Изумленный капитан - Раковский Леонтий Иосифович (книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
– Подписали, – ответил Клавдий Рондо, поглаживая свою французскую клинышком бородку.
– А титул?
Рондо развел руками.
– Я целое утро проспорил охрип даже – никак не соглашались титуловать царицу по-старому. Уж я хотел сдаться, но Остерман вдруг предложил остроумный выход. «Никто не будет последним» – сказал он. И так получилось.
– То-есть, как это? – не понимала лэди Рондо.
– Я недоумевал так же, как и вы. Но все оказалось чрезвычайно просто: мы берем тот экземпляр, в котором первым будет стоять титул его величества короля, а затем титул ее величества. А русские оставят себе другой, где первой будет титуловаться царица, а его величество – потом…
Лэди рассмеялась.
– Ну и хитер!
– А из-за этого титула я все-таки кое-что выторговал: трактат подписали не на десять, а на пятнадцать лет!
– Поздравляю, поздравляю, – нежно целуя мужа, сказала лэди Рондо. – Я всегда знала, что вы хороший делец. Наконец-то мы покончили с трактатом. Теперь можно спокойно заняться своими делами!
Английский резидент при русском дворе Клавдий Рондо похрапывал под стеганым атласным одеялом после целого дня, посвященного коммерции, а лэди Рондо – в нарядном кружевном чепчике и шелковом китайском халате – писала письмо своей приятельнице в Лондон.
Днем писать было некогда, а завтра представлялась столь выгодная оказия – с курьером отправляли королю подписанный трактат «о дружбе и взаимной между обеих держав коммерции». Нужно было торопиться, потому что, во-первых, накопилось много интересных новостей, а во-вторых курьер собирался в дорогу еще до света.
Лэди Рондо писала:
«Но никто не удивил меня столь, как придворный банкир, обер-гоф-фактор Исаак Липман.
Приехав к нам с первым визитом, он кинулся ко мне так стремительно, что я вообразила, будто он хочет заключить меня в объятия. Затем вдруг, остановившись, он нагнулся ко мне так низко, что я обеими руками схватилась за юбку. Мы оба очень смутились, а когда г. Рондо выдал меня, то это вызвало общий смех».
Лэди Рондо присыпала исписанный листик песком и улыбнулась при воспоминании об этом смешном и конфузном случае.
Когда она, в лучшем своем фиолетовом с серебряной сеткой, роброне и в новом маленьком парике, сделанном придворным куафером Петром Лобри, вошла в зал, с дивана поднялся высокий, немолодой человек в нарядном бледно-розовом атласном кафтане. Лэди узнала (она неоднократно видела его при дворе) – это был обер-гоф-фактор Липман.
Он так стремительно пошел ей навстречу, что лэди невольно остановилась. Подбежав к ней, Липман вдруг низко поклонился, точно его ударили сзади и он переломился пополам.
Лэди снова улыбнулась при воспоминании. В то мгновение ей почему-то стало страшно за свои юбки. Она в испуге прижала обе руки к бокам.
А Липман уже глядел своими круглыми умными глазами. Он видел, что испугал ее и не знал, как быть, лэди не предлагала руки, продолжая придерживать юбку.
Наконец она поняла свою оплошность – вспыхнула и протянула руку.
Липман поднес ее к своим полным губам и сказал, скрывая в полупоклоне улыбку:
– Простите, лэди: я, кажется, напугал вас?
Она готова была провалиться сквозь землю. Взглянула на мужа – Клавдий откровенно смеялся.
– Не бойтесь, господин Липман – только обер-гоф-фактор, а не архиатер [34], – сказал он, подходя к жене.
– Я несколько лет живу в этой варварской стране и, право, забыла все хорошие манеры, – улыбаясь, ответила лэди.
Она наконец оправилась от смущения.
Липман сдержанно улыбнулся и постарался тотчас же перевести разговор на другую тему:
– Я восхищен вашим рукоделием, лэди, не меньше, чем моя госпожа, графиня Бирон. Я передал ей ваши работы. Графиня приглашает вас послезавтра приехать во дворец…
Это лэди Рондо вспомнила с удовольствием.
