ему вульгарным, грязным образом, он отплатит нам за то, что сказала Клавдия. Елена, однако, видела истинную суть, и Гай был удовлетворен, зная, что кто-то, наконец, залез ей под кожу.
— Людей? — прошептала Клавдия.
— Инструментов, — сказал колбасник точно цитируя этого замечательного молодого философа Цицерона. — Бесполезных инструментов. Я закоптил их, измельчил в фарш, и смешал его со свининой, специями и солью. Половина идет в Галлию, половина в Египет. И цена в самый раз.