Вице-император. Лорис-Меликов - Холмогорова Елена Сергеевна (читать полную версию книги .txt) 📗
За царской волею стоял военный министр Милютин. Дмитрий Алексеевич знал князю истинную цену с давних времен, когда сам воевал на Кавказе. Князь Мирский был когда-то воином весьма храбрым, грудь его хранила две невынутые пули, и если дать ему под начало пару батальонов и даже полк, он бы, несомненно, отличился. Однако ж за долгие мирные годы князь показал, что гораздо более, чем в сражениях, он опытен и изобретателен в тончайших сплетениях закулисной игры. Но в вопросах военной стратегии, где одной храбростью не возьмешь, он был, мягко говоря, не уверен. И не то чтобы он был трус – пули в грудь он заработал в стычках с горцами и в Крымскую войну; в бою князь Мирский был ретивым исполнителем чужой воли, но сам командовать не стремился и вообще в любом трудном деле умудрялся изящно уклоняться от ответственности. Зато был изощрен в искусстве угадывать чужие желания и исполнять их к своей выгоде. Он, будучи предшественником Лорис-Меликова в управлении Терской областью, в делах, если они не приносили ему самому и ближайшему его окружению больших выгод, оказался крайне нерасторопен и скоро запросился в Тифлис, оставив после себя редкостный беспорядок. Зато успехи Лорис-Меликова на этом поприще воспринимал как кровную обиду и всегда находил случай не то чтобы отомстить, но стушевать успех в глазах августейшего начальства.
Турки блаженствовали последние месяцы мирной жизни, а война уже началась. Война против Лорис-Меликова. Боевые действия велись во дворце главнокомандующего. Бой шел вокруг каждой кандидатуры на командование отрядом, колонною, полком. Лорис-Меликов настаивал, чтобы Эриванским отрядом командовал генерал-лейтенант Тергукасов, а Ардаганским – Лазарев. Ему же прочили «своих людей» – то Девеля, то Геймана, то Оклобжио. Упрекали в том, что он хлопочет за одних армян, а ведь армия русская. Но что прикажете делать, если и Лазарев, и Тергукасов, и Шелковников – отменные воины, знают места будущих сражений еще с Крымской войны. Немногого достиг командующий корпусом. Разве что Тергукасова отвоевал. Лазарева оставили при границе, а Шелковникова и Алхазова отправили в Рионский отряд под начальство Оклобжио.
Уяснив для себя все обстоятельства, съездив на осмотр границы для выбора удобных мест ее перехода, на следующий день по возвращении в Тифлис командующий корпусом напрямую спросил великого князя:
– Ваше высочество, поскольку война еще не началась, а я вижу, что назначение мое не очень согласно с вашим планами, не поздно и переиначить. Я готов и отрядом командовать. А если угодно, то в отставку подать.
– Что ты, что ты! – Отважный генерал-фельдцейхмейстер, будущий фельдмаршал, заозирался вокруг себя, не слышат ли стены, перешел на полушепот: – Мне лучшего командующего корпусом на всем Кавказе не сыскать! И не думай! Я перед императором за тебя хлопотал. Что ж я ему скажу?
– Тогда я хотел бы испросить у вашего высочества приказа или инструкции об отделении действующего корпуса от Кавказской армии со всеми вытекающими из этого правами.
Испрошенный приказ развязал руки Лорис-Меликову: теперь уже никто не смел совать нос в дела корпуса, он сам довершил его формирование. Но приказом этим не кончилась война против самого Лориса.
На совете у великого князя решалось распределение сил Кавказской армии в грядущей войне. Предположено было помимо корпуса, действовавшего на территории Турции, сформировать Рионский отряд под начальством генерала Оклобжио для взятия Кобулета и Батума. Состав отряда – 32 батальона.
Решение это, объявленное Святополк-Мирским, привело в ярость командующего корпусом. Тут видна была явная игра, и не по правилам войны, а по причудливым законам придворной суеты.
О солдатах – живых людях, обреченных на глупую, ничем, кроме желания насолить непокорному генералу, жертву, никто, разумеется, и не задумывался. Опять-таки и главнокомандующему, только что отдавшему власть над основными войсками, надо же хоть чем-то тешить свое полководческое тщеславие.
