Над пропастью (Роман) - Халмирзаев Шукур (мир бесплатных книг .txt) 📗
Мамаша Тиник уже немолода, да и вдоволь насмотрелась она на тех, кто имел власть над ней. Четвертое замужество — об этом она не думала. Хватит. Она обрела сына! Ибрагимбек часто навещал ее. Когда уезжал далеко, непременно напоминал о себе. Редкая мать видит в родном сыне столько заботы и внимания, сколько выпало на счастливую долю вдовы Тиник. Вот и теперь Ибрагимбек ушел в сторону Душанбе. Нет, он не с посольством, он будет кружить со своим отрядом где-то неподалеку, неспокойно у него на душе и быть далеко, в неведении, — это выше его сил.
Айпарча по-прежнему чувствовала себя пленницей, тосковала по дому. Эта поездка навевала на нее скуку. Женщины вообще плохо чувствуют себя в пути, как бы ни было интересно им, душа там, где есть крыша над головой. А здесь что? Скрип колес, мерное покачивание, а смотришь — вокруг степь да серые холмы…
— Эге-ге-ге-ей!.. Карава-а-ан! — послышалось со скалы.
Всадники, сопровождающие караван, остановились, увидели двоих. Один перестал размахивать снятой чалмой, спускается.
Тонготар поскакал навстречу. Увидев, узнав, весело приветствовал Курбана. Понятно, тут же посыпались вопросы. Курбан, закручивая чалму, устало поморщился:
— Помогите-ка лучше хазрату.
— Спешу! — Тонготар хлестнул коня.
Ишан Судур медленно спускался по крутому склону холма. Тонготар подскакал, помог хазрату подняться в седло, сам повел коня в поводу.
— Не встречали ли в пути всадников? — спросил ишан Судур.
— Э, мало ли тут всякого сброда, — неопределенно ответил Тонготар.
— Ибрагимбек отправился туда?
— Да, — как эхо, ответил Тонготар.
Подъехали.
— Здравствуйте, госпожа, — почтительно поклонился ишан Судур, увидев мамашу Тиник. — Я о вас слышал так много доброго! И судьбе угодно было встретить вас вот так, в степи… Куда путь держите?
— В Кафирнихан, куда же! — скрипуче проговорила старуха, не ответив на приветствие. Сердито смотрела на хазрата. — Это же надо — имея такого главного советника, как вы, таксыр, отдать командование исламской армией какому-то чужаку! Что — или оскудели умом наши сыновья, или им занимать храбрости у турок?
— Все временно, уважаемая госпожа, — примирительно заговорил хазрат. — Те приходят и уходят, а Ибрагимбек всегда останется Ибрагимбеком!
— Ладно. До чего договорились там, в Душанбе? Я знаю, я все знаю!
— И это узнаете… Мы теперь возвращаемся в Кукташ. Желаю вам доброго пути! — И тут он увидел Айпарчу. Девушка сидела, завернувшись в тулуп, смотрела — глаза, как два уголька. — О, дочь моя… И ты здесь…
— Могла ли я оставить ее? — самодовольно улыбнулась матушка Тиник. — Айпарча — как дочь мне. Будет угодно судьбе, таксыр, добраться до Байсуна, сама с рук на руки передам родителям. И только тогда буду спокойна.
— Да благословит вас аллах! — сказал ишан Судур.
Слова прощания.
Тугайсары, бесцеремонно указывая рукоятью плети и коротко называя «ты… ты… ты…» — назначил нукеров в охрану ишана Судура.
Разъехаться не успели — показались всадники. Много всадников.
Задувший с севера холодный ветер гнал над рекой колючие снежинки.
Перед повозкой стоял молодой мулла. Между повозкой и костром прохаживался Али Ризо.
Пулатходжаев опустил голову.
«Это и есть самый главный человек, о котором было так много разговоров? — думала Айпарча. — Наверное, он умел красиво говорить, люди слушали его, верили ему… Так же красиво говорил Курбан тогда, под орешиной, и ты слушала его, верила ему… Но вот он — здесь! Значит, он такой же предатель?..»
«Что — не получилось? — злорадствовала старая Тиник. — Все получалось у вас, когда всеми командовал мой сын, Ибрагимбек. Теперь ничего не получится! А чего хотел этот человек, уходя от красных? Ведь тоже надеялся остаться главным — уже здесь? Значит, кого-то надо было лишить власти. Как лишили власти Ибрагимбека?..»
«Пулатходжаев обречен, — думал Курбан. — Как только они поймут, что он затеял эту игру единственно ради спасения своей шкуры (ведь знал же, провал, с часа на час ждал ареста) — конец».
