Когда пал Херсонес - Ладинский Антонин Петрович (лучшие бесплатные книги TXT) 📗
– Завтра собираюсь в Будятин. Там опытные ловчие. Охота веселит сердце мужа. В будятинских займищах водятся лисицы и лоси, а на водебобры. Почему бы вам, друзья, не поехать со мною?
Леонтий со всякими благодарениями, которые он просил меня перевести руссу точно, от поездки отказался, а я с удовольствием отправился с Добрыней и в сопровождении его вооруженных слуг на заманчивую охоту. Как выяснилось во время этого разговора, селение, куда мы направлялись, принадлежало сестре Добрыни и матери Владимира по имени Малуша. Всвое время она была пленницей или рабыней у княгини Ольги и чем-то покорила Святослава. Другие же утверждают, что она происходила из рода того самого древлянского князя Мала, город которого сожгла хитрая русская княгиня. Но когда я уезжал, Леонтий отозвал меня в сторону и зашептал:
– Смотри, будь осторожен! Ты едешь в дом, где господствуют темные силы. Мне доподлинно известно от варягов, что мать князя чародейка.
– Меня охранит крест.
– Крест – прибежище для всякого христианина. Но не забывай, что в этих темных лесах сильны демоны.
Наутро, когда еще только занималась за рекою заря, мы сели на коней и выехали шумною толпой из ворот бревенчатой городской башни, направляясь к цели нашего путешествия. Уже приближалась осень. Утро было солнечное, но прохладное, и над полями лежал ночной туман. По обеим сторонам дороги далеко простирались сжатые нивы, и я имел случай убедиться, что руссы природные земледельцы. Жнивье было покрыто скромными полевыми цветами – то голубыми колокольчиками, то розовой повиликой, то мелкой ромашкой, – и на нем паслись кое-где отары овец, вдруг передвигаясь с шорохом с одного места на другое.
Дорогой я спросил Добрыню:
– Почему вы не продаете пшеницу в Херсонес?
– Пшеницу трудно везти через пороги. У нас есть другие товары. Меха и воск. Ими выгоднее торговать.
Добрыня выражался короткими фразами, и по всему было видно, что это очень властный и вспыльчивый человек, пользовавшийся, говорят, некогда большим влиянием на Владимира, который не отличался храбростью, зато обладал дальновидным умом и теперь прибрал к рукам даже этого неукротимого человека.
Мы проехали мимо оврагов, поросших дубами, и спустились в долину, однообразие которой нарушали только дубовые рощи и могильные холмы, на вершине которых обычно стояли каменные статуи, сделанные очень грубо, но производящие на путника большое впечатление своими резкими чертами и выпученными глазами.
Вдали заголубели леса. Добрыня сказал мне, что там находятся княжеские ловы. Иногда на пути попадались бедные селения, пара волов, запряженных ярмом в неуклюжую повозку. Воздух отличается здесь необыкновенной прозрачностью.
Когда мы переезжали вброд речку Лебедь и вода запенилась и зашумела под конскими ногами, Добрыня показал рукой в сторону, и, взглянув туда, я различил в отдалении селение.
– Предславино. Там живет Рогнеда.
Так вот, оказывается, где жила эта женщина, о красоте которой говорили даже в Константинополе и, может быть, в Риме. Я хорошо знал ее печальную историю от руссов, с которыми совершил путешествие через пороги, и почему-то испытывал жалость к этой гордой красавице, на голову которой несчастья сыпались, как из рога изобилия.
Солнце было уже довольно высоко над дубами, когда мы приехали в Будятин, где Добрыня чувствовал себя господином. Это был укрепленный прочным бревенчатым частоколом замок с крепкими воротами в башенном строении, напоминавшем воинское укрепление. Мы проехали с грохотом по деревянному мосту и очутились на обширном дворе, в глубине которого виднелся дом с прихотливыми надстройками на крыше. Рядом стояла высокая башня, может быть, для наблюдения за тем, что творится на дороге и в соседнем селе, где жили смерды, обрабатывавшие княжеские поля. Тут же были расположены в беспорядке житницы и коровники, медуши и бани и еще какие-то довольно жалкие строения, в которых, очевидно, обитала челядь. У ворот никаких сторожей не оказалось, но на дворе к нам подбежал управитель, одетый, как и все земледельцы, в домотканые штаны и длинную белую рубаху, застегнутую у ворота. Он был в обуви, какую носят поселяне, но в руке держал палку. Среди оглушительного лая псов, бросившихся к нам со всех сторон, управитель низким поклоном приветствовал господина, что меня удивило, так как тут не очень любят гнуть спину.
