Кавказ - Величко Василий Львович (читать онлайн полную книгу txt) 📗
Забота о просвещении, о развитии и художественном подъеме кустарных промыслов, — все это понятно дагестанцу и было бы им оценено достоинству: в противоположность некоторым другим горцам, он не только хищная птица , какою рисуют его поверхностные наблюдатели, но и человек, чрезвычайно способный в культуре. Надо принять во внимание и экономические условия. Население растет, а хлеба и в прежнее время Дагестану не хватало, чтобы народ обладал достаточною покупательною способностью, надо поддержать скотоводство, т.е., на практике обеспечить ему зимние пастбища в степях Закавказья. Голод, когда принимает острые формы, никого добру не научит: мирный обыватель, без клюва и когтей, станет нищим или воришкой, а воинственный горец разбойником или бунтарем. «Голодный бунт» может стать почвой для болезненного развития мюридизма и иных форм воинствующего обособления, религиозного или племенного.
Дагестан, особенно при условии недостаточно вдумчивого и добросовестного управления им, надолго еще будет одним из опасных в политическом отношении мест нашей южной окраины; с другой стороны, за отсутствием собственной житницы, он всегда будет экономически, а стало быть, и политически, в руках русской власти; его всегда можно будет взять голодом , так как путей для подвоза хлеба очень мало, всего два-три. Но это… крайности, до которых лучше не доходить. У дагестанцев много данных для нормального приобщения к русскому делу, а русская история богата свидетельствами о том, что нашим огромным территориальным ростом мы обязаны не одной силе русского меча, но и могуществу дальновидной любви.
Разница между дагестанскими и прочими горцами-мусульманами заключается в том, что последние в большинстве культурно ниже и более разнообразны по племенному происхождению, обычаям, духовному и социальному складу. Наши казаки, да и сами кавказцы, связывают с этими племенами различные понятия и клички, выработанные практикой: кабардинец — рыцарь, ингуш — вор, чеченец — неустойчив политически и нравственно, как и осетин. Размеры настоящей книги не позволяют подробно всматриваться в отдельные части этого горского калейдоскопа, не имеющего крупного политического значения с точки зрения русского дела: это труд для художника или ученого этнографа. Достаточно ограничиться несколькими обобщениями.
Во-первых, все эти горцы (а также и горцы-христиане, — сванеты, пшавы, тушины, хевсуры) покорены природой , находятся в тесной от нее зависимости. Они в основе язычники, какого бы исповедания формально ни придерживались. Родовое начало и обычаи — нормы их жизни. С нашей так называемой цивилизацией у них ничего общего нет, и, пожалуй, быть не может, так как она по своим основным началам противоречит их природе, внутренней и внешней. От столкновения с чуждой им культурой они или съежатся (уберутся подальше в горные дебри), или совершенно обезличатся, или, что вернее, погибнут. Нельзя не заметить, что горец, побывавший в городах, хлебнувший растленной «цивилизации» и научившийся по-русски, — обыкновенно ненадежный, дрянной человечек, если совершенно не обрусел, как многие осетины; высокие же духовные черты своеобразной психологии легче всего встретить в горце, нетронутом цивилизацией: он надежнее и нравственнее.
Время, и только время, может спокойно решить вопрос об этих племенах, которым дай Бог подольше беспрепятственно повиноваться природе в своих орлиных гнездах и наслаждаться по-своему ее дарами, под великодушным кровом русского Царя…
17. РУССКИЕ ЛЮДИ НА КАВКАЗЕ
С русской, народно-государственной точки зрения особо важен вопрос о том, как живется на рассматриваемой окраине русским людям и как выполняется ими русское дело. На основании помещенных выше глав настоящего очерка приходится, в итоге, дать нерадостный ответ на этот вопрос.
Но можно ли сравнительно плохую работу русских людей на кавказской окраине всецело поставить в вину только этим людям? Ни в каком случае. Для правильного суждения о данном вопросе необходимо иметь в виду условия местной природы, и черты коренного кавказского населения, в 50 раз более многочисленного, чем русское, и исторические условия, включая сюда нашу политику по отношению к Кавказу.
