Николай II: жизнь и смерть - Радзинский Эдвард Станиславович (книги без регистрации бесплатно полностью TXT) 📗
Она: «31.12.15… Мой ненаглядный, последний раз пишу тебе в 1915 году. От всего сердца, от всей души я молю Всемогущего благословить 1916 год для тебя и для всей нашей возлюбленной страны… Не знаю, как мы будем встречать этот год, я бы предпочла в церкви – но это скучно детям… Ах, как пусто в твоей комнате, дорогой мой. Без моего солнышка, без бедного моего ангела!»
Так наступил 1916 год – последний целый год их царствования. Новый год Алексей провел дома, в Царском…
Она: «4.01.16. Бэби не на шутку принялся за свой дневник. Только уж очень смешно; так как вечером у него мало времени, он днем описывает и обед, и будущий отход свой ко сну. Вчера я решила доставить ему удовольствие – и он долго был со мною. Он рисовал, писал, играл на моей постели и мне так хотелось, чтоб ты был с нами».
Я листаю дневник наследника русского престола. Наследника, которому так и не стать царем. Это «Памятная книжка на 1916 год» – желтый шелковый переплет, золотой обрез, на обороте надпись, сделанная императрицей: «Первый дневник моего маленького Алексея».
Первые записи Алексея сделаны смешными, крупными буквами – почти каракулями. А ведь ему уже было 11 лет. Он поздно начал учиться – он болел.
«1 января. Встал сегодня поздно. Пил чай в 10 часов. Потом пошел к мамґа. Мамґа плохо себя чувствует и потому она лежала весь день. Сидел дома, так как у меня насморк. Завтракал с Ольгой, Татьяной, Марией, Анастасией. Днем был у Коли и там играл (Коля – это сын доктора Деревенко. Его главный и самый большой друг. – Авт.). Было очень весело. Обедал в 6 часов, потом играл. Был у мамґа за их обедом в 8 часов. В 10 был в постели…»
И дальше – все то же повествование:
«8 июля. Утром была ванна. Потом гулял и играл, к завтраку приехала мамґа и сестра. Днем катались на моторе. Раздавили собаку. Пили у мамґа чай. После обеда был в городском саду. Там играли дети».
Он не играл с ними. Ему можно только смотреть на них. Любое движение для него было опасно. Дни идут размеренно. Как всегда. И он начинает постигать это скучное «как всегда». Все у него – «как всегда».
«27 февраля. Встал как всегда. Был в Нижней церкви. Там приобщались Святых Тайн, потом – как всегда.
15 февраля. Все как всегда. Папа уезжал в 12 часов. Провожали.
3 марта. Все как всегда.
7 апреля. То же самое. Исповедовался в постели.
8 апреля. То же самое. Приобщался в постели».
«То же самое», то есть постель, прогулка, еда, молитва и опять постель. Поездка в Ставку была фантастическим событием в его монотонной жизни, в его «как всегда».
Она: «28.01.16. Опять поезд уносит от меня мое сокровище, но я надеюсь, что ненадолго. Знаю, что не должна так говорить, что со стороны женщины, которая давно замужем, это может показаться смешным, но я не в состоянии удержаться. С годами любовь усиливается… Было так хорошо, когда ты читал нам вслух. И теперь я все слышу твой милый голос… О, если б наши дети могли быть так же счастливы в своей супружеской жизни… О, каково-то мне будет ночью одной!»
«5.03.16… Сегодня мне принесли целую коллекцию английских книг, но я боюсь, что нет ничего интересного. Уже давно нет крупных писателей ни в одной стране, нет также знаменитых художников или музыкантов, – странное явление. Мы слишком торопимся жить, впечатления чередуются чрезвычайно быстро, машины и деньги управляют миром и уничтожают искусство, а у тех, которые считают себя одаренными, – испорченное направление умов. Интересно, что будет по окончании этой великой войны? Наступит ли во всем пробуждение и возрождение, будут ли снова существовать идеалы, станут ли люди чистыми и поэтичными или же останутся теми же сухими материалистами? Так многое хочется узнать!.. Вчера я получила отвратительное анонимное письмо – к счастью, прочла лишь 4 первые строчки и сразу же разорвала».
