Книга царств - Люфанов Евгений Дмитриевич (читаем полную версию книг бесплатно .txt) 📗
Княгиня Дарья Михайловна тоже пробовала писать письмо-прошение, но у нее дрожали руки, и тогда писала Варвара: «Ваше императорское величество, батюшка царь, великий наш государь… Смените гнев на милость».
(Это к мальчишке-то так обращаться, коему следовало бы уши надрать, розгами высечь, паршивца… А тут – унижайся, проси, умоляй…)
Все эти письма были перехвачены и не дошли по назначению.
Остерман составлял указы, касавшиеся дальнейшей опалы Меншикова, проводил их через Верховный тайный совет, где не было никаких возражений, и Петр подписывал их, не вникая даже в смысл. Было объявлено Меншикову, что он лишается дворянства, пожалованных ему орденов, чинов и званий, а у его старшей дочери, бывшей невесты государя, отбираются экипажи и придворная прислуга. Верховники призвали новгородского архиепископа и указали ему, чтобы впредь обрученной невесты в церквах не поминали. Лишенный всех почетных званий, чинов и орденов, по указу от 9 сентября 1727 года, Меншиков ссылался в дальнее его имение Раненбург в Рязанской губернии.
Смятение и переполох, охватившие домочадцев и всю челядь меншиковского дворца, вдруг сменилось помертвевшей тишиной. Будто безмолвными тенями населился он. На цыпочках, бесшумно переступали многочисленные слуги, словно боясь нарушить установившийся смертоносный покой величественных анфиладных апартаментов.
Беспамятно, пластом лежала на своей дворцовой половине бывшая княгиня Дарья; после пущенной лекарем крови в дремотном забытье пребывал бывший светлейший князь, а вчерашние княжны и тоже ставший бывшим молодой Александр Меншиков никак не могли осознать случившееся.
Как?.. Они стали не княжны?.. А он, недавний камергер и генерал-лейтенант, – кем же он окажется без звания и чина? Просто мальчишкой Сашкой Меншиковым, все равно как простой смерд, холоп, уроженец подлой породы?.. Бывшие – значит, не теперешние. Они были, значились еще вчера, а нынче – словно совсем их нет. Но ведь такое невозможно?.. И все это случилось по злобному хотенью выродка-царенка, невоспитанного драчуна-царишки… О, еще неизвестно, кто бы кому наставил синяков, если сошлись бы в драке. Это отец да тетка Варвара удерживали его, Сашку, опасаясь, что он вдруг зашибет второго императора. Ну, только попадись теперь, царишка!
И Сашка почти торжествовал, уверенный, что будет победителем.
Разрушенная невеста… Дважды разрушенная. Были два Петра, два обрученных жениха.
– Разрушенная… – шептала про себя Мария и отворачивалась от зеркала, чтобы не видеть своего печального лица.
Суетливой, деятельной, не покладавшей рук была одна Варвара. Набрав в охапку золотые блюда, надрываясь от великой тяжести, тащила подлинно что драгоценную золотую ношу на чердак, пытаясь спрятать там в укромном месте. А где оно, укромное? Ведь все равно найдут, не скроешь, не сыщешь потаенного местечка. И, спохватившись, поняв всю безрассудность своего старания, сваливала на чердачную пыль тяжеленную и драгоценную посуду, торопясь к шкафам и сундукам, чтобы скорее отбирать белье, одежду. Вон сколько у Данилыча рубах, штанов из самых дорогих материй. Не оставлять же тут, чтобы какой-нибудь холоп напяливал их на себя. А куда все стаскивать? В какие узлы связывать?.. Как все богатство кинуть? Кто приглядит? Кому доверить?..
И сидеть, раздумывать нельзя, каждая минута на исходе…
А деньги, бриллианты и другие драгоценности, все эти брошки, пряжки, золотые табакерки, – как с ними быть? По карманам рассовать? Да разве все захватишь?..
И тонкий, визгливый вопль отчаяния вырывался из груди Варвары.
Прощай, настенная Голландия в искусных изразцах. Прощай излюбленная Ореховая комната. Прощай, любезный сердцу парадиз.
