Тилль - Кельман Даниэль (читать бесплатно полные книги TXT, FB2) 📗
— После стольких лет, — повторил король со всем достоинством, на которое был способен, — после стольких писем и посланий мы наконец-то видимся лицом к лицу.
— И я рад, — ответил Густав Адольф. — Как твои дела, как держишься? Что с деньжатами? На пропитание хватает?
Король не сразу понял, что к нему обращаются на ты. Неужели ему это не почудилось? Наверное, Густав Адольф просто плохо владел немецким — а может быть, это была такая шведская причуда.
— Забота о христианском народе тяжким грузом лежит на моих плечах, — сказал король. — Как и… — он сглотнул. — Как и на твоих.
— Это да, — сказал Густав Адольф. — Выпить хочешь?
Король не знал, что ответить. От мысли о вине его мутило, но отказываться, пожалуй, было неразумно.
— Вот и отлично! — вскричал Густав Адольф, сжимая кулак, и, пока король еще надеялся, что на сей раз ему не придется испытать на себе его силу, швед впечатал кулак ему в живот.
Королю перебило дыхание. Швед протянул ему кубок. Он взял его, отпил. Вино было отвратительным.
— Вино паршивое, — сказал Густав Адольф. — В каком-то подвале прихватили, выбирать не приходится, война.
— Мне кажется, оно прокисло, — сказал король.
— Лучше прокисшее, чем никакое. Ну, зачем пожаловал, мой друг, что тебе нужно?
Король вгляделся в хитрое, круглое, бородатое лицо. Вот он какой, спаситель протестантской веры, ее великая надежда. А ведь совсем недавно надеждой был он сам, как так вышло, что теперь ей стал этот толстяк с объедками в бороде?
— Мы побеждаем, — сказал Густав Адольф. — Ты поэтому здесь? Потому что мы выигрываем каждую битву? На Севере мы их одолели, и потом, когда продвигались дальше, и в Баварии тоже. Каждый раз мы побеждали, потому что они слабые и воюют без порядка. Не знают, как людей муштровать. А я знаю. Вот у тебя люди какие? Ну то есть, когда у тебя еще были люди, пока император их не перебил под Прагой, то как, любили они тебя? Вчера тут один хотел сбежать и полевую казну прихватить, так я ему уши оторвал.
Король неуверенно засмеялся.
— Правду говорю. Взял и оторвал, не так уж это трудно. Хватаешь и рвешь, о таком слухи быстро расходятся. Солдатам смешно, ведь не им же оторвали, а в то же время побоятся сами фортели выкидывать. Шведов у меня почти нет, все больше немцы, еще финны есть, шотландцы, ирландцы и всякий еще народ. Меня все любят, потому и выигрываем. Хочешь со мной вместе воевать? Ты поэтому явился?
Король прокашлялся.
— Прага.
— Что Прага? Да ты пей.
Король с отвращением заглянул в кубок.
— Мне нужна твоя поддержка, брат. Дай мне войска, и Прага падет.
— Мне Прага без надобности.
— Вернуть старую резиденцию императора в правую веру — то был бы великий символ!
— И символы мне без надобности. У нас, протестантов, символы всегда были хороши и слова тоже, и книги, и песни, а потом проиграли битву, и все насмарку. Нет, мне нужны победы. Мне нужно одолеть Валленштейна. Ты его знаешь, встречал?
Король покачал головой.
— Мне нужно узнать о нем как можно больше. Я о нем все думаю, думаю. Иногда он мне снится.
Густав Адольф пересек шатер, нагнулся, порылся в сундуке и достал восковую фигурку.
— С него леплено! Вот он, Фридланд этот. Я на него все смотрю и думаю: «Ты меня не одолеешь! Ты умен, а я умнее, ты силен, а я сильнее, тебя твои солдаты любят, а меня мои любят больше, за тебя черт, да за меня Бог». Каждый день ему говорю. Иногда он отвечает.
— Отвечает?
— А как же, ему ведь сам черт чародейские силы придает. Конечно, отвечает.
Нахмурившись, Густав Адольф показал на белесое лицо восковой фигурки.
— Тогда у него рот шевелится, и он надо мной насмехается. Голос у него тихий, он же маленький, но я все понимаю. «Эх ты, швед тупоумный, — вот как он говорит, — шведская ты задница, готская ты скотина». Говорит, будто я читать не умею. А я умею! Хочешь, покажу? Да я на трех языках читаю! Я гада одолею. Я ему уши оторву. Пальцы отрежу. Сожгу.
