Смерть Аттилы - Холланд Сесилия (е книги .txt) 📗
— Конечно, мы не верим, что твой Прародитель создал все в мире, — сказал Трубач. — У нас есть собственные Прародители. Некоторые из них обладают огромной властью. И мы их уважаем и молимся им. Но было бы нехорошо говорить, что кто-либо из Прародителей на самом деле…
Он начал размахивать руками, чтобы подобрать нужные слова, но не смог продолжить.
— Они нас защищают, пока мы с уважением относимся к ним. Они нас учат магии и как мы должны справляться с демонами, но они никогда не могли сделать дерево или… — он посмотрел на монаха, изогнувшись, чтобы лучше разглядеть его за едущим посередине Таксом. — Он понимает, что я ему говорю?
Монах ответил:
— Наверно, да. Но я здесь оказался именно из-за этого. То, о чем вы говорите, есть неправильное ощущение реальности, результат незнания и темноты, в которую попали все люди, когда Господь изгнал наших Прародителей из Райского Сада.
Трубач выслушал монолог в молчании. Они проезжали через рощицу высоких деревьев, и он продолжал молчать. Таксу было трудно переводить, и он использовал слово на хунну: «Демон — король» для обозначения бога. Потом Такс быстро соскочил с лошадки и посмотрел на грибы, растущие на корнях огромного дуба.
— Не собирай их, — крикнул ему Трубач. — Они ядовитые, возвращайся.
Такс побежал за своей лошадкой, которая продолжала шагать между гнедой кобылой и каштановым мерином, на котором ехал Трубач.
— Впереди брод, — сказал Такс. — И дорога на юг. Трубач нетерпеливо отмахнулся от его сообщения.
— Скажи ему, что нам следует сначала разобраться с простыми вещами и понятиями, прежде чем переходить к сложным вопросам, которые он пытается задавать мне.
Таксу не было понятно, какая ценность для них даже простых вещей. Монах был полон римской лени и играл в игрушки с идеями, которые были ясными с первого взгляда. Он перевел ему слова Трубача.
Монах не сразу начал ему отвечать. На лбу у него оставалась складка, и он внимательно смотрел на Трубача ясными светлыми глазами.
Впереди темные тени под деревьями рассеялись под ярким солнечным светом, сверкавшим на зеленых кустах. Такс увидел, что между кустами проходила тропинка к реке. Он начал погонять вперед черную лошадку и понюхал воздух, не пахнет ли впереди ягодами и другими плодами.
— Скажи мне, — начал монах. — Вы, хунну, верите, что… Такс резко остановил лошадку.
— Трубач, что там такое? Ты видишь?
Он показал на одинокое дерево, стоявшее в конце тропинки, и резко послал лошадку вперед. Сначала он решил, что на дереве растет мох, но сейчас он понял, что это не так. Такс галопом добрался до дерева и протянул руку, чтобы коснуться волос, свисавших со ствола дерева. Но он не мог заставить себя прикоснуться к ним и. отвел руку назад. Монах и Трубач подъехали ближе.
— Что это? — воскликнул монах. — Господи, спаси нас!
Такс послал лошадку вперед и повернулся, чтобы посмотреть на остальные деревья возле брода. Во рту у него пересохло, и сердце тяжело стучало в груди. На трех деревьях он видел пучки волос, свисавших с ветвей. Налетавший ветерок шевелил пряди, и они извивались, как змеи.
Пока он осматривался, Трубач стянул волосы с ближайшего к ним дерева. Такс был поражен и отъехал в сторону от отвращения. Монах молчал, пока Трубач рассматривал волосы. Они слиплись от крови, и сморщившийся скальп стал размером с ладонь мужчины.
— Это — остготы, — сказал Трубач. — Они снимают у людей скальпы. Сколько их всего здесь?
Такс пытался прийти в себя. Он поехал по тропинке и начал считать скальпы, свисающие с деревьев. Он видел, что их было много — на одном дереве висело целых три скальпа. На двух из них были короткие волосы, и Такс решил, что это были скальпы детей. Он вернулся назад. Жеребята пробежали мимо него к реке. Они брыкались и покусывали друг друга.
— Там семь скальпов, и все это волосы хунну.
Трубач вздохнул. Он держал скальп на ладони и тихо поглаживал его.
— Поезжай, собери их. Мы должны их похоронить.
