Джузеппе Бальзамо (Записки врача). Том 1 - Дюма Александр (читать полную версию книги TXT) 📗
– Ну, так это же все-таки немалые услуги…
– Да, трехдневной давности. А вот сделали ли вы хоть что-нибудь для меня вчера, например?
– Вчера, ваше сиятельство?
– Вы напрасно напрягаете память: вчера вы любезничали с другими.
– Я вас не понимаю, ваше сиятельство.
– Зато я понимаю! Ну, отвечайте: что вы делали вчера?
– Утром или вечером?
– Начинайте с утра.
– Утром я по обыкновению работал.
– До которого часа?
– До десяти.
– А дальше?
– Я послал приглашение к ужину одному из своих лионских друзей, который утверждал, что приедет в Париж не замеченным мной, однако один из моих слуг ожидал его у заставы.
– А после ужина?
– Я отправил начальнику охраны его величества императора Австрии адрес отъявленного вора, которого ему никак не удавалось схватить.
– И где же он оказался?
– В Вене.
– Так вы занимаетесь розысками не только в Париже, но и за границей?
– Да, от нечего делать.
– Запомню. Ну, а после того, как отправили почту, чем вы занимались?
– Я был в Опере.
– Ходили навестить малышку Гимар? Бедный Субиз!
– Совсем не за этим: мне необходимо было арестовать знаменитого карманника, которого я до сих пор не трогал, потому что он промышлял среди богатых откупщиков; однако он имел неосторожность срезать пару кошельков у известных вельмож.
– Мне кажется, вы едва не допустили неловкость, господин лейтенант. Ну, а после Оперы?
– После Оперы?
– Да, я задаю нескромный вопрос, не так ли?
– Да нет, после Оперы… Погодите, дайте припомнить…
– Ага! Похоже, вам начинает изменять память.
– Напротив! После Оперы… Вспомнил!
– Прекрасно.
– Я спустился, вернее, поднялся к одной даме в карету и сам отвез ее в Фор-л'Эвек.
– В ее карете?
– Нет, в фиакре.
– А что потом?
– Как, что потом? Вот и все.
– Нет, не все.
– Я опять сел в фиакр.
– И кого вы там увидали?
Господин де Сартин покраснел.
– Ах! – воскликнула графиня, хлопая в ладоши. – Мне вдалось заставить покраснеть начальника полиции!
– Ваше сиятельство… – пролепетал г-н де Сартин.
– Что ж, тогда я вам скажу, кто был в фиакре, – продолжала фаворитка, – герцогиня де Граммон.
– Герцогиня де Граммон? – переспросил начальник полиции.
– Да, герцогиня де Граммон, умолявшая вас провести ее в королевские апартаменты.
– Право, – вскричал г-н де Сартин, заметавшись в кресле, – я готов передать вам свой портфель: оказывается, не я занимаюсь полицейскими расследованиями, а вы!
– В самом деле, господин де Сартин, как видите, я тоже веду расследование: берегитесь!.. Да, да! Герцогиня де Граммон в фиакре, в полночь, наедине с господином начальником полиции, да еще принимая во внимание, что лошади идут шагом! Знаете ли, что я приказала сделать, как только мне стало об этом известно?
– Нет, но я трепещу. К счастью, было уже очень поздно.
– Это не имеет значения: ночь – прекрасная пора для мести.
– Так что же вы предприняли?
– То же, что моя тайная полиция: ведь и в моем распоряжении есть ужасные писаки, грязные, как старые лохмотья, и голодные, как бездомные псы.
– Вы их плохо кормите?
– Я их совсем не кормлю. Если они растолстеют, они станут столь же глупыми, как господин де Субиз; как известно, жир убивает желчь.
– Продолжайте, вы заставляете меня трепетать.
– Я вспомнила о тех гадостях, которые вы спускаете с рук Шуазелю и которые направлены против меня. Меня это задело, и я предложила своим Аполлонам следующую программу.
Во-первых, переодетый прокурором г-н де Сартин, посещающий на пятом этаже одного дома на улице Ларбр-Сек юную особу, которой он не стыдится пересказывать сотни три грязных книжонок; это бывает третьего числа каждого месяца.