— Война началась в Праге, — сказал король. — Только если мы возьмем Прагу…
— Не возьмем, — сказал Густав Адольф. — Решено, не обсуждается.
Он опустился на стул, отпил из бокала и посмотрел на короля влажными, блестящими глазами.
— А вот Пфальц — да.
— Что Пфальц?
— Пфальц надо тебе вернуть.
Королю понадобилось несколько секунд, чтобы осознать, что он только что услышал.
— Милый брат, вы поможете мне возвратить мои наследные земли?
— Мне испанцы в Пфальце ни к чему, с какой они там стати торчат. Или Валленштейн их отзовет, или всех поубиваю. Нечего им воображать. Пусть себе строятся в свои непобедимые каре, не такие уж они и непобедимые, вот что я тебе скажу. Я их одолею.
— Дорогой брат мой!
Король взял Густава Адольфа за руку. Тот поднялся и сжал пальцы короля так, что тот чуть не вскрикнул, опустил ему руку на плечо, притянул к себе. Они обнялись и стояли, обнявшись. Стояли так долго, что порыв чувств короля успел улетучиться. Наконец Густав Адольф отпустил его и принялся мерить шагами шатер.
— Как только снег сойдет, атакуем со стороны Баварии и в то же время с севера, возьмем их в клещи и сожмем. Потом двинемся к Гейдельбергу да и выкурим их. Если дело хорошо пойдет, даже большая битва не понадобится; одним натиском возьмем Курпфальц, и я дам тебе его в лен, а император пускай себе локти грызет.
— В лен?
— Конечно, а то как же?
— Вы желаете дать мне Пфальц в лен? Мои собственные наследные земли?
— Ну.
— Это невозможно.
— Еще как возможно.
— Пфальц не ваш.
— Как завоюю, так и будет мой.
— Я полагал, вы воюете за Господа Бога, за веру!
— Да я тебе сейчас врежу за такое! Конечно, за них, а то как же, крыса ты, песчинка ты, форелька! Но и свою долю я не упущу. Если я тебе просто так отдам Пфальц, что мне тогда с этого будет?
— Вы хотите денег?
— И денег тоже.
— Я дам вам поддержку Англии.
— Из-за жены твоей, что ли? До сих пор толку от нее не видно было. Плевать они на тебя хотели. Ты меня за дурака держишь? Думаешь, я поверю, что ты свистнешь, и англичане примчатся?
— Если ко мне вернется Курпфальц, то я снова возглавлю протестантскую фракцию империи, и они послушаются меня.
— Черта лысого ты возглавишь.
— Да как вы…
— Молчи и слушай, бедняга. Ты взял и все поставил на кон — это хорошо, это мне нравится. Играл и проиграл, и заодно начал эту лихую войну. Всякое бывает. Некоторые рискуют и выигрывают. Я, например. Маленькая страна, маленькая армия, в империи протестантское дело вроде проиграно. Кто советовал мне поставить все на одну карту, собрать войско и двинуться в германские земли? Да никто! «Не делай этого, не надо, у тебя нет шансов», — все так говорили, а я сделал и победил, скоро буду в Вене и оторву уши Валленштейну. И император станет передо мной на колени, и я скажу: «Хочешь оставаться императором? Тогда делай, что Густав Адольф прикажет!» А могло бы все кончиться иначе. Мог бы я сейчас в гробу лежать. Мог бы плыть в лодчонке какой-нибудь к дому по Балтийскому морю, грести и плакать. И настоящий мужчина, будь он хоть сто раз силен, умен и бесстрашен, все равно может проиграть. А случается, что и такой, как ты, выигрывает. Всякое бывает. Я рискнул и выиграл, ты рискнул и проиграл, что ж тебе после было делать? Разве что повеситься, но это дело на любителя, да и грех это. Вот ты и живешь дальше. А раз так, надо же тебе чем-то заниматься. Вот ты и пишешь письма, и просишь, и требуешь, и приезжаешь на аудиенции, и говоришь, и торгуешься, будто ты кто-то, а ты уже никто! Никогда Англия не пришлет тебе войск. Никогда уния тебе не поможет. Братья по империи бросили тебя на произвол судьбы. Вернуть тебе Пфальц может только один человек, и это я. А от меня ты его получишь в лен. Если встанешь передо мной на колени и поклянешься мне в повиновении как своему сюзерену; Что скажешь, Фридрих? Что решишь?
Густав Адольф скрестил руки и посмотрел королю в лицо. Его взъерошенная борода дрожала, грудь поднималась и опускалась; король слышал его дыхание.
