Восемь знамен - Савадж Алан (библиотека электронных книг .txt) 📗
— А как же вы, милорд?
— Я не сомневаюсь, что за мной присмотрят наилучшим образом. Мы можем доверять этим людям, Баррингтон убежден в этом. А если бы я не верил ему, то немедля отплыл бы восвояси.
Гауэр одарил Роберта таким взглядом, что тот понял: отныне ответственность за безопасность его светлости целиком и полностью возлагается на него.
Однако даже Марджорибэнкс не мог пожаловаться на прием, оказанный им на сампанах.
Девяносто пять человек, не считая слуг, погрузились на сампаны, по десять на борт, и окунулись в роскошь кают с толстыми коврами и мягчайшими кроватями, где их встретили изысканными пряными кушаньями и неожиданно крепким и густым, как херес, пивом, которое подавалось горячим.
Гостям прислуживали молоденькие девушки и юноши, черноволосые, с оленьими глазами, выражение которых не оставляло сомнений, что слуги находятся здесь с единственной целью — сделать все, чтобы их временные хозяева были совершенно счастливы.
Мгновенно уловив это, Макартни предупредил:
— Помните, мы представляем здесь короля — а это касается и ваших отношений со слугами.
С каждым днем путешествие давало все больше и больше пищи пытливому уму. Роберт Баррингтон как раз обладал такой пытливостью. Отправившись на морскую выучку всего двенадцати лет от роду, он к тому времени уже успел воспитать в себе привычку читать и усваивать новое. Начинал, конечно, с Библии; ее строки служили отцу рабочим инструментом, и Джордж Баррингтон не преминул с младых ногтей приобщить к слову Божьему всех своих сыновей. Однако благочестие мало пригодилось юнге Роберту на борту остиндца — и когда он карабкался по реям под завывание ветра и нескончаемую брань вахтенного офицера, и когда его клали со спущенными штанами на ствол орудия — «канонирской дочки» (так, скалясь, называли пушку матросы) — то ли для порки за какой-то проступок, то ли для удовлетворения сексуальных потребностей, обостренных за месяцы плавания без единой женщины в пределах видимости.
Столкновение двух противостоящих влияний — слова Божьего и суровой мужской жизни — породило очень своеобразную философию. Бесполезно взывать к Всевышнему, находясь во власти полудюжины мужчин, каждый из которых больше и сильнее тебя; в десять с небольшим просто нет мочи дожидаться грядущего невесть когда небесного воздаяния. Затаив ненависть к своим компаньонам, он понял, что одолеет их не молитвами или покорностью, а только тогда, когда станет как они — и затем их превзойдет. В его натуре заключалось умение подчинять все силы, умственные и физические, для достижения поставленной цели. Так, в стычках с окружающими он год от года становился сильнее и выносливей, росла его отвага и углублялось знание своих возможностей, главным из которых было стремление во что бы то ни стало добиваться своего.
Он постиг навигацию и морское дело, научился пускать в ход кулаки и оружие — пистолет и абордажную саблю, овладел умением стрелять из пушки. К тому времени, когда Роберт проплавал одну французскую войну и когда, судя по сообщениям из Европы, как раз начиналась другая, пока еще не распространившаяся на Восток, счастливым считался корабль, которому удавалось дойти до Калькутты и вернуться хотя бы без одной стычки с пиратами.
На службе в Ост-Индской компании он выучил еще и язык хиндустани, а когда возникла необходимость, овладел кантонским диалектом и общеупотребительным китайским. Он захаживал к кули, к китайцам, и, смешавшись с толпой и сидя за общим столом, вслушивался в их речь, перенимал их привычки. Он находил такие вылазки и забавными и полезными. Не случайно любой капитан торгового корабля из тех, что плавали на Восток, был рад взять к себе помощником Роберта Баррингтона; и в то же время никто из них, у кого имелась дочь, не пустил бы Роберта Баррингтона к себе дальше порога.