«6.04.16… Бэби весь день был весел и радостен, пока не лег спать. Ночью он проснулся от боли в левой руке и с 2 часов не спал. Девочки сидели всю ночь с ним. Это такое отчаяние, нельзя выразить: он уже беспокоится о Пасхе, как он будет стоять завтра в церкви со свечой… По-видимому, он работал ломом и переутомился. Он такой сильный, что ему очень трудно помнить, ему нельзя делать сильных движений».
В этом же письме царица пишет о раненом еврее, который лежал в ее госпитале: «Будучи в Америке, он не забыл Россию и очень страдал от тоски по Родине, и как только началась война, примчался сюда, чтобы вступить в солдаты и защищать свою Родину. Теперь, потеряв руку на службе в нашей армии и получив Георгиевскую медаль, он желал бы остаться здесь и иметь право жить в России где он хочет. Право, которое не имеют евреи… Я это вполне понимаю, не следует озлоблять его и давать чувствовать жестокость своей прежней Родины».
Так она жаловалась ему на законы его империи.
Он: «7.06.16… На прошении раненого еврея я написал: разрешить повсеместное жительство в России».
Она: «8.04.16… Христос воскрес! Мой дорогой Ники, в этот день, день нашей помолвки, все мои нежные мысли с тобой… Сегодня я надену ту дорогую брошку…»
В июле 1916 года она приезжает к нему в Ставку, где он вместе с Бэби. Впервые приезжает со всей Семьей, всего на несколько дней.
Они «насладились своими каникулами», и потом поезд унес ее с дочерьми в любимое Царское. И снова в Ставке – отец и сын.
Он: «Ставка, 13 июля 1916 года. Я должен возблагодарить тебя за твой приезд с девочками, за то, что ты принесла мне жизнь и солнце, несмотря на дождливую погоду. Я, конечно, как всегда не успел сказать тебе и половины того, что собирался, потому что при свидании с тобой после долгой разлуки я всегда становлюсь как-то глупо застенчив. Я только сижу и смотрю на тебя – это уже само по себе для меня огромная радость».
В это время Аликс попала в западню. Дело о шпионах продолжалось. Вместе с Сухомлиновым были привлечены Манасевич-Мануйлов, бывший агент Министерства внутренних дел, и банкир Рубинштейн. Оба они – близки к Распутину. Но ужас ситуации этим не ограничился. Ибо через Рубинштейна Аликс тайно от Ники переводила деньги в Германию своим обнищавшим родственникам. Как могли повернуть это дело ее враги! Теперь ей необходим был преданный министр внутренних дел, который сможет выпустить их на свободу и прекратить навсегда это дело, ужасное для «Друга» и для нее.
Она: «7 сентября 1916 г. Мой ненаглядный! Григорий убедительно просит назначить на пост (министра внутренних дел. – Авт.) Протопопова. Ты знаешь его, и он произвел на тебя хорошее впечатление. Он член Думы, а потому будет знать, как себя с ними держать… Уже по крайней мере 4 года, как он знает нашего Друга. И любит Его – это многое говорит в пользу этого человека».
Так появляется еще одно губительное имя: Протопопов.
«9 сентября 1916 г. Была в городе, чтобы навестить бедную графиню Гендрикову. Она при смерти. Совершенно без сознания. Я вспомнила, что она просила меня прийти к ней, когда она будет умирать. Настенька очень бодрилась, она расплакалась лишь в момент моего отъезда».
Фрейлина Настенька Гендрикова преданно любила императрицу. Настенька была глубоко религиозна. И когда императрица дулась на Аню, она брала с собой в церковь Настеньку Гендрикову. Но чаще Настенька была с великими княжнами. Она была молода, и им было интересно вместе… Всего через несколько месяцев, когда будет решаться, кто поедет в ссылку с Семьей, – Настенька вызовется среди первых…
Он: «9 сентября 1916 г. Ставка. Мне тоже кажется, что этот Протопопов – хороший человек… Родзянко уже давно предлагал его на должность министра торговли. Я должен обдумать этот вопрос, так как он застигает меня совершенно врасплох… Мнения нашего Друга о людях бывают иногда очень странными, как ты сама это знаешь, поэтому нужно быть осторожным, – особенно при назначении на высокие должности… Это нужно все тщательно обдумать… От всех этих перемен голова идет кругом. По-моему, они происходят слишком часто. Во всяком случае, это не очень хорошо для внутреннего состояния страны, потому что каждый новый человек вносит также перемены в администрацию. Мне очень жаль, что мое письмо вы-шло таким скучным».