Он посмотрел на монаха. Тот перекрестился и начал бормотать молитвы.
Они собрали скальпы и сложили их в глубокую яму под корнями дуба. Когда они нашли перо ворона, все еще вплетенное в волосы одного скальпа, то решили, что эти были хунну из клана Шайги. Трубач попытался припомнить все, что ему было известно из похоронных обрядов Шайги. Они сделали что могли, выложив яму камнями и кусочками бересты. Такс боялся касаться скальпов, но Трубач гладил каждый из них и ласково клал его в землю. Все скальпы были выровнены в едином направлении, чтобы они могли путешествовать все вместе. Монах попытался помогать, а когда ему уже было нечего делать, то уселся на землю и начал что-то бормотать.
Был уже полдень, когда они все закончили. Они отправились дальше, свернув от реки к югу, и проследовали по тропинке, которую они обнаружили. Монах и Трубач разговаривали, но они говорили об обычных вещах. Они стали ехать быстрее и не отпускали жеребят от кобыл. Такс постоянно оглядывал степь. Он чувствовал себя так, как это было с ним, когда они обнаружили мертвого Яя.
— Почему люди сделали это? — вдруг спросил монах. — Срывать волосы с мертвецов и даже с маленьких детей?!
Такс не стал ему отвечать, а начал переводить, и Трубач сказал:
— Есть много причин. Остготы верят, что когда человек погибает, его душа улетает в другую страну и живет там в виде человека, а этот человек без волос будет выглядеть смешным, и его никто не станет уважать.
— Что происходит с хунну, когда он умирает?
Река осталась далеко позади, и Трубач обернулся, чтобы посмотреть на нее. Такс чувствовал, что Трубач сильно волнуется.
— Когда мы умираем и наши тела соответствующе погребены, тогда наступает настоящий конец, — сказал Трубач. — Так, как это и должно быть. Если бы человек продолжал жить после смерти, это было бы неправильным. Конечно, души людей остаются в тотемах и других священных местах. Но если часть тела человека подвешена на дереве без подобающих ритуалов, дух человека станет кочевать, как дух глупого остгота, и приносить веем только беду, — Трубач сплюнул.
— Если человек верит в Иисуса Христа, — сказал монах, — то когда он умирает, его душа находит покой и радость на Небесах вместе с Богом.
Перед ними за следующим возвышением в воздух поднимался дым. Такс прикусил губу. Трубач и монах ничего не видели — они продолжали спорить.
— Почему люди вообще должны умирать, — говорил Трубач. — Если после смерти продолжает существование его душа?
Монах подождал, пока Такс начал переводить, потом ответил:
— Иисус Христос спас нас от смерти. Трубач начал ворчать:
— Мне не нужно, чтобы меня спасали. Если бы не было смерти, тогда жизнь ничего бы не стоила. Нет! Послушай… Я… Эй, что это такое?
— Дым, — ответил Такс.
Трубач начал погонять лошадь, оглядывая вокруг равнину. Он что-то пробормотал так тихо, что Такс не смог расслышать. Концами поводий он ударил жеребца, и тот перешел в галоп. Монах и Такс последовали за Трубачом в направлении дыма. Сначала жеребята не отставали от них, но на крутом склоне они начали отставать. Черная кобыла осталась с жеребенком. Жеребенок гнедой кобылки тоненько заржал от ужаса. Мать ему ответила и повернула к нему назад. Монах не справлялся с ней. Такс оставил его позади и продолжал скакать за Трубачом, на ходу вытаскивая лук.
Кто-то кричал. Он достиг вершины холма и оттуда увидел горящую кибитку. Она была всего одна, старая и бедная. На земле валялся убитый вол. Из-за кибитки раздавались крики. Трубач уже наполовину спустился по склону к кибитке. Такс стукнул лошадку, чтобы та поспешала. Он видел тела, валявшиеся подле горящей кибитки. Вокруг также валялись разные домашние вещи. У Такса зашевелились волосы на голове. Крики стали более резкими. В них звучала страшная боль, и Таксу хотелось кричать вместе с этим человеком.
Трубач соскочил с лошади, подбежал к кибитке, и крики прекратились. Когда Такс подскакал туда, он увидел человека, привязанного к колесу кибитки. Волосы у него сгорели, и у него не было глаз. Плоть у него на голове поджарилась, и повсюду сочилась кровь. Трубач прикончил его кинжалом.