Когда, с трудом оторвавшись от погони, потеряв большую часть отряда, Пулатходжаев наконец прискакал в Кукташ, он еще думал: спасен. Энвер-паша принял его, прижав к груди. Однако выслушал настороженно. Большая игра всегда связана с риском. Но в чем причина провала? Русские вели себя так уверенно, что было похоже: они достаточно хорошо подготовлены. Кто дал им такую возможность? О тщательно разработанном плане знало всего несколько человек. Но, очевидно, знали и они, кто мог…
Энвер-паша за многое благодарен Пулатходжаеву. Это он помог ему прийти к власти. Он вывел его отряд из Бухары. И в дальнейшем он мог многое сделать. Согласись теперь красные уйти, было бы выиграно время, успели бы собрать силу в кулак… Если бы…
Пулатходжаев поднял голову. Заговорил хрипло:
— Уважаемый Энвер-паша! Ибрагимбек! Это был трудный день. Черный день. Сейчас кажется: все кончено. Но будет утро, и мы вновь обретем уверенность в своих силах! Мы продолжим нашу борьбу и победим! — Он решительно поднялся, но еще медлил приблизиться к тем, к кому обращался. — Я вижу в ваших глазах осуждение. Я понимаю вас. Но прошу поверить мне: никто теперь не может судить меня так строго, как я сам.
— Будь ты проклят! — сквозь зубы процедил Ибрагимбек.
— Я трижды проклят! И вы это знаете! Вы знаете, кто я. Богатство, которое я наследовал от отца, его вполне хватило бы, чтобы вооружить целую армию — я отдал все им. И был за это проклят своим родом. Но кто понял тогда, что, взяв мое богатство, они в наших глазах стали беднее, чем были, стали совсем нищими? Разве не я доказал еще раз, что золото всесильно? Я доказал: и их можно купить. И у них можно купить за золото самый высокий пост!
Пулатходжаев смолк. Прижал ладони к лицу, сгорбился.
— Вы осуждаете меня, — наконец тихо заговорил он. — Вы… судите меня?
— Что он болтает? — Ибрагимбек глянул на Энвера-пашу. — «Я, я». Да кто он такой?
— Кто ты такой? — громко сказал Энвер-паша. — Ты предал отца, его дело. Ты предал Советскую власть. Ты предал нас! Да, мы верили… мы ждали от тебя… А теперь что? Уважаемый Тугайсары только что сообщил нам, что красные заняли позиции в Угри-даре. Что это значит? О, аллах, теперь хотим мы того или не хотим, придется воевать с русскими. Мы еще не собрались с силами. Медленно движутся караваны с оружием. Курбаши никак не могут собрать людей. А красные, я знаю, уже успели сообщить своим, и уже идет сюда поддержка, у них все — быстро! Мы проиграли главное: время. Теперь не время для долгих разговоров…
Тревожное молчание.
«Будет спасать, — подумал Курбан. — Все-таки он многим обязан Пулатходжаеву. Как спасет? Будет тянуть время. Скажет: устали… нервы… С этого начал Пулатходжаев. Это было подсказано. Выиграли время там — проиграли. Теперь выиграть время здесь… Что еще? Опять подсказка Пулатходжаева: молодым свойственно ошибаться… Еще? А то, что „верховный“ представитель Советской власти ушел к воинам эмирата — разве это не есть главный выигрыш? Ушел сам и увел с собой отряд? Вот в чем его спасение!»
— Ваше превосходительство, — вмешался Ибрагимбек, — вы правы: надо ценить время. Мы много говорим. Между собой. Пусть нас услышат другие! — Он дернул подбородком в сторону нукеров. Его голос возвысился до крика. — Джигиты! Кого вы видите? Бывшего… Да, он был очень богат и знатен. Да, он имел большую власть. Он многое мог… Это было! А кого вы видите теперь? Хвастуна! «Я, я, я!» Ну, скажи теперь, — обратился он к Пулатходжаеву, быстро подходя к нему почти вплотную. — Громко скажи, чтобы все слышали: я, Усманходжа Пулатходжаев, так скажи, был противником эмирата… Я, скажи, предавал всех и все. Скажи: я, спасая свою поганую шкуру, позорно бежал, забыв об уважаемых людях, которых мы послали на переговоры, бежал с отрядом, впереди отряда и пришел в Кукташ с полным барабаном в нагане… Где твой отряд? — хмуро глядя на Пулатходжаева, спросил Ибрагимбек. — Нет отряда… Погубил людей, погубил дело…