– И ты здравствуй, – сказал Добрыня, остановив коня. – Что скажешь?
Глаза управителя выражали тревогу.
– Несчастье случилось!
– Несчастье? Если бы меньше пил меда, то не было бы несчастья!
– Ночью захватили воров у скотницы.
– Сколько их было?
—Двое.
—Рассказывай, кто!
—Неизвестные. Одного убили, а второй скрылся.
Я знал, что по здешним законам в княжеском владении вора можно безнаказанно убить на месте преступления.
– А еще что?
– Убежал холоп.
– Какой холоп?
– Горазд.
– Разбойник! – погрозил плетью в воздухе Добрыня.
Я не понял, кого он называл разбойником – скрывшегося холопа или управителя.
В доме Малуши стояла какая-то особенная тишина. Но на дворе уже началась суета. Я видел, как поварихи бегали с ножами в руках за петухами, улепетывавшими от них во всю прыть своих голенастых птичьих ног. В ожидании обеда мы отправились с Добрыней осматривать хозяйство. Всюду пахло навозом, в загонах стояли коровы, свиньи и бараны, а в темных конюшнях хрустели овсом кони и в темноте косили на нас лиловыми глазами. Собаки, утихомирившись, спокойно лежали на лужайке.
Затем последовало посещение житниц, заваленных зерном, и пахучих медуш. Тут готовили и хранили в кадях мед, весьма хмельной напиток. Но Добрыня, изрядно хлебнув его из ковша, сказал, почмокав губами:
– Крепче варите!
И вытер рукавом рот.
На дворе босоногая девушка шла с кадушкой, полной серебристой рыбы. Увидев нас, она невинно-доверчиво улыбнулась. В ее скучной жизни это было событие, и она с любопытством оборачивалась на людей в красивых плащах. Блеснули ослепительные зубы. Девушка была очень хороша собой, круглолицая и с нежным румянцем на щеках.
Добрыня посмотрел вслед ее гибкой походке и спросил управителя:
—Кто она?
—Потвора, дочь конюха Пуща.
—Пусть она после обеда придет постелить мне, – сказал Добрыня.
Когда мы сидели в горнице и разговаривали и Добрыня рассказывал мне о Рогнеде, пришел управитель и доложил, что смерды просят милости.
– Кто такие? – заранее нахмурил брови Добрыня.
– Из Дубровы.
– Что им нужно?
– Хотят видеть тебя.
Добрыня недовольно крякнул, поднял с кресла свое дородное тело и направился на крыльцо, от нечего делать и я пошел за ним.
На дворе его дожидалась кучка поселян. Белые полотняные рубахи с косой застежкой на плече, такие же порты, на ногах обувь из лыка. Почти у всех косматые, нечесаные бороды, у других по неделе не бритые щеки. Некоторые были в колпаках, другие простоволосые.
– Ну, что скажете, труднички? – подбоченился Добрыня.
– Милости просим у тебя, – покорно, но без раболепства сказал старший из поселян. – Не можем уплатить долг. Подожди до будущего года. Сам знаешь, град побил ниву.
– Тогда отработать надо.
– Отработаем.
– Вот и хорошо.
– Жито тебе будем молотить.
– Это и мои холопы сделают. Землю пахать будете.
Поселяне опустили головы.
Но один из них, высокий и с копной непокорных рыжих волос, возразил:
– Не хочу на чужой земле за плугом ходить. Лучше в разбойники уйти.
– Смотри, – сверкнул глазами Добрыня, – у моих конюхов длинные плети… Говорить нам больше не о чем. Дорядитесь с управителем. Аты, рыжий, на глаза мне больше не попадайся!
Когда мы снова вернулись в покои, все такие же безлюдные и наполненные деревенской тишиной, Добрыня исчез, а я из любопытства поднялся по деревянной скрипучей лесенке, чтобы посмотреть, что находится наверху. Там оказался длинный переход, и одна дверь в нем была открыта. Я заглянул в нее. В горенке лежала на пуховом ложе длинноносая старуха, с космами белых волос и высохшая, как лист пергамена в трактате о стихосложении. Она лежала на куче красных и желтых подушек, положив на покрывало безжизненные руки, и неподвижно смотрела прямо перед собой в одну точку, что-то шепча по-старчески узким ртом. На стенах висели пучки лекарственных трав, запах которых чувствовался даже на пороге. Я догадался, что это была мать Владимира, о которой народная молва передавала, что она занимается волшебством и водится с кудесниками. Так кончала в забвении свои дни родительница гениального повелителя! Стараясь не производить шума, яснова спустился по лестнице.
