Король холопов - Крашевский Юзеф Игнаций (книги без сокращений .TXT) 📗
Ожидали, чем все это кончится.
Отдохнув немного во дворце епископа, Баричка отправился к себе домой. Он занимал две маленькие кельи в доме викария. Характер человека всегда отражается в устройстве его домашнего гнезда.
Две маленькие кельи Барички служили лучшим доказательством этого. Тесные, запущенные, они никогда не отапливались, и в них даже не было жаровни с углем, употреблявшейся в те времена в домах, где не было ни печей, ни каминов.
Ксендз Марцин умышленно безжалостно умерщвлял свою плоть. В первой комнате помещался мальчик, сопровождавший его по вечерам с фонарем в руках; во второй – невзрачная жесткая постель, на стене висела плеть с железными крючками, простое распятие, несколько книжек, немного одежды, и это вместе с небольшим незакрытым сундучком, в котором помещалось немного белья, составляло все его имущество.
Сын довольно зажиточных родителей, он, приняв духовный сан, добровольно стал нищим. Он делился с бедняками всем, что у него было, оставляя для себя лишь необходимое для поддержания жизни. Он не нуждался ни в каких удобствах.
Молитвы, посты, бичевание, беспрестанное совершение треб, в которых он заменял других, поддерживали его в экзальтированном состоянии, в каком-то опьянении аскетизмом, из которого он никогда не выходил. Он даже не чувствовал мучений, которым себя подвергал, потому что такое состояние, как его, доводит до анестезии.
Голод, холод и истощение часто доводили его до полуобморочного состояния.
Строгий к самому себе, он не был снисходителен к другим; он делал выговоры, громил и обходился с людьми безжалостно; даже те, которые его уважали, были обязаны ему, восхищались им, но его не любили. Казалось, что он умышленно от себя отталкивает, не желая вознаграждения на земле, а предпочитая его получить на небесах.
Известно, что наиболее кроткие люди из-за эгоизма стараются всем понравиться, чтобы избегнуть преследования и снисходительностью обеспечить себе спокойствие. Ксендз Баричка поступал как раз наоборот: он был строг и жесток и не хотел, чтобы его щадили. В то время в нем видели человека, который предназначен был занять высшее положение в церкви и быть неустрашимым защитником ее прав.
Король уехал на охоту. В течение нескольких дней много говорили о требовании, предъявленном Бодзантой королю, и строили различные догадки о его последствиях. Со стороны двора ничего не было слышно. Отлучение от церкви, угрожавшее королю, казалось, было отложено на некоторое время. Епископ Бодзанта остался верен своему решению, но не торопился привести его в исполнение.
Ксендз Баричка перед исполнением своей миссии был очень нервен, раздражителен, нетерпелив, но после ее выполнения он совершенно преобразился, сделавшись покорным и молчаливым.
Его религиозное чувство приказывало ему не гордиться своим выступлением, которое он считал великим и имеющим решающее значение подвигом; Господь, по его мнению, не дал ему успеха в наказание за высокомерие, с которым он выступил против короля, и все его рвение, в которое он вложил все свои силы и всю душу, оказалось бесполезным.
Он сам себя ругал за излишнюю самонадеянность.
Образ жизни его не изменился и остался прежний; он только перестал бывать у епископа, которого раньше часто посещал. Он большую часть времени проводил в костеле в молитвах, исполняя духовные требы.
Прислуживавший ему убогий мальчик Янчик, сирота, подобранный им с улицы, который привязался к нему как щенок, часто рассказывал, что хозяин его печалится, бичуя себя дольше чем обыкновенно, целые ночи проводит на коленях на холодном полу в молитвах и плаче.
Янчик выдавал тайну своего хозяина по простоте души своей, потому что он не только любил Баричку, но и боялся его. Он был обязан ему и теплой одеждой, и обувью; даже своей скудной постной пищей ксендз с ним делился пополам. Янчик до того, как Баричка взял его к себе, вел нищенскую жизнь, побираясь от дома к дому, как это делали в Кракове сироты, посещавшие школу Пресвятой Девы, и которым не с чего было жить; у Барички мальчик раздобрел, поздоровел и вырос.
