Молчать нельзя - ван Экхаут Людо (серии книг читать онлайн бесплатно полностью .TXT) 📗
Это означает, что заложников отпустят, а беглецов ждет страшная смерть в одиннадцатом блоке. Да, побег не очень-то приятная вещь. Но Генек надеялся, что их побег будет удачным.
До начала переклички он помог снять с телеги мертвых и улыбнулся Янушу, который со злостью смотрел на него.
— Болван! — ругался Януш. — Тебе что, штрафная команда больше всего пришлась по сердцу?
— Нет, я сыт ею по горло, — ответил Генек.
Кранкеман сам отвел его в одиннадцатый блок. Но сначала он заставил Генека посмотреть, как расправится с двумя беглецами.
В тот день Кранкеман так жаждал убийства, что не стал тратить время на придумывание нового способа. Он взял кирку и проломил ею несчастным головы.
— В один прекрасный день я и тебе так снесу голову, — пообещал он Генеку.
Дежурного эсэсовца он попросил поместить Генека на две ночи в «стоячую камеру».
Эти две ночи были самыми страшными в жизни Генека.
Даже закаленный Мордерца содрогнулся, когда услыхал скрип открываемой таинственной двери и в полумраке увидел в стене четыре маленькие отверстия, закрытые железными задвижками.
— Это вход, храбрец, — сказал «зеленый» с усмешкой. — Там обрадуются, что у них снова комплект. «Стоячие камеры» рассчитаны на шесть человек, но сейчас в двух находятся только по пять.
Генек должен был стать на четвереньки и ползти вперед.
В лицо пахнуло жуткой вонью. Он уткнулся головой в худые как палки ноги.
Вначале Генек думал, что ему не удастся подняться и встать рядом с другими, но кованые сапоги эсэсовца заставили его действовать энергичнее.
— Хватайся за нас, — произнес слабый голос. — Не то они убьют тебя.
Так или иначе ему удалось встать. Дыру внизу закрыли. Это немедленно почувствовалось. В камере было темно. В помещении 90 на 90 сантиметров вместе с ним было трое. Они стояли притиснутые друг к другу, никакой возможности опуститься на пол. Единственный источник воздуха и света — дырка пять на пять сантиметров.
— На сколько тебя сюда? — спросил кто-то.
— На две ночи! — ответил Генек.
— А днем работать?
— Да, в штрафной команде!
— Это лучше, чем все время быть здесь. Хоть днем подышишь свежим воздухом. А мы все здесь на десять суток. Два дня назад один умер. Он ухитрился порвать рубашку, сделать петлю и задушиться. Его только что убрали. Он так и стоял с нами. Ужасно холодный. В этой проклятой дыре нельзя лечь, даже чтоб умереть.
— Герои умирают стоя! — прошептал другой.
— Мы не герои, мы просто вредные насекомые, которых надо уничтожить.
— Заткните глотки! Дыхание здесь надо использовать на более полезное, чем бабья болтовня.
И страшная, длинная ночь началась.
Тошнотворное удушье хватало за горло, пот выступал от страха, но усталость побеждала, и они засыпали стоя. Кошмар не прекращался и во сне: серые демоны раскаленными когтями впивались в горло. Пленники рвали на себе одежду, но это не помогало. В кромешной тьме слышались хрип и стоны.
На потрескавшихся губах запеклась кровь. В горле все пересохло, а они стояли, не имея возможности пошевельнуться. Распухшие губы не могли произнести членораздельного звука. А они все стояли! Стояли! Стояли! Секунды, минуты! Часы! Бесконечные века неизмеримого страдания! Они начинали ненавидеть друг друга лишь за то, что мешали друг другу дышать, лишали возможности сесть. Руки тянулись к собственному горлу, чтобы покончить со всем, но опускались, потому что хоть маленькое отверстие для воздуха, но есть. Им казалось, что никогда они не захотят больше ни есть, ни пить, только была бы возможность дышать свежим воздухом.
Они стояли во мраке, охваченные безнадежностью, отчаянием и жаждой жить, все же надеясь на что-то.
Два дня в штрафной прошли для Генека как кошмарный сон.
Он держался на ногах только надеждой на побег, но почти ничего не ощущал. Сквозь проклятия, палочные удары, вонь трупов и лай собак до сознания доходили только особенно страшные случаи.