– Ваше императорское высочество, – подавив вспышку гнева и вложив в интонацию свою максимум яда и любезности, обратился Лорис-Меликов к наместнику, – а вы убеждены в том, что в Рионском крае следует вести наступательные действия? Опыт прошлой войны свидетельствует об обратном.
Вместо главнокомандующего ответил все тот же Мирский:
– Наполеон, кажется, говаривал, что генералы проигрывают потому, что ведут против него прошлые войны. Мы в своих расчетах не можем во всем полагаться на опыты минувших битв.
Великий князь одобрительно кивнул своему помощнику и застыл с каменным спокойствием на лице.
– Но в Рионском крае нельзя вести никаких наступательных действий. Мы там завязнем в болотах. А малярия? Омер-паша в пятьдесят пятом половину своей армии в лазареты уложил. И от лихорадки потерял больше, чем в боях. Вы об этом подумали?
– У Омера-паши не было хинина, – ответствовал начальник штаба Павлов. – Медицина за эти двадцать лет многого достигла.
– Платон Петрович, душа моя, это ж сколько хины надо на все тридцать два батальона? Тут никакая медицина не спасет. А тиф, не дай Бог, а простуды?
– Мы рассчитываем на скорый поход, так что можете не беспокоиться, болезни не успеют сразить наших солдат. Две-три недели – и Батум наш.
– Так Батум защищать придется. Турки его просто так не отдадут. Пришлют из Трабзона пару крейсеров. И чем мы им ответим? Флот у нас есть? Нет у нас флота.
К великой досаде Лорис-Меликова, в разговор ввязался граф де Курси. Он долго распространялся о геройстве русских моряков и стратегическом гении наших адмиралов, так славно проявивших себя при обороне Севастополя. Нахимов, Корнилов, Истомин… Он бы еще Ушакова вспомнил! Пустомеля этот долгой и выспренней речью совершенно зачаровал главнокомандующего, хотя конкретного ответа на свой вопрос Лорис так ни от кого и не услышал. Зато все вокруг с большим воодушевлением пустились в рассуждения о славе русского флота, о блестящих перспективах новых кораблей по проектам адмирала Попова, о которых великий князь немало наслышан был от брата своего Константина Николаевича.
– Я все-таки еще раз настаиваю, дайте мне хотя бы десять батальонов из Рионского отряда, – не сочтя уже нужным скрывать раздражение, потребовал Лорис-Меликов.
– Мы вам пятнадцать пришлем. Но только после успешного взятия Батума, – заключил главнокомандующий.
Присутствовавший на совете начальник штаба корпуса генерал-майор Духовской ни слова не проронил в поддержку своего начальника.
– Что ж вы молчали, Сергей Михайлович? – упрекнул его Лорис-Меликов. – Отвечать за все потом не кому-нибудь, а нам с вами придется.
Духовской будто мимо ушей пропустил упрек. Только плечами пожал. Странный все-таки человек этот начальник штаба. Лорис-Меликов, всю жизнь прослужив на Кавказе, почти не знал генерала Духовского, назначенного ему в помощники еще до прибытия в Тифлис, пока сам он пересекал германскую границу. Что за спешка была? Могли бы и подождать и предоставить командующему корпусом самому выбрать человека на столь ответственную должность. Но во дворце наместника Лориса уверили, что Сергей Михайлович – отменнейший штабной генерал, аккуратный, дотошный и исполнительный, а что еще надо?
Вообще-то надо. Надо, чтобы начальник штаба был инициативный и азартный в своем деле. Но такие качества в высоких дворцах не в самой большой чести. Умеренность же и аккуратность в Сергее Михайловиче превосходили, пожалуй, молчалинские – не человек, а ходячий циркуль. И в походке, осанке его было что-то от ожившего циркуля, как и стальная молчаливость. Лорис почти не слышал голоса своего ближайшего сотрудника. Тот слегка кланялся в ответ на каждое приказание, исполнял точно в срок и точно со слов командира, не выказав ни единой собственной мысли.
На этом беды корпуса не кончились. Следующий совет созван был по настоянию начальников Терской области и Дагестана. По их сведениям, турецкие эмиссары, тайно засланные через границу, мутят местное мусульманское население и готовят восстание горцев после начала войны.
