Гонконг - Задорнов Николай Павлович (хорошие книги бесплатные полностью TXT) 📗

Казармы пехотного полка помещались внутри цитадели, обнесенной невысокой каменной стеной. Это недалеко от отеля. Мусин-Пушкин с товарищами пришли пешком.

Двухэтажное здание с квартирами семейных и холостых офицеров стояло на берегу моря. По второму этажу оно обведено сплошным широким балконом, над которым натянут тент. В обширной комнате с открытыми на балкон окнами и дверьми сервирован стол.

Поначалу разговор не ладился, но понемногу все оживились – и беседа завязалась. Задавал тон сидевший во главе стола тучный, рослый майор с пышными усами.

– Три года тому назад, – продолжал он, – за этим столом мы принимали адмирала Путятина и офицеров фрегата «Паллада»... Мы рады были познакомиться со спутником и секретарем адмирала, известным писателем и прекрасным молодым джентльменом, Ива-ном Алек-сандро-ви-чем Гончаровым... Прошу вас, господа, от имени командира нашего полка и наших офицеров за этим столом, за которым так привычно принимать гостей из вашей страны, быть ежедневно нашими собеседниками и товарищами...

«...Офицеры и есть офицеры, – сказал себе Мусин-Пушкин, вспоминая прием следующим утром. – Военная косточка! Ничего не скажешь! Порядочные люди! Не чувствуешь никаких подвохов, никакого в их речах нет скрытого смысла. Они и угощали искренне. Для меня их общество самое приятное в Гонконге. Однако продолжать посещение их столовой невозможно, приглашение столоваться очень любезно отклонено, дали понять почтительно: не смеем, так как они военные и мы военные и принадлежим к сражающимся друг против друга армиям. А мне с ними спокойней всего, и чувствуешь себя в среде порядочных людей. Конечно, по некоторым физиономиям можно угадать солдафона. Да как будто у нас их мало! Может быть, как все военные, закладывают за ворот от скуки; так говорят про них американцы.

Вот так и получается, что отважные и порядочные люди должны сражаться и уничтожать друг друга. Ради... Я не уверен, что и у нас в Петербурге все благополучно... А с теми, кто мне приятен и с кем мне спокойно, я ради чести, порядка, дисциплины отказываюсь встречаться наотрез! Что же делаем сегодня?»

И, словно повторяя мысли Александра Сергеевича, этот же вопрос вслух задал юнкер Урусов, когда все собрались за завтраком и ели зеленые бананы, жаренные на бобовом масле наподобие картофеля.

– Что же сегодня? Куда?

– Да, что же, господа, куда идем сегодня?

– А вы забыли? – сказал Шиллинг. – Сегодня важное событие: мы приглашены на обед к мистеру Вунгу.

Да, он приглашал. Надо идти. А то получается, что порознь охотно с ним встречаемся, но не очень-то обнаруживаем это друг перед другом.

– Прав Николай! Надо побывать всем вместе!

– Мистеру Вунгу очень нравится, когда его называют Ванькой Каином, – заметил Прибылов и тут же поспешно пожелал, чтобы сегодняшний обед господа офицеры провели приятно. Показал вежливый японец, что он не претендует на участие и не напрашивается на китайский пир. Его и не приглашали, и нельзя. Ясно это и ему. Хотелось ему вчера очень и в казармы к офицерам местного полка картинных солдат в красных мундирах и в медвежьих шапках, какими их для японцев рисовали послы и офицеры Англии, каких мечтал повидать в жизни хоть раз каждый воинственный самурай. Да жарко в Гонконге, шапки, кажется, редко надевают: только на часах у дворца губернатора стоят солдаты во всей красе. Очень заманчиво было бы посидеть в гостях у английских офицеров во дворце-казарме с колоннадой и торжественным въездом в укрепленный двор. И хотя все солдаты там без парадных мундиров, но можно вообразить, какое множество роскошных красных гвардейских одежд войска королевы развешано и разложено в спальнях! Точно Прибылову многое неизвестно, а хотелось бы знать все. Очень обидно, что посещения официальных обедов с офицерами ему запрещены. Все ругают тех, кто тайно что-то делает. А как же жить иначе, если все запрещено, открыто делать ничего не разрешается. Приходится Точибану с обиды пропускать на чужбине рюмку виски, как матросы говорят, «по-фельдфебельски», то есть в одиночку. Тоже тайно. И полагаться на свои гениальные способности оставаться незамеченным.

