Кровопролития на Юге - Дюма Александр (хороший книги онлайн бесплатно .TXT) 📗

Некоторые горожане были убиты самым гнусным образом. В том числе г-н Англе, мой сосед, почтенный ученый, старик, имевший несчастье за несколько дней перед тем сказать в суде в присутствии нескольких лиц, что Наполеон — великий человек; он узнал, что за это преступление его собираются арестовать; сдавшись на уговоры семьи, он переоделся и сел в повозку, чтобы бежать из города. Несмотря на маскарад, его узнали, схватили, привели на площадь Щапитр и там в течение часа подвергали измывательствам и побоям, а потом зарезали.

Легко догадаться, что после таких рассказов никто из нас не сомкнул глаз, хотя ночь прошла для нас спокойно. Наши жены, не раздеваясь, прикорнули в креслах и на кушетках, а мы с другом и хозяин по очереди караулили с ружьем в руках.

Как только рассвело, мы стали совещаться, как нам быть дальше. Я советовал кружными путями добираться до города Экса, где у нас были знакомые, а оттуда нанять карету до Нима, где жили мои родные. Жена возражала мне. «Мне нужно вернуться в город и упаковать сундуки: у нас ведь только и есть то, что на нас надето, — сказала она. — Давай пошлем в деревню узнать, кончились ли в Марселе беспорядки». Я согласился с желанием жены, и мы послали в деревню человека.

Он принес нам добрые вести; все уверяли, что спокойствие полностью восстановлено. Мне было очень трудно в это поверить, и я ни за что не желал отпускать жену в город; на худой конец я готов был ехать с ней вместе. Но тут уж запротестовала вся моя семья; мне возражали, что мое присутствие только навлечет на жену опасность, а если она поедет одна, ей ничто не грозит. Да и найдутся ли такие подлые убийцы, чтобы погубить молодую женщину восемнадцати лет от роду, чуждую политике и никому не причинившую зла? А мои убеждения всем известны, я дело другое. К тому же моя теща вызвалась поехать вместе с женой, и все остальные в один голос с ней уговаривали меня, что это ничуть не опасно. В конце концов я согласился, но с одним условием. «Не знаю, — сказал я жене, — насколько обоснованы те обнадеживающие известия, которые до нас дошли, но предупреждаю: сейчас семь утра; одного часа тебе достаточно, чтобы добраться до Марселя, второго — чтобы упаковать сундук, а третьего — чтобы вернуться; еще час кладем на непредвиденные препятствия. Если к одиннадцати ты не вернешься, я буду считать, что ты попала в беду, и действовать соответственно». — «Ладно, — отвечала жена. — Если в одиннадцать я не вернусь, разрешаю тебе считать меня погибшей и поступать, как сочтешь нужным».

И она уехала.

Через час после ее отъезда поступили уже совсем другие известия: беглецы, подобно нам искавшие убежища в деревне, сообщили, что смута не только не прекратилась, но еще усилилась; произошли два убийства, сопровождавшиеся неслыханной жестокостью.

Некий Бессьер, старик простых нравов и безупречного поведения, все преступление коего состояло в том, что он служил при узурпаторе, сам рассудил, что преступление это в нынешних обстоятельствах нешуточное, и накануне составил завещание, которое нашли у него в бумагах; вот его начало:

Накануне же к нему прибежал шурин, знавший о существовании у Бессьера нескольких личных врагов, и всю ночь сидел у него, убеждая зятя бежать, на что тот отвечал упорным отказом; на другой день с самого утра дом его оказался в осаде; он попытался скрыться через черный ход, но его задержала кучка солдат национальной гвардии; он отдался под их покровительство, и они повели его на бульвар Св. Людовика. Осыпаемый насмешками черни, он, видя, что его конвоиры представляют собой слабую защиту, попытался укрыться в кафе Меркантье, но перед ним захлопнули дверь. Изнемогая от усталости, задыхаясь, покрытый потом и пылью, он упал на одну из скамеек перед каким-то домом, и там его настигла пуля, которая ранила его, но не убила; брызнула кровь, и при виде ее радостные крики усилились. Тут сквозь давку пробился какой-то молодой человек, державший в каждой руке по пистолету, и в упор разрядил их в старика.