В благодарность он был чрезвычайно привязан к своему благодетелю. Был канун праздника Святой Лючии. Ксендз Баричка был приглашен в францисканский монастырь служить обедню, а так как обедне всегда предшествовали длинные молитвы, которые начинались на рассвете, то Баричка ушел из дому еще в сумерки, не взяв с собой мальчика.
Обыкновенно он возвращался к общему обеду вместе с другими капелланами, жившими в приходском доме; в этот день его напрасно поджидали к обеду и, предполагая, что Баричка остался у францисканцев, остальные сели за стол, приказав Янчику оставить на кухне порцию для ксендза Марцина. Но и после обеда ксендз Марцин не возвратился.
К вечеру Янчик приготовил все нужное, надеясь с минуты на минуту увидеть возвращающегося хозяина, так как ксендз Марцин никогда не опаздывал, потому что ежедневно служил обедню и, согласно уставу, должен был ложиться спать до полуночи, а перед тем, как лечь в постель, он еще долго молился.
Огарок уже догорал, а Барички все еще не было. Янчик все больше и больше беспокоился. Он умел определять время подобно другим, не имевшим часов, и, по его мнению, было уже около полуночи; никогда еще не было случая, чтобы Баричка так запоздал.
Мальчик при малейшем шуме, доносившемся в комнату, выбегал в сени и прислушивался. Все ксендзы, жившие в доме уже давно возвратились, а Барички все еще не было. От испуга Янчик начал молиться. Случай был настолько из ряда вон выдающийся, что он в полночь постучал в дверь жившего в соседней комнате каноника Андраша, имевшего привычку засиживаться поздно ночью за книгами. Ксендз Андраш был человек средних лет, веселого характера, любивший пошутить, но в обращении с низшими напускавший на себя притворную строгость. Несмотря на это, его не боялись, и Янчик был с ним фамильярнее, чем с другими, хотя каноник не раз оттаскал его за уши и за вихор.
Грубым, ворчливым голосом, как бы уже заранее собираясь его обругать, не зная даже за что, ксендз Андраш велел ему войти.
– Чего ты ночью бродишь, как сова?
Он не успел окончить эти слова, как увидел перепуганное лицо мальчика и, быстро приблизившись к нему, добавил:
– Ради Бога! Что случилось?
– Ксендза Барички нет, он еще не возвратился.
– Не возвратился, – повторил каноник, – а где же он был?
– У францисканцев служил обедню.
– А затем?
Мальчик с плачем пожал плечами и ответил, что он не знает.
Ксендз Андраш задумался, но так как не в его характере было принимать все с трагической стороны, то он начал утешать мальчика.
– Епископ, по всей вероятности, поручил ему какую-нибудь срочную работу. Теперь уже, должно быть, полночь, и если его до сих пор нет, то он уже не придет. Иди спать, только не забудь прочесть молитву перед сном, потуши огонь и закрой на засов двери. С ним ничего не могло случиться. Этими словами ксендз успокоил мальчика, а сам предался тревожному размышлению. Но это у него недолго продолжалось. По характеру своему спокойный и инертный, он себя утешал тем, что ничего плохого не могло случиться, и что завтра все выяснится.
Прочитав краткую молитву, он лег спать. Янчик заснул лишь на рассвете. Настало утро, а ксендза Барички еще не было, и никаких известий о нем тоже.
Проснувшись, ксендз Андраш вспомнил, что вчера произошло, и зашел к Янчику; узнав от него, что ксендз Марцин еще не возвратился, он отправился разузнать, что случилось с Баричкой.
Первым делом он пошел во францисканский монастырь. На его вопрос о вчерашней обедне, которую служил ксендз Баричка, настоятель ему ответил, что они напрасно ждали его с обедней, приготовив церковное облачение в ризнице, ибо он обманул их ожидания, что с ним никогда не случалось; если бы он даже внезапно заболел, то мог бы послать мальчика, чтобы их предупредить заблаговременно.
– Но он не болен, потому что со вчерашнего утра его дома нет! – воскликнул ксендз Андраш, начиная беспокоиться.
