Шестиглавый Айдахар - Есенберлин Ильяс (лучшие бесплатные книги .txt) 📗

В свое время Потрясатель вселенной покорил два рода – меркит и найман. Предводители этих родов были обезглавлены. Печальной участи избежали только кереи. Их властитель Жаха-Гамбу отдал Чингиз-хану в жены свою красавицу дочь Ибахан-бегим. Табуны лошадей, караваны с дорогими шелками, золотой и серебряной посудой и двести рабов прибыли вместе с ней в ставку Чингиз-хана. Казалось бы, заключен прочный и долгий мир. Но Жаха-Гамбу нужна была только передышка, и прошло совсем немного времени, как он выступил против монголов. Преданный Чингиз-хану нойон Журшатай обманом завлек его в ловушку и отрубил изменнику голову. Он же помог разгромить кереев и в битве с ними спас великому Чингиз-хану жизнь, прикрыв его собственным телом.

Чингиз-хан остался доволен поступком Журшатая и подарил ему свою жену Ибахан-бегим. При этом он сказал: «Если напал враг – встреть его, вырыв яму. Если рядом с тобой друг – не пожалей для него куска мяса из своего тела».

Именно об этом думали сейчас отец и сын.

Улакши упрямо тряхнул головой.

– Наш великий предок дарил жен не только тем, кому был обязан жизнью. Ведь Кактай-нойон не совершил того, что совершил Журшатай?

– Да. И такое случалось. Твой предок был властителем вселенной, и потому любой проступок украшал его. Я знаю об этом случае… Дело было так. Во время борьбы с родами керей и тайжигут Кактай-нойон перешел на сторону Чингиз-хана. Больше за ним не было никаких заслуг. Даже в битве с Ван-ханом, когда мой дед обратился к нему за советом, он промолчал, поглаживая гриву своего коня. Вот и все достоинства этого человека.

Но вскоре Чингиз-хану приснился страшный сон, будто тело его обвила огромная пятнистая змея. Змея сказала человеческим голосом: «Если не отдашь жену – проглочу».

Чингиз-хан верил шаманам и знахарям и умел толковать сны. Утром он увидел, что рядом с ним лежит прекрасная, как лебедь, Абике-бегим. Совсем недавно сделал он ее своей женой. Хан разбудил ее. «С тех пор как я взял тебя в жены, душа моя пребывала в покое и радости. Но ты не должна обижаться. Я увидел плохой сон и обязан тебя кому-нибудь отдать».

Абике-бегим знала – хан ничего не повторяет дважды. Опечаленная, она сказала: «Пусть будет так, как велишь ты. Пусть радость проведенных вместе дней останется с нами. Позволь мне взять с собой только золотую чашу, из которой я пью кумыс, и преданную мне служанку по имени Конатай».

Чингиз-хан согласился и позвал стражу.

«Кто сегодня несет караул?» – спросил он.

«Я», – ответил Кактай-нойон.

«Свою жену, Абике-бегим, я дарю тебе».

Нойона слова эти бросили в дрожь.

«Не бойся, – властно сказал Чингиз-хан. – Я говорю всего один раз, и всегда правду».

Повинуясь властному взгляду хана, Абике-бегим перебросила косы на грудь. Так уж было заведено у монголов, что, когда женщина выходила замуж, она делила свои волосы на две равные части. Это означало, что отныне половина ее жизни принадлежит мужу. Если же женщина поступала так, как это сделала сейчас Абике-бегим, она навсегда расставалась со своим любимым.

– Наш бесстрашный предок боялся плохих снов… Странно… Ни разу не дрогнув, он завоевал полмира.

Бату-хан печально покачал головой:

– Как мало ты еще понимаешь, сын. Если у человека впереди большая цель, то в молодости он не думает о смерти. Когда же наконец исполняется его мечта, а у порога стоит старость – для человека становится бесценным каждый оставшийся день. Люди ценят только то, чего им не хватает.

Улакши вдруг понял, что могущественный, бесстрашный отец боится смерти. Очень боится. Он не нашелся что сказать ему в ответ, и над курганом повисла гнетущая, тяжелая тишина.

Нарушил молчание Бату-хан.

