Синий шихан - Федоров Павел Ильич (читать книги онлайн без регистрации txt) 📗
Митька взял ведро, пошел к роднику, но, пытаясь зачерпнуть, только замутил воду – набрал менее половины, и то с грязью.
Родник перед пахотой прочищали, но он засорился снова. Быки обвалили и растоптали его края. Пришлось опять чистить. Митька сходил на стан, принес лопату и выкидал из родника кучу грязного песка. Подойдя к колоде, он скрутил из клочка сена жгут и стал счищать со дна грязь. Вдруг он заметил какой-то блеснувший предмет… Митька взял его в руку. Это был кусочек необычайно тяжелого металла. Угловатые края его ярко поблескивали, с боков же прилипла рыжеватая плесень. Митька зажал находку в кулаке и, что-то соображая, замер на месте. Потом, наклонившись, свободной рукой захватил горсть песку, поднес его близко к глазам и разжал пальцы…
На грязной, заскорузлой ладони в сером песке лежало несколько одинаковых по форме и цвету комочков, блестевших загадочным колдовским светом, который, казалось, мог свести с ума…
– Золото… Золото, – прошептал Митька осипшим голосом и упал животом на старую, сколоченную из досок колоду, сжимая в руках тяжелые угловатые самородки.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
В середине дня Матвей Буянов приехал в станицу Шиханскую. Он приказал кучеру подстегнуть коней и бойко подкатил к дому Петра Лигостаева. Спрыгнув на землю, постучал в некрашеные, с тесовым верхом ворота. В калитке показался высокий, черноусый, горбоносый казак с густыми темными с проседью волосами. Взглянув на Буянова, казак нахмурился, потом вышел из калитки, поклонился и протянул руку.
– Принимай гостей, хозяин! – Матвей Никитич, подмигнув, вытер платком красное потное лицо. Мельком взглянув на рваные, выпачканные в дегте брюки Лигостаева, ухмыльнулся, но руку пожал крепко.
– Милости просим, гостям всегда рады, – ответил Петр Николаевич.
Он сразу догадался, что неожиданный гость пожаловал неспроста. «Не иначе, как лошадь торговать приехал», – подумал Лигостаев.
Петр Николаевич Лигостаев познакомился с Буяновым на осенней ярмарке, во время большой скачки, где дочь его Маринка взяла первый приз, а молодой жеребчик Ястреб стяжал себе и наезднице громкую, небывалую славу. Торговали Ястреба многие. В особенности приставал Матвей Буянов со своим отцом. Старик Никита Петрович даже не поскупился тогда на цветастый кашемировый платок для Маринки, битых два часа вел с девушкой какой-то замысловатый разговор и приглашал приехать в гости. Продать лошадь Петр Николаевич наотрез отказался, а Маринка в гости так и не собралась.
– Въезжать во двор будете, Матвей Никитич? – спросил Петр Николаевич.
– Ежели позволите, мы с нашим удовольствием, – расшаркался Буянов. Он был в самом веселом расположении духа. Шутка сказать, дела-то какие разворачивались…
– Да, прошу, прошу, самовар есть, – проговорил Петр Николаевич, открывая ворота. Взглянув на кучера, он удивленно заморгал глазами. – А ведь никак сослуживец! Кирилл!
– Он самый, Петр Миколаич… Давненько не видались, – ответил Кирилл, понукая истомленных лошадей.
Кирилл был тоже казак, родом из станицы Шиханской. Вместе уходили на действительную, вместе побывали и на полях Маньчжурии в 1905 году. Потом Кирилл служил денщиком у есаула Печенегова, впоследствии войскового старшины. Ушел от него, пропил небольшое, оставшееся от отца хозяйство и нанялся к тому же Печенегову кучером. Пьянствовали они вместе, устраивали оргии в уездном городе, шел слух, что и тревожили они киргизские табуны. Потом Печенегов уехал в Оренбург. И с тех пор б нем не было ни слуху ни духу. Усадьба стояла заколоченной, а земли сдавались в аренду крестьянским хозяйствам.
– Каким ветром тебя занесло, Кирилл Миронович? – спросил Петр Николаевич, с любопытством поглядывая на постаревшего сослуживца.
– На родину потянуло, Петр Миколаич, в свои края. Вот и объявился. Нищему сбор не долог – котомку за плечи, да и в путь-дорогу… – Подобрав вожжи, Кирилл спрыгнул с козел, разглаживая широкую, черную как смола бороду, добавил: – Спасибо, что не забыл станичника. Мы тебя тоже завсегда вспоминали с барином добрым словом.
