Северный богатырь. Живой мертвец (Романы) - Зарин Андрей Ефимович (книги онлайн полные .TXT) 📗
Еремей радостно поклонился и вышел. Последнее поручение порадовало его. Сидор, старый дядька Брыкова, был ненавистен Еремею, и он собирался покуражиться над ним.
— Петр! Снаряди мне коня да иди, помоги мне одеться. Живо!
«Поеду к Машеньке теперь, — подумал он со злой усмешкой. — Как-то она сватовство мое примет? Ха, ха, ха! Братец уехал дела устраивать, домик для молодой жены готовить: ан на место его другой женишок. Славно! Что же, Марья Сергеевна, фамилия та же будет, имения те же; чего кобениться? Сергей Ипполитович даже с полным удовольствием согласен, потому почет, покой…»
Последнюю мысль Брыков выразил уже вслух, и удивленный денщик остановился в дверях и смотрел на него, разинув рот.
— Ну, чего глаза, дурак, пучишь! — закричал на него Брыков, — давай рейтузы да сапоги. Ах, дубина, дубина… бить тебя каждый день надо! — и он дернул суетившегося денщика за вихор. — Ну, давай краги, давай хлыст, веди коня!
Конечно, приказанье было мигом исполнено.
Тогда Брыков вышел на крыльцо и, ловко вскочив на лошадь, сказал на прощанье:
— Коли Федька очухается, вместе с Еремеем всыпьте ему двадцать плетей. Да смотри — жарче! А то я и тебя!.. — и, погрозив хлыстом, Брыков медленно выехал в ворота.
Петр закрыл за ним ворота и с ненавистью посмотрел ему вслед.
— Что, али не люб? — насмешливо спросил Еремей.
— Аспид, — сказал Петр, покрутив головой, — кровопивец! Хожу это я и дрожмя дрожу, потому он двух допрежь меня насмерть забил!..
— В аккурат, — грубо засмеялся Еремей. — Чего же вы-то в зубы глядите? Ась? Штык при тебе аль нет?
— Что ты, что ты! — испуганно забормотал Петр, — с нами крестная сила! Какое говоришь!..
— Ха-ха-ха! Испужался!
IV
Братнина невеста
Павел Степанович Брыков, отставной генерал, разбогатевший милостями князя Потемкина, проживал в своей подмосковной усадьбе с молодой женой и шестилетним сыном, когда его брат, Влас Степанович, умер, оставив без всяких средств к жизни восьмилетнего сына Дмитрия. Павел Степанович, понятно, тотчас взял к себе сиротку-племянника и стал воспитывать его вместе со своим сыном, записав его также, наравне с сыном, сержантом в нижегородский драгунский полк.
Дети росли и обнаруживали совершенно разные характеры. Насколько Семен, сын Павла Степановича, был добр, ласков, общителен и весел, настолько Дмитрий, его двоюродный брат, являлся нелюбимым, злым и завистливым.
— Ох, испортит он нашего Сенечку! — жаловалась сама Брыкова, на что муж отвечал ей:
— Небось! Скорее наш Семен этого волчонка приручит.
— Истинно волчонок.
— Так-то так, — говорил старик, — а возьми и то, что все ему понятно. Живет он вроде как на хлебах. Вырастут они — и Семен богат, а он со своим офицерским жалованьем!
И, действительно, Дмитрий рано выучился понимать различие положений своего и брата и рано выучился завидовать и ненавидеть.
Так шло до той поры, когда они вступили в полк. Внешнего различия старик для них не делал, но, когда он умер и все перешло к Семену, различие сказалось само собой. Карманные деньги, деньги на жизнь, на одежду, все, что старик давал поровну, пришлось теперь Дмитрию получать из рук двоюродного брата. Это было уже не под силу, и, несмотря на ласковое упрашиванье брата, он съехал от него и зажил суровой жизнью бедного офицера, питая в своем сердце злобные мысли о мщении.
Встреча с Федуловой еще сильнее разожгла в нем ненависть к брату. Они увидели ее на одной вечеринке оба в одно время и оба с места влюбились в нее. День и ночь, ясное солнце и темная туча, а если к этому прибавить, что Семен был богат, а Дмитрий был нищий — то уже не останется никаких сомнений относительно шансов того и другого. Ведь, даже полюби Марья Федулова Дмитрия, отец не позволил бы ей и думать о нем.