Другое еще более чудовищное убийство произошло в то же утро. На растерзание толпе были отданы двое, отец и сын, связанные спина к спине. Их муки длились более двух часов; под градом палочных ударов, камней, ружейных прикладов отец и сын истекали кровью, обливая ею друг друга.

Те же, кто не наносил им побоев, все это время плясали вокруг них.

Мы коротали время, выслушивая подобные истории, как вдруг я заметил одного знакомого, который бежал к нам. Подхожу к нему — он до того бледен, что я едва решаюсь задать ему вопрос. Он вернулся из города, он побывал у меня в доме. Тревожась обо мне, он решил заглянуть к нам и узнать, каковы мои дела; в доме он не застал никого, лишь у дверей лежали два мертвых тела, покрытых окровавленной простыней. Он не посмел ее приподнять.

Как вы понимаете, после этих слов ничто уже не могло меня остановить, и я бросился в Марсель. М. заметил, что я ухожу, не пожелал отпустить меня одного и пошел со мной. Пересекая деревню Сен-Жюст, мы повстречали на главной улице толпу крестьян; все они были вооружены саблями и пистолетами и по большей части принадлежали, казалось, к вольным ротам. Подобная встреча не сулила ничего хорошего, но отступить в подобных обстоятельствах было бы еще гораздо опасней; итак, мы продолжали путь, делая вид, будто не испытываем ни малейших опасений. Наш вид и манера держаться привлекли внимание, крестьяне дотошно осмотрели нас, потом тихо посовещались между собой, и до нас донеслось словечко «каштанники». Едоками каштанов в народе именовали бонапартистов: ведь каштаны пришли к нам с Корсики. Однако не послышалось ни единой угрозы, ни единого оскорбления. К тому же мы шагали в сторону города, то есть никак не могли оказаться беглецами. В сотне шагов от деревни мы наткнулись на отряд крестьян, державших путь, как и мы, в Марсель. Они несли ткани, канделябры, украшения; это навело нас на мысль, что они разграбили какой-нибудь загородный дом. И впрямь, они только что вышли из дома г-на Р. войскового инспектора. У многих имелись ружья. Я обратил внимание своего спутника на то, что штаны одного из них были на ляжке испачканы кровью. Этот парень заметил, что мы смотрим на кровавое пятно, и разразился хохотом. За сотню шагов до заставы я повстречал женщину, бывшую прежде у меня у услужении; увидя меня, она весьма удивилась.

«Берегитесь, не ходите дальше, — сказала она, идет страшная резня, хуже вчерашнего». — «Но что с моей женой? — вскричал я. — Вы о ней что-нибудь знаете?» — «Нет, сударь, — отвечала она, — я хотела к вам постучаться, но мне пригрозили и стали допытываться, известно ли мне, где друг этого мерзавца Брюна, которого давно пора укокошить. Одним словом, — заключила женщина, — поверьте мне и возвращайтесь туда, откуда пришли».

Я менее всего был склонен последовать этому совету. Итак, мы двинулись дальше, но застава охранялась, и миновать ее, оставаясь неузнанными, было невозможно. Тем временем вопли и ружейная пальба слышались все ближе; продолжать путь означало идти навстречу неминуемой гибели, и мы вынуждены были отступить. На обратном пути мы вновь ехали через деревню Сен-Жюст и обнаружили, что наши крестьяне вооружились. Но теперь, завидя нас, они стали выкрикивать угрозы; «Прикончим их! Прикончим!» — вопили они. Вместо того чтобы побежать, мы приблизились к ним и стали расписывать, какие мы добрые роялисты. Наше хладнокровие их убедило, и мы ускользнули из их рук подобру-поздорову.

Вернувшись к капитану, я без сил рухнул на диван: мне надрывала сердце мысль о том, что еще утром жена моя была здесь, со мною, а я, вместо того чтобы удержать ее и защитить, позволил ей вернуться в город, где ее ждала верная и жестокая смерть. Наш хозяин и мой друг М. пытались меня утешить, но я ничего не видел, ничего не слышал, я был как безумный.