Россия молодая. Книга вторая - Герман Юрий Павлович (хорошие книги бесплатные полностью .txt) 📗
— Ты еще завой, лучше будет! Шпагу носишь, матросы на тебя смотрят…
Из двери кирки высунулся пастор, сказал, что хотел бы иметь беседу с достойным унтер-лейтенантом по секрету. Аггей поднялся, подошел к двери, с размаху втолкнул пастора в сени, захлопнул створку с лязгом.
— Еще стереги их, собак. Пушки в кирке в своей держат, народ!
У причала, возле крепостного карбаса Егорша увидел бабиньку Евдоху. Она стояла молча, смотрела на Двину, на отваливающие и приходящие суда. Егорша поздоровался, спросил, за каким делом вышла в такой день из дому. Бабинька ответила виноватым голосом:
— Я-то у Сильвестра Петровича отпросилась в крепость, он и бирку дал, приезжай, говорит, бабушка, твои мази больно хороши для раненых. А Таичка с Ваняткой там гостюют…
Карбас шел медленно на веслах. Навстречу, с моря, тянул ветер, косо хлестал дождь. Молчаливые, словно вымершие, стояли на якорях иноземные негоциантские корабли. Далеко в Соломбале вновь ударил набат, над Двиною поплыли тревожащие гулкие звуки.
2. «Никто не победит тебя, Швеция!»
Вечером с моря поползли низкие, серые, зловещие тучи, порывами полил дождь, ветер засвистал в снастях «Короны». Двина побурела, вздулась, шумно била в берега. На шанцах пылали подожженные шведами караулка, казарма таможенников, балаганы, в которых жили драгуны.
Ярл Юленшерна в панцыре под кожаным плащом, в стальных наколенниках и налокотниках, в медном позолоченном шлеме с перьями, стоял на юте у гакборта, возле быстро вертящегося колдунчика. Горнисты, выстроившись в ряд, играли сигнал: «С якорей сниматься, следовать за мной!» Медные колокола били боевую тревогу. Эскадра готовилась к сражению: пушечные порты были открыты, жерла пушек глядели в серую мглу; солдаты скручивали и поднимали кверху кожаные переборки офицерских кают; солдатские и матросские койки убирали в сетки, на ростры и в кубрик, чтобы ничего лишнего не было в бою, чтобы ничего не мешало и не путалось под ногами в решительные минуты сражения.
Артиллеристы работали у пушек: вынимали ствольные пробки, раскрепляли, расправляли тали. Готлангеры — артиллерийские прислужники, в коротких курточках без рукавов, в железных нагрудниках — укладывали справа у пушки пыжевник и банник, слева вешали кошель с пыжами, с грохотом кидали на предназначенные места ломы и гандшпуги. Палубные матросы, кряхтя и ругаясь, ставили между каждыми двумя пушками полубочки с водою, над которыми, чадя, горели пушечные фитили. Из погребов артиллерийские носильщики бегом таскали в корзинах ядра, картечь, порох. Корабельные слесаря раздавали абордажным солдатам исправленное и отточенное боевое оружие. Матросы-водолеи поливали палубы водою, чтобы из-за пустяка не вспыхнул пожар. Корабельные шхиперы командовали натягиванием плетенных из линей сеток над шканцами и баком. Сетки эти должны были удержать во время боя падающие на людей осколки мачт и рей.
Внизу, по трапам и переходам, матросы спускали в глубокий трюм гроб с останками полковника Джеймса, сзади шел эскадренный лекарь, просил жалостно:
— Осторожнее, почтенные господа! Вы не знаете, каких трудов мне стоило нынче изготовить это тело к тому, чтобы оно не испортилось…
Матросы, кряхтя, отругивались:
— Нас-то никто не станет штопать после смерти…
— Нашего брата просто кидают в море…
— У него было написано в контракте…
— В контракте или без контракта — все нынче отправимся на дно…
— Как, гере магистр? Чем кончится этот проклятый поход?
В трюме корабельный слесарь запаял дубовый гроб в железный футляр. Капеллан пошептал губами над покойником и вместе с лекарем отправился наверх, спрашивая по пути:
— Где безопаснее, гере доктор, во время сражения? Под палубным настилом или на шканцах?
По дороге они вдвоем зашли в кают-компанию и выпили по большому стакану бренди. Капеллан захмелел, сделался слезлив, в тоске жаловался, что видел недобрый сон, вспоминал свою тихую родину — город Гафле. Лекарь угрюмо посмеивался, потом бросил кости — чет или нечет. Вышел — нечет.
— Плохо? — спросил капеллан.
