Осень Овидия Назона (Историческая повесть) - Моисеева Клара Моисеевна (е книги txt) 📗
— А то, о чем говорил отец, приучая тебя и Эпиктету к мысли о благородстве и добре, этого ты не запомнила, Клеоника?
— Послушай меня внимательно. Пока я была рабыней, я покорно принимала все обиды и никогда не вступала в спор. Смешно было защищаться при нашем бесправии. А когда я стала женой богатого человека и получила в подарок первую рабыню, я вела себя так, как считала нужным. Я не так жестока, как Миррина. Ты ведь не знаешь, как она была злобна после смерти мужа. Я думаю, что он не позволял ей беспричинно обижать рабов. Я думаю, что он сдерживал ее. А последние пять лет только и слышны были оскорбления, бывали и побои. Мне доставляет удовольствие быть настоящей хозяйкой дома. Я делаю все по-своему и требую, чтобы мои слуги мне угождали. Разве я не имею на это права? Отец недоволен, когда я браню глупую девчонку. Мне это надоело. К тому же Аристид был недоволен моими чрезмерными заботами об отце. Я знаю, что он живет хорошо, не терпит нужды, и я спокойна. Ты говоришь о большой дружной семье, но я уверена, что такие бывают только в сказках. А моя небольшая семья — дружная. Мой Аристид доволен своей семьей, он любит своих сыновей и старается побольше заработать, чтобы у нас все было хорошо. Меня не в чем винить, Дорион. Аристид сейчас в отъезде, а когда вернется, он сам тебе расскажет о нашей дружной семье.
— Я все понял, Клеоника. Ты не войдешь в нашу большую дружную семью, о которой я мечтал всю жизнь. Живи по-своему.
Дорион ушел удрученный, самонадеянность Клеоники, ее уверенность в своей правоте, поразила его.
— Каждый имеет свое представление о долге, о благородстве, о чувстве благодарности, сказал Дорион отцу. Тебе не удалось привить Клеонике чувство долга. Она этого не понимает, и мы предоставим ей жить отдельно. А ты и Эпиктета со своей семьей объединитесь и примите меня в свою достойную компанию. Я уверен мы поймем друг друга и будем помогать друг другу жить. Я уже тридцать лет живу на свете и не видел радости. Ты вдвое дольше с удивлением взираешь на мир и не устаешь изумляться — почему так трудно живется на свете? Ведь мир прекрасен. Человек одарен талантами и способностями, которые могут сделать его счастливым и довольным. А он несчастлив, и все ему плохо. Увы, нам не ответить на этот вопрос: почему? Если на этот вопрос не смогли ответить великие эллины, то нам…
Сама жизнь дает нам ответы, — рассмеялся Фемистокл. Вот ты приехал в мой дом, и, право же, я счастлив и думаю о том, как хорошо жить на свете. Ведь я дождался счастливого дня, я сижу рядом с моим Дорионом. Мало того, Дорион меня понимает и прислушивается к моим мыслям, значит, они ему по душе. Какая же в этом великая радость! Вырастить сына доброго, благородного и неподкупного, да еще любящего.
Им не пришлось до конца поговорить о своих думах. Их прервали гости — Эпиктета с малюткой и Андрокл. Эпиктета подошла к стене, которая отделяла часть дома, где было жилище Андрокла, и сказала:
— Мы пришли сказать, что завтра будет пробита эта стена и тогда мы окажемся рядом и неразлучны. Вы не возражаете?
Отец и Дорион с улыбкой смотрели на радостную Эпиктету. А Андрокл поспешил сказать, что ему очень хочется пробить эту стену.
— Зачем пробивать стену, — возразил Фемистокл, — важно, чтобы наши души были рядом и неразлучны. Пройти несколько шагов двором никому из нас не трудно, не правда ли, моя малютка? — обратился он к внучке.