– Ваше сиятельство! Вы собираетесь очернить благородное дело.
– Подобные дела очернить невозможно. Во-вторых, переодетый его преподобием господин де Сартин, проникающий в монастырь Кармелиток на улице Святого Антуана.
– Я должен был передать святым сестрам новости с Востока.
– Ближнего или Дальнего? В-третьих, переодетый лейтенантом полиции господин де Сартин, разъезжающий по ночным улицам в фиакре наедине с герцогиней де Граммон.
– Ах, ваше сиятельство! – не на шутку испугался господин де Сартин. – Неужели вы готовы подорвать уважение к моему учреждению?
– Вы ведь закрываете глаза, когда подрывается уважение ко мне! – рассмеялась графиня. – Впрочем, погодите.
– Я жду, ваше сиятельство.
– Мои шалопаи уже взялись за дело и сочинили, как сочиняют ученики коллежа в изложениях, в переводах, с преувеличениями, и я получила утром уже готовые эпиграмму, куплет и водевиль.
– О Боже!
– Все три сочинения отвратительны. Я угощу ими сегодня короля, а также предложу его вниманию новый Pater noster 12 который вы распространяете против него, помните:
«Отец наш Версальский, пусть позор падет на Ваше имя, как оно того заслуживает; Ваш трон расшатан. Вы больше не способны выражать на земле Божью волю; верните нам хлеб наш насущный, съеденный Вашими фаворитками; простите своему парламенту, как мы прощаем Вашим министрам, которые его продали. Не поддавайтесь искушениям графини Дю Барри и освободитесь от Вашего чертового канцлера.
Аминь!»
– Где вы это нашли? – спросил г-н де Сартин, – со вздохом складывая руки.
– О Господи! Да разве мне нужно искать? Мне любезно присылают каждый день лучшее из произведений такого рода. Я отдаю вам должное за эти регулярные посылки.
– Ваше сиятельство!..
– Итак, в ответ вы получите завтра упомянутые мной эпиграмму, куплет и водевиль.
– Почему бы вам не передать мне их сейчас?
– Потому что мне еще нужно время для того, чтобы их размножить. Уже стало привычным, что полиция узнает в последнюю очередь о происходящем, не так ли? Нет, правда, это вас развлечет! Утром я сама над ними смеялась чуть не целый час. А король смеялся до слез и даже заболел от смеха. Вот почему он запаздывает.
– Я пропал! – вскричал г-н де Сартин, обхватив руками голову в парике.
– Нет, еще не все потеряно, вас высмеяли – только и всего. Разве я погибла после «Прекрасной бурбонки», а? Нет, я в бешенстве, только и всего. Теперь я хочу заставить беситься других. Ах, до чего хороши стишки! Я была так довольна, что приказала подать моим графоманам белого вина: должно быть, сейчас они уже мертвецки пьяны.
– Ах, графиня, графиня!
– Я вам сейчас прочту эпиграмму.
– Помилуйте!..
О Франция! Ужель твоя судьба –
Служанкой быть у похотливой шлюхи?!
– А, нет, я ошиблась: эту эпиграмму вы пустили против меня. Их так много, что я путаюсь. Погодите-ка, вот она:
Чудную вывеску, друзья, вы б не забыли:
Воспитанник Луки по просьбе лекарей
Фигурки в полный рост смог поместить в бутыли –
Бонн, Мопу, Тере во всей красе своей.
При них Сартин. Слова на сигнатуре были:
«Смесь четырех воров» –
Тот, кто ворует, пей!
– О жестокое сердце, вы будите во мне тигра!
– Теперь перейдем к куплету, он написан от лица герцогини де Граммон;
Подойди поближе, страж порядка!
Хороша я и целую сладко.
Убедись-ка сам, чтобы украдкой
Рассказать об этом королю…
– Ваше сиятельство! Ваше сиятельство! – вскричал разгневанный г-н Сартин.
– Успокойтесь, – проговорила графиня, – отпечатано пока всего десять тысяч экземпляров. А теперь вас ждет водевиль.
– Так в вашем распоряжении печатный станок?
12.
«Отче наш» (лат.).