Все эти условия, в итоге, неблагоприятны: они таковы, что необходимы героизм отдельных лиц или большое совершенство русских национальных учреждений, чтобы работа шла удовлетворительно. Героизму можно радоваться, следует им гордиться, но требовать его от многих было бы странно. Учреждения же необходимо создавать такие, которые соответствовали бы местным своеобразным условиям жизни — и, если это не удается, то по возможности не надо стеснять народного творчества в этой области. Наконец, необходимо, чтобы установился определенный взгляд на задачи русского дела в крае, ибо нет ничего вреднее бессистемных полумер.
Правительственный взгляд подсказывается историей и самим существом нашего государства. У других европейских держав и, в частности, у Англии есть в Азии колонии, отрезанные от метрополии морями и чужими землями. Пионерами в таких местностях явились сперва миссионеры, торговцы, торговые компании с их кондотьерами и, наконец, правительственные чиновники с отрядами регулярных войск. Преобладающей чертой колониальной политики является стремление извлечь побольше дохода, а потому местные особенности не подвергаются резкому изменению, и даже некоторые туземные властители оставляются на местах, под условием покорности завоевателям.
У нас не то. Наши завоевания являются скорее расширением естественных границ империи, вследствие чего культурное сближение присоединяемых областей с руководящим центром, безусловно, необходимо: местные организации подлежат значительно большему растворению, центральное правительство должно быть единственным источником, власти, и вассальные отношения к ней со стороны каких-либо туземных вождей терпимы лишь временно, как пережиток отходящего прошлого.
Ясно, что русская задача значительно сложнее и что для ее выполнения нужна работа не только правительственная, т.е. войска и канцелярия, но и народная, т.е. образованное общество, торговцы и крестьяне — переселенцы. Ясно, стало быть, как многое зависит от своевременной выработки дальновидней программы, устанавливающей незыблемую точку зрения на данный вопрос.
Необходимо отметить, что наша народная масса в течение целого столетия относилась к нему, по чутью, более правильно, нежели общество, правящие сферы и печать: среди так называемых интеллигентных русских людей доселе преобладает то английский, то, еще менее применимый, австрийский взгляд на наши имперские окраины, излишняя самобытность которых отстаивается то во имя конституционно-правовых мечтаний, то с притворною приверженностью к Самодержавно, природе которого противоречит органическое обособление окраин или отдельных областей. Такие стремления большею частью внушаются самими инородцами, конечная цель которых состоит в отложении от России. Русский по духу человек желать этого не может, особенно, когда речь идет о земельном достоянии, купленном кровью многих поколений доблестных предков.
Если пересадить дерево в чуждую ему дотоле почву, поставить его в незнакомые естественные условия, то оно либо погибнет, либо, если приспособится к новой обстановке, то постепенно переродится, значительно изменится в отношении внешности и плодов. Не подлежит ни малейшему сомнению, что соответственной перемене подвержен и человек, как существо психофизическое. Это тем более неизбежно, когда ему при новых естественных условиях, приходится вступать в тесное соприкосновение и даже родниться с людьми совершенно иного духовного и телесного склада. Путешественники, знакомые с Индостаном и присматривавшиеся там к жизни англичан, говорят в один голос, что даже представители железной англо-саксонской расы, невзирая на горделивое отношение к туземцам и сравнительное от них отчуждение, за несколько лет весьма резко меняются под влиянием пищи, климата, малярии и т.д. Происходит перемена к худшему , так как положительные черты племенного характера частью вырождаются и уродуются, частью вытесняются чисто местными чертами туземного пошиба. Не надо забывать при этом, что англичане в Индостане, — торговцы и должностные лица, — обставлены там буквально блестяще, по сравнению с русскими людьми на Кавказе. И тем не менее, они меняются к худшему, вследствие чего английское правительство не дает своим служилым людям слишком заживаться в этой азиатской колонии, и даже самые умные, самые полезные деятели, обыкновенно по прошествии пяти или семи лет возвращаются на родину.