– Где же теперь твой барин? – спросил Петр Николаевич, мрачнея и вспоминая, как ушел однажды от этого барина едва живым.
– Барин? – Развязывая поперечник, Кирилл загадочно усмехнулся. – С барином, Петр Миколаич, мы полюбовно расстались. А ежели по правде, так из-за барыни… Филипп-то Миканорыч женился, в приданое вместе со своей красавицей конный завод получил. Ну, значит, как это бывает, не показался я барыне-то… рожа, дескать, у меня разбойничья, ездить, говорит, со мной страшно. Лошади, говорит, даже пугаются, трясутся. Ну и получилась мне полная отставка… А вот Матвей Никитич не боится со мной ездить, гоняем за милую душу.
Буянов стоял в сторонке, покрякивая, рассматривал привязанную под густым вязом лошадь игреневой масти, подседланную великолепным призовым, в серебре, седлом. Конь был невысок, слегка вислозадый, сухоголовый, необычайной в экстерьере длины, с белым расчесанным хвостом. Матвей Никитич, казалось, забыв обо всем на свете, любовался его тонкими сухими ногами и желтыми, стаканчиками, копытами.
Это был знаменитый Ястреб, забравший на скачках все призы. Обеспокоенный присутствием других коней и чужими людьми, он гордо вскидывал голову, сердито фыркал и, раздувая красноватые ноздри, косился умными глазами на чужого бородатого человека, широко размахивающего руками.
– Эко, что он распроделывает, дьявол киргизский! – восхищенно кричал Буянов. – Ах, змееныш проклятый, где ты народился такой!
На крыльце, с плеткой в руках, показалась высокая, смуглая, черноглазая девушка в казачьих с лампасами шароварах, заправленных в пестрые киргизские ичиги. Повесив на плечо ременную плеть, она неторопливо оправила синюю, туго обтянувшую ей грудь сатиновую кофточку, пошевеливая темными бровями, вскидывала быстрые цыганские глаза на прибывших гостей.
– Ты уже готова, дочка? – увидев Маринку, спросил Петр Николаевич.
– Давно, тятя, жду, – легко спрыгивая с крыльца, ответила Маринка.
Услышав ее голос, Буянов обернулся. Под его пристальным взглядом девушка на секунду остановилась, но, подумав о чем-то, смело и решительно подошла к нему, низко и почтительно поклонившись по старому обычаю, звонко проговорила:
– Здравствуйте, дядя Матвей!
– Узнала? Ах, помилуй бог, узнала! Здравствуй, орлица милая, здравствуй! Дай хоть на тебя взглянуть-то! Ах ты, матушка моя! Выросла-то как, боже мой!
От строгой красоты девушки Буянов, казалось, совсем ошалел.
– Да ить на всем белом свете нет такой раскрасавицы! – почти визжал Матвей Никитич, хлопая себя по бокам. – Ах, господи помилуй! Чуть совсем не забыл… Я тебе, милушка моя, знатный гостинец привез. Погоди, погоди…
Он расчувствовался, уже не помнил, что подарок наметил отдать после предварительного сговора, и полез в карман за золотыми сережками. После удачной сделки у Марфина родника возбужденное состояние не покидало его. Кроме того, он вместе с Кириллом на радостях опорожнил фляжку крепкой настойки, приготовленной его разлюбезной Пелагеюшкой.
– Да ведь, матушка ты моя, голубушка! Орлица сизокрылая! Я ведь крылышки приехал тебе привязать, чтобы ты не упорхнула в другие края. Сватать тебя приехал, моя разлюбезная!
Маринка, вспыхнув, попятилась от наседавшего свата. Петр Николаевич, сверкнув черными глазами, опустив голову, сумрачно смотрел на свои рваные коты – старые, изношенные сапоги без голенищ.
Взглянув на Петра Николаевича, Буянов спохватился, что раньше времени спьяну выболтал все о своих намерениях. Прижимая к груди сафьяновый футлярчик с сережками, моргая раскосыми глазами, умоляюще смотрел он на будущую сноху и ждал… Маринка первой поняла его состояние.
– Сватать приехали, а жениха что-то, дядя Матвей, не видно. Где же жених-то! Уж не он ли, бородатый? – прищурив улыбающиеся глаза, кивнула она на стоявшего около тарантаса Кирилла.
– Помилуй господи! Ах, затейница! Будто и не догадываешься, кто может быть твоим суженым, – ободренный шуткой девушки, рассмеялся Буянов.