И Дмитрий с ненавистью и гневом следил за романом своего брата. Но, когда Семен явился к нему раз вечером и, бросаясь к нему на шею, воскликнул: «Брат! Она любит меня! Мы женимся!» — Дмитрий едва сдержался, чтобы тут же не задушить счастливого любовника.
— И женись на здоровье! — пробурчал он, давая в душе клятву не простить ему этого счастья.
И добиться этого оказалось легко… Теперь он богат, брата нет на его пути, и Маша при старании может быть его!..
При этой мысли у Брыкова даже слегка закружилась голова. Он сдержал коня и поехал тише.
На Малой Дмитровке, окруженный садиком с густыми вековыми липами, стоял маленький, ветхий домик Сергея Ипполитовича Федулова, отставного стряпчего из уголовной палаты. Этот домик Федулов получил в приданое за своею покойной женой и теперь жил в нем со своей семнадцатилетней дочерью Машей, казачком Ермолаем, которому было уже сорок лет, и старой Марфой, выкормившей и вынянчившей Машу. По всей Москве считался он «приказным крючком», и, если случалось какое-либо кляузное дело, всякий обращался к Сергею Ипполитовичу, кланяясь ему полтиной, рублем, а иногда и золотым.
Сухой и черствый старик, своими придирками загнавший в гроб жену, Федулов смотрел на все в жизни с практической точки зрения, даже свою дочь считал не чем иным, как ходовым товаром, и, когда подвернулся к ней такой жених, как Семен Брыков, он был очень доволен, что его расчет так ловко соединился с дочерней любовью.
Маша же была, по всем вероятиям, вся в мать: робкая и мечтательная, она была совершенно чужда житейских расчетов и, полюбив Брыкова, даже мгновения не думала о его богатствах.
В этот злополучный вечер Сергей Ипполитович сидел под окошком с трубкой в зубах; Маша же у стола старательно вышивала бисерный кошелек для своего жениха, и они вполголоса вели беседу, вернее, разговаривая каждый с самим собой, нежели с другим; такой способ мирного собеседования установился у них с давних пор.
— Завтра беспременно приехать должен, — сказала Маша, — от царского смотра его Господь уберег, а то бы, может, и нынче здесь был.
— Где молодому человеку хозяйство вести! — воскликнул старик. — Старосты, поди, как его грабят. Я ему вместо управителя буду теперь.
— В мае плохо, говорят, венчаться. Весь век маяться будешь. Вот кабы в конце апреле успеть!..
— Дом этот внаймы отдам, а сам в это самое Брыково и перееду. Ну их к Богу, кляузы эти!..
В это время у палисадника послышался конский топот.
— Никак к нам! — сказал старик.
— Он! — воскликнула Маша и легче серны выскочила из комнаты.
Она сбежала с крыльца и с криком «Сеня» подбежала к калитке, где торопливо привязывал своего коня офицер. Но, добежав до калитки, Маша снова вскрикнула не то в испуге, не то в разочаровании.
Дмитрий Брыков злобно усмехнулся, увидев ее смущенное лицо, и, грубо взяв ее руку, сказал с горькой усмешкой:
— Думали — Сеня, ан — Митя!.. Ну, что же!.. Ведь все же Брыков пожаловал.
— Вы от Семена Павловича? — быстро спросила его Маша, — когда он будет?
— Сам от себя я, — ответил Брыков, — а когда он будет, не знаю. Может, он и не будет вовсе! — и он засмеялся.
— Как не будет? Почему? — тревожно спросила Маша.
— Может, и помер!
Девушка прижала руку к сердцу и тяжело перевела дух.
— Вы — злой! — сказала она ему с укором.
Брыков засмеялся снова, а потом взглянул на нее огненным взглядом и прошептал:
— Он вас зависит сделать меня добрым!
Маша ничего ему не ответила, круто отвернулась от него и вошла в комнаты.
— Ты с кем это? — спросил ее старик.
— Дмитрий Власьевич! — презрительно ответила она.
Старик с недоумением отнял от губ трубку.
— Чего это он?
В это мгновение в горницу вошел Дмитрий и, подойдя к старику, сказал:
— По делу, государь мой, по делу.
— Милости просим, — ответил старик, — садитесь. Гость будете. Что братец?
Маша собрала свое вышивание и вышла из комнаты. Дмитрий посмотрел ей вслед, тихо усмехнулся, потом встал, прикрыл дверь и вернулся на прежнее место. Старик глянул на него с недоумением.