– Вот об этом надо ей написать.
Она перевернула листок и снова застрочила:
«Благодарю вас за присланные узоры; они сделаны очень хорошо, и я совершенно поняла то направление, в котором должны быть сделаны тени для того, чтобы столбы казались с желобками. Представляю себе ваше удивление, когда вы узнали, что я предпринимаю такую работу; хотя я очень люблю рукодельничать, но мне самой не нужно такого огромного узора; он предназначался для графини Бирон, которая может употребить для работы много рук. Она большая любительница вышивания и, узнав, что у меня есть несколько вышивок моей собственной работы, пожелала их видеть и пригласила меня к себе работать. Я приняла это приглашение с удовольствием по двум причинам: во-первых, г. Рондо может извлечь из этого выгоды, и, во-вторых, мне представляется случай видеть царицу в такой обстановке, в какой иначе ее никак нельзя было бы видеть».
Лэди задумалась: что бы еще написать? Страшно хотелось поделиться приятной новостью о том, что не какой-либо лондонский комиссионер Гольден или негоцианты Шифнер и Вульф, а сам обер-камергер Бирон принял в их торговом деле участие. Но об этом, к сожалению, нельзя писать даже и через специального курьера.
Лэди потянулась и зевнула. Самое интересное написано. Что прибавить еще?
Конечно, можно был бы изобразить сцену, как она, лэди Рондо, принимала в своей гостиной еще одного еврея.
Когда она оправилась от смущения и села, она увидела у двери второго гостя. Это был старый еврей в длиннополом черном кафтане и маленькой бархатной шапочке. Все лицо его – от самых глаз было покрыто черными, с сильной проседью, волосами.
Он, молча, поклонился лэди Рондо.
Липман, видя, что лэди смотрит удивленными глазами на незнакомца, поторопился сказать:
– Это мой фактор, Борух Лейбов.
Лэди чуть наклонила голову.
– Садитесь, реб Борух, – просто сказал Липман.
Борух Лейбов послушно опустился на краешек стула.
«Об этом после как-либо напишу – о двух разных евреях, – подумала лэди. – Ведь, он-то, этот молчаливый старик, будет закупать для нас пеньку и лен. Довольно, надо спать. И так на восьми страницах получилось!»
И она дописав последние строки приветствий, стала запечатывать конверт.
II
Как Андрей Данилович ни удерживал своего бывшего ученика, Возницын заторопился дамой.
Вечерело. Надо было возвращаться к себе, в Переведенские слободы: могла притти Софья – она, большею частью, приходила под вечер, когда графиня Шереметьева уезжала куда-либо из дому.
Возницын сунул в карман шинели книжку, которую дал ему почитать Фарварсон, попрощался и вышел.
Он спустился на Неву и пошел по льду напрямик к Адмиралтейству.
Возницын шел и думал о том, что произошло сегодня. Сегодня он ходил на освидетельствование к лекарю Военной Коллегии Гердингу. Гердинг признал, что Возницын не способен к воинской службе.
Возницын шел и улыбался.
– Неужели взаправду удастся освободиться от этой проклятой, давно опостылевшей службы?
От флота он кое-как уже освободился: его неделю тому назад «за незнанием морского искусства» вычеркнули из списков флота и отправили в Военную Коллегию для определения в армейские сухопутные полки.
С первых же дней приезда в Санкт-Питербурх и вторичного зачисления Возницина во флот, Адмиралтейств-Коллегия все время старалась продвинуть капитан-лейтенанта Возницына по службе.
Коллегия, видимо, действовала по предписанию императрицы, которая хотя и не очень доверяла бывшим кавалергардам, но все-таки помнила, что во время переговоров с верховниками кавалергарды стали на ее сторону.
Возницын не оправдывал доверия Адмиралтейств-Коллегий – он нарочно вел себя так, точно, был не капитан-лейтенантом, а дека-юнгой, который без году неделю во флоте.
Целый год, куда бы ни назначала его долготерпеливая Адмиралтейств-Коллегия, он настойчиво употребил на то, чтобы доказать, что он нисколько не сведом в морском искусстве.
34
Архиатер – главный врач.