– О-о! Господа! Заходите, заходите! – при виде гостей в своем саду восклицал мистер Вунг с таким же пылким радушием, как когда-то встречал он ватаги английских моряков, приходивших к нему в знаменитую кантонскую харчевку «Jolly Jack» [63] пить чудовищный напиток его собственного изобретения, смесь виски, вина, сока, настоя на любострастных кореньях, сахара, табака и чуть-чуть «чего-то» вроде опиума.

У мистера Вунга высокий богатый дом с садом. Крыша шатровых ворот с приподнятыми краями. Есть что-то знакомое, похоже на постройки в поместьях японских князей. Совершенно как у лидера клана Мидзуно!

В доме мистер Вунг снял шапочку и снял косу. Обтер голову полотенцем, которое подал бой.

– Эта глупая коса совершенно не нужна. Очень глупая! Я не могу выносить этого обычая. Великому народу шайка маньчжурских спекулянтов навязала глупый обычай унижения – носить косы. Ханьский народ обабился? Правда? У меня привязная коса. Я только на выездах надеваю косу, показывая, что все мы верны и единодушны в преданности. Да... да... Ха... ха... Как я рад! Есть ли у вашего государства обязательный обычай носить на голове какое-то свидетельство всеобщей глупости? Ха... ха... ха...

Бойки с косами засуетились, подавая плетеные стулья.

– Мистер Ред Ровер – Пиратский Флаг! – показывая себе на грудь, восклицал хозяин. – Китайская морда! – хрипло закричал он по-русски.

Он схватил руку Сибирцева, которому симпатизировал, и стал жать ее и трясти.

– У нас так: мистер By, мистер Ван, Шин... Ли, Сан, Сы, У, Лю, Тю, Па, Чи, Ши... Они же стали: Джек, Джон, Джим... Ха-ха! Все переехали из Кантона в Гонконг!

Бойки приняли от гостей пустые стаканы из-под аршада, и хозяин повел гостей по комнатам.

– Европейский стиль! Английские картины! А эта – китайский стиль...

В одной оказалась обширная библиотека китайских и английских книг.

– Благородный дом и «пахнет книгами»! – шутил мистер Вунг.

Он повел гостей дальше.

– А тут моя маленькая обсерватория! – сказал хозяин, почтительно открывая перед гостями дубовую полированную дверь.

Компасы, хронометры, навигационные приборы, подзорные трубы и бинокли, барометры и термометры. В углу стеклянный купол в потолке. Прекрасная астрономическая труба.

– Это мой Гринвич... Еще комната европейского стиля – картинная галерея, вот подарки губернатора Гонконга. Подлинный Тернер! Великие испанцы! Подарки губернатора Макао! Еще китайский музей: живопись на шелку и на бумаге... Вот водяные краски... Вы знаете этого знаменитого художника? Это очень уважаемый... Вы, конечно, знаете... Цао-сеншень...

Да, но вот тут-то мы туговаты. Шли к нему снисходительно, как к богатому киргизу... Знаем хотя бы, что сеншень – это то же, что у японцев сенсей, то есть учитель. Вежливая форма обращения к старшему, к профессору.

– Цао Бу-син! Это его «Муха»! Он жил, может быть, в таньскую эру... Создал шедевр случайно. Уронил каплю на рисунок. Император решил, что это муха, и хотел ее согнать... Ха-ха! Вы помните, конечно?

– Да, я слышал! – сказал Урусов. – Рад видеть подлинник.

– Подлинник Цао – ширма... – остро глянув, ответил Вунг. – «Человек и лошадь из Самарканда»... копия, конечно, – поспешил предварить хозяин, – в те времена... Есть вид чайной розы, которую очень трудно рисовать, это стало известно в Академии живописи, я думаю, пять веков тому назад... но, может быть, шесть?

«Он мог бы спросить: а у вас была пять веков тому назад Академия живописи? Вы рисовали тогда чайные розы? Вы слыхали о них? Мало что не было у нас Академий, а мы еще и то, что было, забываем из чисто чиновничьих, холуйских соображений, в угоду славе Петра Великого – преобразователя. А как они когда-нибудь войдут в силу да подымут все свои династии, периоды и академии? Тут трудней, куда трудней, чем у Боуринга и Джордина. А мы, оказывается, не готовы... Гошкевича нет, остался, занимается с Прибыловым. Они оба у Вунга свои люди, бывают тут запросто, всегда могут зайти. Какими тут нелепыми представляются намерения члена нескольких европейских академий сэра Джона бомбардировать Китай беспощадно...»