Верховный тайный совет вынес решение: выдать офицеру Пырскому, назначенному сопровождать ссылаемого Меншикова, денег 500 рублей на разные дорожные расходы, да на 50 подвод прогонных денег, а за другие подводы Меншиков пусть платит сам. Ну, и как говорится, – с богом! Скатертью дорога. Прощевай на веки вечные. Что в ссылку, что в могилу, одинаково, считай – в небытие.
А вот он в истинном, заветном смысле слова – сиятельный, светлейший князь. Строго и надменно смотрит со стены своей приемной, запечатленный на портрете во всех регалиях, в полном расцвете блистательной тогда судьбы; вот его бронзовый бюст, исполненный заморским скульптором Растреллием, – такой он, Александр Данилыч, прославленный, величественный, с одухотворенным молодым лицом.
Прощался Меншиков с самим собой и со своим дворцом. Прощался с невозвратным прошлым.
Более трех лет безраздельно и самовластно он управлял Россией из этого дворца. Был самым богатым человеком, владельцем шести городов, ста тысяч крепостных и неоглядными просторами земель на Украине, в Подмосковье, на Балтийском побережье, в Польше. Не в каждом из своих дворцов, домов и дачных павильонов приходилось ему жить, но они значились за ним. Здесь, в Петербурге и его предместьях, – девять; в Москве – четыре и среди них – огромный и богатый Лефортовский дворец, – прощайте навсегда.
Ступив в последний раз на невскую набережную, перед тем как садиться в карету и отправляться в ссылку, Меншиков сказал:
– Я совершил большое преступление, но юному ли императору наказывать меня за это?..
Добавлять к сказанному больше ничего не стал, но по-видимому, это означало, что он виноват в смерти императрицы Екатерины и что Петр II, став императором, должен быть ему за это благодарен.
Вон за Невой – Адмиралтейство, которое он строил; вон по соседству с его дворцом уже третий год идет строительство по плану, утвержденному еще самим Петром Великим, грандиозного здания двенадцати коллегий. Петербургские градожители не понимали и не любили никаких коллегий и называли их насмешливо – калеками. Вспомнил Меншиков об этом и грустно улыбнулся. Через год-другой достроят, и кто, какие государственные калеки разместятся в этом здании?..
Тронулся с места и потянулся по набережной Невы длинный ряд карет, колясок, фургонов и других экипажей, увозящих Меншикова и его семейство с многочисленной челядью и поспешно собранным имуществом, сопровождаемые караулом из 120 гвардейцев под командованием капитана Пырского.
Впереди этого огромного поезда – четыре кареты, запряженные шестериками лошадей: в первой – сам Менщиков с женой и свояченицей Варварой; во второй – сын его с карлою; в третьей – дочери с двумя служанками; в четвертой – брат жены и Варвары, Василий Арсеньев, и другие приближенные. Все были в черном, траурном.
Выезд Меншикова из столицы уподоблялся добровольному отъезду богатого и заслуженного вельможи, который после многолетних трудов государственных намерен закончить жизнь вдали от придворного шума и блеска, вне интриг, без врагов и завистников. Он выехал в великолепных экипажах, сопутствуемый блестящею прислугой и сопровождаемый огромным обозом с драгоценной движимостью, выбранной из великолепных его палат.
Только дочь Мария должна была возвратить своему бывшему жениху обручальное кольцо, стоившее двадцать тысяч рублей.
Меншиков надеялся найти прочное благополучие в кругу своего семейства, жить в довольстве и покое в уединенной Придонской равнине. Поезд сопровождали верховые гайдуки и собственные княжеские вооруженные драгуны. Домашних челядинцев ехало в обозе 127 человек.
Путь будет долгий и томительный. Хорошо, если до крепких заморозков приедут в Раненбург. И Меншикову вспомнилось вдруг давнее, далекое: когда с царем Петром Азов у турок воевали, зашел спор с басурманами, что будет значить час езды, какое расстояние, – какая ради этого должна быть езда по степи – тихая или скорая? Наши говорили, что нигде того не велось, чтобы по степи ехали чинно и неторопливо. И городовая езда – тоже не в пример. Но турки со скорой гонецкой степной ездой были не согласны и говорили, что возьмут в пример езду ступистого коня. Так, помнилось, и не смогли договориться, какое расстояние считать за час езды.
А сколько верст они за час езды проедут? Похоже, лошади ступисты будут.