Однако это совсем не удручало Роберта; разве найдется среди англичанок хотя бы одна, способная доставить ему такое же удовольствие, как какая-нибудь индийская или кантонская девушка, которая за деньги с готовностью исполняла все его желания. Пусть англичане держат своих дочерей под замком. Когда он сделает первый миллион, они будут счастливы отдать своих непорочных чад во власть его нашумевших сексуальных привычек. До него доходили слухи, клеймящие его как неотесанного проходимца, и он должен был признать, что в них имелась изрядная доля правды.
Все его помыслы были устремлены к одному — как сделать миллион. Многие, начиная с Роберта Клайва, сколотили в Индии несметные состояния. Но Роберт Баррингтон понимал, что эти люди, возможно, были, в отличие от него, отмечены гением и к тому же обладали безжалостностью, которой у него не имелось. Он же, рискуя быть обвиненным в переходящей все границы злокозненности, при заключении сделок выполнял свою часть договора до последней буквы. Для него исключена была нечистоплотность в делах, сделавшая Клайва богатым и знаменитым.
К тому же Клайв прославился как солдат, а Роберт рассчитывал добыть свое богатство на морских просторах, если, конечно, ему вообще было суждено разбогатеть.
Мир, открывшийся перед ним, когда однажды торговый корабль, на который его взяли вторым помощником капитана, достиг Кантона, затмил своим величием его самые необузданные мечты. Конечно, Индия была очень богата, очень изысканна, очень бедна и очень жестока, но на всем лежала печать неопределенности; никто, невзирая на чины и звания, не мог быть уверен, что увидит следующий рассвет. Китай же, как убедился Роберт, не уступал Индии ни богатством, ни изысканностью, хватало и нищеты с жестокостью, но в то же время в нем царила полнейшая определенность, для тех, конечно, кто ладил с правящей маньчжурской элитой. Это обстоятельство выглядело в его глазах чрезвычайно привлекательно.
В то самое плавание Роберта одолела лихорадка и он был брошен капитаном в общественной больнице, в бреду, без всякого присмотра… а очнулся в светлой прохладной комнате в обществе прелестных, улыбчивых молоденьких женщин. Оказывается, целых два дня они выхаживали его, время от времени погружая раздетым в холодную воду, чтобы унять лихорадку. Это были рабыни, хозяина которых звали Хуэйчжань.
Хуэйчжань принадлежал к маньчжурскому роду ехэнара, чем чрезвычайно гордился, хотя над ехэнара развевалось Знамя с голубой каймой, определявшее их принадлежность всего лишь к одному из второстепенных племен в числе созданных Нурхачи. Самого факта, что он является одним из знаменитых, было достаточно для Хуэйчжаня. Между тем его костюм украшала хрустальная пуговица — свидетельство того, что он прошел экзамены на звание чиновника пятого ранга. Кроме «серебряного фазана» — знака отличия на государственной службе, он был отмечен еще и «медведем» — знаком воинского начальника. Хуэйчжань имел титул «даотай» — «управляющий» и входил в число маньчжурских чиновников, помогающих вице-императору осуществлять в провинции императорскую власть.
— Почему вы проявили интерес к простому иностранному моряку? — спросил Роберт, когда окреп для беседы.
— Это долг любого человека — интересоваться другими людьми, — ответил Хуэйчжань. — Особенно когда они приезжают издалека. Я буду рад, если вы расскажете о своей далекой стране.
Роберт был счастлив угодить управляющему, и не только из благодарности за спасение жизни. Он получил возможность собственными глазами наблюдать жизнь, которая его глубоко интересовала… и которую, как он понимал, можно было вести только здесь.
Дома, в Англии, можно было, разжившись деньгами, купить поместье, осесть и вести помещичью жизнь. Но и тогда ваше поведение полностью диктовалось церковью, классом, обычаем. В Китае жизнь также подчинялась обычаям — и, возможно, даже в большей степени, — но обычаям крайне привлекательным. В Китае религия была прагматичной, связанной скорее с чувством долга, нежели с благочестием. Теоретически в Китае последний бедняк мог достичь блестящего положения с помощью экзаменов, которые должны были сдавать все кандидаты в чиновники. И, что важнее всего, общественные нравы поощряли, а не подавляли телесные желания, удовлетворяемые тем более естественно, что никто не видел в них греха.