Маленькая Эпиктета забралась на руки к деду и стала ему шептать на ухо строки из «Одиссеи» Гомера — их много раз читал ей Фемистокл. Дед, радостно улыбаясь и прижимая крошку к груди, обратился к Дориону:
— Разве это не ответ на наши трудные вопросы, Дорион? На этот раз условились обедать вместе, праздновать вместе, ходить в храм вместе. И когда будет приходить в гости друг дома Гордий, то все будут собираться вот в этой комнате и будут петь под звуки кифары. Ведь дочь Гордия отличная кифаристка.
Маленькая Эпиктета поднялась, подошла к отцу и внятно и выразительно прочла:
Ее одарили улыбками и поцелуями, так что девочка, уходя, просила деда научить ее еще чему-либо. В этот вечер все были радостны и веселы. Только где-то глубоко внутри у Фемистокла точил червь, ему было жалко Клеоники, которая была в стороне от сегодняшней радости.
Просыпаясь утром, Дорион каждый раз вспоминал, что же ждет его сегодня, какая радость? Не было дня, чтобы он не испытывал чувства радости и удовлетворения. Отец словно помолодел. У него всегда было хорошее настроение, он много шутил и успешно трудился. Для Дориона он добыл хорошую работу. Ему было поручено переписать для местного театра комедии Менандра. Как ему понравился «Третейский суд»! Его позабавило, когда старый скупец Смикрин, призывая бессмертных богов в свидетели неслыханных трат, творимых Харисеем, должен выслушать ужаснейшие рассуждения Онисима о богах. Онисим уверяет скупого старца в том, что богам до людей нет никакого дела.
«Нет, не боги распоряжаются нами, а собственный нрав», — говорит Онисим.
«Устами своих героев Менандр ясно говорит, чтобы быть счастливым, человек должен уметь управлять собственным нравом, а для этого он должен осознать его, — думал Дорион. — Какая же это прекрасная мысль! В самом деле, не сам ли человек повинен в своих бедах? И хоть необычны рассуждения великого комедиографа, но они близки к истине. И разве не сам ты, Дорион, повинен в своих злоключениях? Не терзайся, Дорион, послушайся доброго совета Менандра и спокойно живи, пока не накопишь денег для поездки в Томы. Раз уж ты решил, что это твой долг, то и выполняй его. Ведь об этом говорит твой нрав».
Размышляя о комедиях Менандра, Дорион вспомнил слова Овидия, который сказал: «Ни одна комедия восхитительного Менандра не обходится без любви». В самом деле, как радостно следить за прекрасными чувствами героев и как приятно, когда пьеса завершается веселой свадьбой.
Вникая в характеры героев, Дорион то и дело вспоминал знакомых людей, похожих то на молодых людей, то на рабов и служанок, изображенных Менандром.
Так, вникая в нравы героев веселой комедии, Дорион нередко задумывался и над своей судьбой. Очутившись под отцовским кровом, он все чаще задумывался над тем, что и ему, Дориону, пора сыграть свадьбу.
«Жизнь уходит в тоске и одиночестве», — думал Дорион. Как может он изменить свою жизнь? Отец много раз говорил ему о том, что хотел бы сосватать хорошую девушку из гречанок. Но он, Дорион, по-прежнему всегда занят, и нет у него даже времени знакомиться с отцом такой девушки и хоть украдкой где-то увидеть ее.
Однако судьба сама заботилась о сыне Фемистокла. Случилось так, что Фемистокл не смог выполнить одну работу, порученную ему судьей из греков. Его заменил Дорион, и ему пришлось несколько раз побывать в доме Мосхиона, который был женат на скифянке, и была у него единственная дочь Спаретра. Как-то Дорион встретил Спаретру во дворе дома Мосхиона. Она показалась ему удивительно красивой. Что-то в лице ее было от грека с правильными чертами и что-то от скифянки чуть раскосые темные глаза с лукавинкой. Когда Дорион заканчивал переписку судебного дела, порученную ему судьей, Мосхион вдруг неожиданно спросил его, не согласится ли Дорион позаниматься с его дочерью Спаретрой, которая немного грамотна, но мало начитана и плохо знает латынь. Дорион согласился, и ему пришлось приходить в этот дом три раза в неделю.