– Мы научились у деда покорять страны, а властвовать, управлять ими вы должны учиться у нас, – сказал он. – Только в этом случае потомки Чингиз-хана смогут держать разноязычные народы в крепкой узде и заставят упасть на колени весь мир.

– Значит, наш дед ни у кого не учился? – спросил Улакши. – Выходит, мы идем дорогой, проторенной им одним?

– Да. Этот путь проложен им, – твердо сказал Бату. – Разрушить и сровнять с землей города, вытоптать посевы и сады хотел он для того, чтобы превратить все земли в огромное пастбище для монгольских коней. Это была его великая мечта. Ради нее Чингиз-хан не щадил никого, заливая мир кровью. Он презирал тех, кто жил в городах. Настоящие люди – только монголы. Им должен принадлежать весь мир, а они должны подчиняться только одному человеку. Ради этой цели Чингиз-хан железной рукой объединил все монгольские племена и был беспощаден ко всем, кто вставал на его пути. Это же он завещал и нам. Ты спрашиваешь, учился ли у кого-нибудь мой дед? Да. Он не стыдился это делать, если опыт других мог помочь в достижении цели.

– Кто был для него достойным учителем?

– Китайские мудрецы рассказывали ему, как вел свои войны Искандер Зулкарнайн [7], который, подобно Чингиз-хану, завоевал полмира. В армии Искандера не было, как у нас ахурука [8], но чтобы показать, что завоеванные земли принадлежат ему, он в каждой новой стране оставлял воинов, достигших сорока лет. Воины обзаводились семьями, строили дома и устанавливали порядки, предписанные Искандером. Наш дед перенял этот опыт. Покоряя города, он тоже оставлял там своих воинов, но, в отличие от Искандера, вместе с женами и детьми, которые следовали за войском в обозе. Утвердившись на новых землях, они диктовали покоренным народам монгольские законы и превращали пространство, завоеванное Чингиз-ханом, в земли монголов. И еще… Как и римские властители, он создал высший совет Орды и назвал его «Девять орликов» [9]. Если сам Чингиз-хан был золотым столбом, поддерживающим шатер Орды, то орлики – это девять серебряных опор, на которых покоился свод шатра. В совет входили достойнейшие из достойных. Мудрость их и доблесть были известны всем. Кроме специального дня, в который собирался совет, каждый из девяти орликов имел свой день и час для беседы с властителем вселенной. Чингиз-хан не ввел в совет ни одного родственника. Он считал, что представитель родной крови не может быть умнее его самого. Наш дед никогда не враждовал с тем, кто стоял ниже его по богатству и славе. Если такой человек мешал ему, он поручал кому-нибудь из нойонов умертвить непокорного, а чаще старался сделать его другом. «Если не совершишь насилие над менее знатным, чем ты, человеком, то он будет стремиться дружить с тобой, а не враждовать», – говорил Чингиз-хан…

Бату вздрогнул. Зоркие глаза его различили в знойном степном мареве крохотную точку. Он не мог ошибиться. Это возвращался к кургану орел, которого он ждал столько дней. Сердце Бату-хана замерло, потом застучало сильно и быстро. Близился час мести…

– Улакши, – тихо сказал он, – что говорят в Орде о Бараке?

Сын выжидательно посмотрел на отца, но лицо Бату-хана не предвещало гнева.

– Люди говорят, что Барака утащил орел… – Улакши помедлил. – Люди говорят – с Бату-ханом не мог справиться весь мир, и только птица осмелилась принести ему горе…

Бату побледнел. Сердцем он чувствовал, что в Орде все равно знают правду о смерти сына, но верить в это не хотел. Выходит, напрасно велел он убить сто воинов, видевших, как орел утащил Барака, выходит, правильно говорят в народе, что правда – это кинжал и ее не спрячешь в мешке. Вдруг шевельнулась мысль, что смерть сына – это, быть может, возмездие за безвинно пролитую кровь. Мысль эта вспыхнула и тут же погасла, как искра, улетевшая во мрак ночи.

– Дальше… – сказал Бату-хан, чуть повернувшись в сторону Улакши.

– Люди говорят: смерть Барака – это месть Неба за то, что Бату-хан решил нарушить закон своего великого деда.

Бату долго молчал.

– Да, это так… – наконец сказал он.

Глаза Улакши блеснули.

Хан словно не заметил этого.