На второй день пребывания Генека в карцере пленников задержали, когда они выходили из ворот: пришлось пропустить грузовики с новичками.
В машинах стояли мужчины и женщины в изодранной одежде. Это были не евреи, скорее партизаны. Просто удивительно, как много людей можно вместить в одну машину! Везли, видно, издалека, так как ни один из них не мог стоять твердо на ногах, когда их вышвырнули из машин.
«Новички — значит, в карантин, но почему их выгрузили так далеко?» — думали старожилы. Вскоре все разъяснилось.
— Шнель! Шнель! — погнали эсэсовцы новых вдоль колючей проволоки в сторону от лагеря.
Превозмогая боль, медленно передвигая затекшие ноги, пленники скрывались в утреннем тумане.
Вдруг тишину нарушили крики эсэсовцев:
— Эти сволочи бегут! Огонь!. .
Залп слился с криками убиваемых. Туман рассеялся.
Из-за облачка выглянуло любопытное солнце.
В полдень, когда раздавали мутную баланду, Кранкеман сказал, обращаясь к Генеку и другим, не получающим пищи:
— Вы не хотите жрать, так вместо того, чтобы болтаться здесь без дела, помогли бы товарищам, которые хотят есть.
Голодные пленники под охраной капо и эсэсовца, подгонявших их палками, должны были отнести в лагерь котлы.
Заключенные копают новое русло для реки. У илистой трясины появляется капо.
— А ну плавать! — орет он. — Плавать, паршивые свиньи!
Живые скелеты беспомощно барахтаются в вонючей жиже. Те, кто не умеет плавать, камнем идут ко дну.
— Хватит! Выходи на берег!
В одичавших глазах надежда. Измазанные илом, из болота бредут живые мертвецы. За ними тянутся следы грязи.
— На четвереньки! Вы не люди, вы мерзкие лягушки! — объявляет эсэсовец.
— Ну и прыгайте, как лягушки, не то я покажу вам!. .
— Ква-ква-ква! — хрипло квакают сидящие на корточках «лягушки».
Эсэсовцы от восторга хлопают себя по бедрам.
Извивающиеся жала бичей опускаются на спины. «Лягушки» бросаются в болото.
— Ныряйте, ныряйте, твари! Если лягушка не умеет нырять — это не лягушка. Таких убивают!
В головы заключенных полетели камни.
С вытаращенными от ужаса глазами они скрываются под водой. Скрываются навсегда. Вот над грязно-коричневой водой поднялись к небу судорожно вздрагивающие костлявые руки, затем не стало видно и их.
Когда принесли котлы с супом, его пришлось вылить в «лягушиное болото»
— есть было некому.
Из карантина неслись вымученные голоса:
В Освенциме, где я пробыл Много месяцев, много лет…
Узники не совсем чисто произносят немецкие слова. Палачи выходят из себя. Звучат револьверные выстрелы.
Кранкеман в бешенстве.
— Проклятые лодыри, сколько ходили за супом! Работать! Шнель! Шнель! Петь!
Каток, мешки с цементом, бетонные столбы, и все бегом. Собаки. Палки. Сапоги. Песня! Ненавистная песня:
В Освенщиме, где я пробыл Много месяцев, много лет…
Две бесконечно длинные ночи в «стоячей камере», а до этого, в качестве специального номера, присутствие на допросе с применением «метода Богера».
Богер — офицер СС из политического отдела лагеря. Он член пресловутого «военного трибунала», который ухитряется в час вынести огромное количество смертных приговоров.
Он же — специалист по допросам «бандитов» и изобретатель «простого, но эффективного метода», названного «методом Богера».
Допрашиваемый со скрученными на спине руками стоит лицом к стене, по бокам два эсэсовца держат за концы толстую палку, прижатую к затылку пленника. Этой палкой они все сильнее и сильнее прижимают голову к стене.
И если он не отвечает (а эти «проклятые поляки» никогда не отвечают), на палку давят изо всех сил.
Краткое крак…
Не выдерживает голова, а не палка!
Эсэсовец полоснул кнутом по ребрам одного из рабов. С невероятной для своих исхудавших ног скоростью человек пытается скрыться.
— А! Так ты спортсмен! Отлично! Попробуем установить мировой рекорд по бегу!
Немец берет двухметровый шест и, упираясь в землю ногами, протягивает конец узнику.