— Не видать вам Гафле! — сказал лекарь. — Зато вы несомненно попадете в царствие небесное, ибо погибнете за святое дело!
Молча они поднялись наверх.
Здесь ярл Юленшерна хмуро смотрел в смутную даль, слушал, как перекликаются сиплые голоса матросов:
— Якорь чист!
— Якорь чист, гере боцман!
— Якорь чист, гере лейтенант!
— Якорь чист, гере капитан!
Уркварт, гремя кольчугой, подошел к шаутбенахту, сказал четко:
— Якорь чист, гере шаутбенахт!
Ярл Юленшерна, не оборачиваясь, приказал:
— Благословение, капеллан!
Капеллан нетвердо ступил вперед, молитвенно сложил руки, произнес, запинаясь:
— Да благословит наш подвиг святая Бригитта!
Большой медный колокол зазвонил на молитву. На шканцах, на юте, на баке, на шкафуте, на пушечных палубах, в крюйт-камере все матросы, солдаты, офицеры, наемники, пираты, грабители — от дель Роблеса до Бэнкта Убил друга — преклонили колени, сложили ладони, закрыли глаза, шепча молитвы…
Капеллан молился, по багровому от выпитого бренди лицу катились благочестивые слезы…
— Довольно! — сказал Юленшерна, поднимаясь с колен.
Большой медный колокол ударил опять. Барабаны забили «Поход во славу короля!» Горны на всех кораблях эскадры запели: «Никто не победит тебя, Швеция!» Ярл Юленшерна махнул платком — «поход».
И тотчас же Уркварт в говорную трубу произнес медленно и раздельно:
— Поход! На местах стоять, друг с другом не говорить, табаку не курить, к бою иметь полную готовность…
На пушечных палубах офицеры повторяли:
— Поход! На местах стоять, друг с другом не говорить, табаку не курить, к бою иметь полную готовность…
Корабли медленно, осторожно, один за другим, входили в широкое устье Двины. Пушки настороженно и грозно смотрели из портов. На мачтах ветер развевал огромные полотнища шведских флагов.
3. Фитили запалить!
От самого Святого Носа невидимые шведам глаза сторожили их эскадру. И в те самые минуты, когда в двинском устье ярл Юленшерна приказал поднимать якоря, мужичок в домотканной промокшей рубахе вылез из кустов лозняка, поймал за веревочный недоуздок свою лошаденку, пробежал рядом с лошаденкой несколько шагов по чмокающему болоту, подпрыгнул, повалился на спину лошади животом, перекинул ногу в лапте и, отчаянно болтая локтями, пошел вскачь туда, где дожидался его другой мужичок, готовый к тому, чтобы мчаться дальше — к матросам, сидящим возле сигнальной пушки у шалашика…
Рыбаки, посадские люди, монахи в мокрых подрясниках и рыбацких сапогах, кто с копьем за плечами, кто с топором за поясом, кто с мушкетом, — садились на коней, гнали к цитадели. По новым тайным гатям, по скрытым тропинкам мчались кони, малые посудинки перевозили гонцов через воду, коли случалась она на пути, из прибрежных густых кустарников, из-за скирд сена, из-за березок следили за эскадрой зоркие, привыкшие к морю, недобрые глаза поморов…
И задолго до того, как вперед смотрящий флагманского судна увидел Новодвинскую цитадель, там на плацу запели крепостные горны, на выносных валах, на башнях, на стенах тревожно ударили барабаны.
Тотчас же под мелким дождем, придерживая палаши, бегом побежали матросы к своим зажигательным судам — брандерам, готовить их к бою. Скорым шагом пошли на валы, к скрытым до времени пушкам, — констапели, фитильные, наводчики. Мужики-смоловары, разбрызгивая лаптями лужи, вереницей побежали к шипящим и булькающим котлам со смолою — подбросить сухих дровец, чтобы кипящим варевом встретить злого вора, коли прорвется к крепостным стенам. Солдаты с мушкетами, с ружьями, с пищалями чередою поднимались к своим бойницам, раскладывали там свое воинское хозяйство, готовились стоять долго, покуда не покатится обратно клятый враг. Каменщики, плотники, кузнецы, носаки, землекопы, все те, что строили крепость, с тяжелыми копьями, откованными в час досуга на крепостных Наковальнях, с палицами, с отточенными ножами занимали башни, готовясь биться по силам и по умению, помогать метать камни, лить смолу, кидать бревна на головы ворам. В одно мгновение крепостной двор наполнился сотнями людей и вновь опустел — народ разместился по своим местам, приготовился к бою, замер. Вновь стало тихо, только дождь шелестел, да встревоженные чайки кричали над Двиной.
