Перепутья - Венуолис Антанас (бесплатные версии книг .TXT) 📗

— Погоди, рыцарь, но ведь и ты — один из крепчайших столпов ордена! Значит, и ты вместе с остальными рыл мне яму?!

— Да, князь, признаюсь и каюсь: до сих пор я был послушным слугой ордена, но теперь я прозрел и предупреждаю тебя: ты на краю гибели. И сделать это мне повелевает наша родственная кровь. Я тоже много страдал от крестоносцев. Страдаю и теперь…

— И что же ты посоветуешь мне, рыцарь?

— Прежде всего я посоветую сам себе: хватит мне быть рабом ордена!.. А ты, князь, предупреди этот кровавый поход. Если он удастся, Марквард фон Зальцбах займет твое место в Риттерсвердере, а тебя отправят подальше от Жемайтии, в Меттенбург или в Новое Гродно, чтобы потом и оттуда выгнать.

— И что же мне делать? Неужели бежать от крестоносцев к полякам или русским?

— Князь, не искушай меня больше, ты сам себе лучший советчик: не раз и не два ты уже уходил от опасностей… А я с сегодняшнего дня буду твоим верным слугой! — Рыцарь Греже быстро снял свой белый плащ с черными крестами и бросил его в сторону.

Князь поймал его плащ мечом и сказал:

— Рыцарь, если ты мой слуга, то слушайся меня: надень свой белый плащ!.. Еще не пришло время сбросить его!

Рыцарь удивился, выпучил глаза и медленно взял свой плащ с меча.

Князь помолчал, потом сказал:

— С сегодняшнего дня под этим плащом для всех будет рыцарь крестоносцев, а для меня — мой верный прусский боярин. Жди моих приказаний, мой боярин! — И, прощаясь, князь поднял руку.

Рыцарь Греже поклонился и, звякнув мечом о стену, вышел из избы.

В походе на Медининкай  ⁵⁶ участвовали в основном крестоносцы. Чужеземных рыцарей было немного. Не пришли со своими отрядами и Судимантас, и многие другие жемайтийские бояре. Крестоносцы, ведомые Марквардом фон Зальцбахом, рвались в первые ряды и, пока проходили по землям, опустошенным в прошлом году, не отделялись от всего войска и не грабили. Но как только они вошли в область Медининкай, которую не затронули два последних похода, сразу же рассыпались во все стороны и принялись за грабежи. Все добро, которое крестоносцы не могли забрать с собой, они сжигали или уничтожали иначе. Также беспощадно убивали жителей, не разбирая, взрослые это или дети, мужчины или женщины. Со стороны литовцев никакого организованного сопротивления не было, так как Ясько из Олесницы и Скиргайла не могли договориться о совместных действиях: один полагал, что крестоносцы снова пойдут на Вильнюс, и поэтому со всеми своими силами отступил на север, а другой преградил врагу путь на Пуню и Алитус.

И снова красное зарево пожаров озарило небо над Литвой.

28 мая после полудня князь со своими полками пришел в Руднинкай. Деревня все еще горела; дымились и окрестные селения. У въезда в Руднинкай на обуглившихся деревьях висели несколько бояр Скиргайлы, пойманных и повешенных Марквардом фон Зальцбахом. В деревне повсюду лежали незахороненные трупы детей и женщин; под заборами стонали тяжелораненые; то там, то здесь темнели лужи крови, разбросанный и искореженный скарб, сельскохозяйственные орудия; здесь же валялась забитая скотина; с одних туш была содрана шкура, у других — вырезаны лучшие куски мяса. Озимые на полях, уже заметно поднявшиеся над землей, вытоптаны, потравлены, лишь кое-где лоскутами зеленели уцелевшие росточки. По углам выли собаки, потерявшие своих хозяев. Деревья, луга и кусты, которых не коснулась рука и меч крестоносцев, весело зеленели и словно радовались весне и прекрасному солнечному дню.

Руднинкай напомнили князю Витаутасу о далеком прошлом. Однажды его дядя, князь Альгидрас, пригласил своего брата Кестутиса, отца Витаутаса, в Руднинкскую пущу поохотиться. Отец взял с собой и Витаутаса. В Руднинкай их уже ждал Альгирдас. С Альгирдасом приехал и его сын Ягайла. Тогда Ягайла был примерно такого же роста, как и Витаутас, носил меч величиной почти с себя и был одет в красное платье, по краям обшитое светлыми пестрыми лентами.

Альгирдас с сыном встретили гостей верхом на конях. Каким дружелюбным показался тогда Витаутасу юный Ягайла, и как изумительно прошла охота в Руднинкской пуще! Тогда они тоже остановились в этой самой боярской избе. А как торжественно встречали их жители Руднинкай! Был большой пир, собралось множество бояр со всей округи; во время пира они с юным Ягайлой упражнялись во дворе верхом на своих маленьких жемайтийских лошадках; все зрители не могли налюбоваться на них. Радовались отцы, очень довольны были и они сами; только когда он каким-то образом прижал юного Ягайлу к забору, молодой князь вдруг рассердился, покраснел и изо всех сил ударил Витаутаса мечом прямо по голове. Тот успел прикрыться щитом.

— Достаточно, дети, достаточно, — будто ничего не заметив, остановил их князь Альгирдас и приказал боярам помочь им слезть с лошадей.

Кестутис тоже прикинулся, что ничего не заметил, но на обратном пути с охоты домой отец был задумчив и недоволен. Когда они остались вдвоем, отец сказал сыну:

— Хорошо, Витаутукас, что ты успел прикрыться щитом, иначе Ягайла поцарапал бы тебе лоб… Всегда следует быть осторожным, сын мой.

В тот вечер отец больше ничего не сказал Витаутасу и всю дорогу, пока они ехали домой, был задумчив и, казалось, недоволен охотой.

Но это было давно. Теперь тот же боярский двор, в котором когда-то кузен чуть не снял Витаутасу голову, утопал в крови подданных Ягайлы, и тяжело раненные люди из всех углов умоляли прикончить их или сжалиться над ними.

— Государь Витаутас, — умолял из-под забора один тяжело раненный боярин, — заклинаю тебя именем твоего отца Кестутиса и матери Бируте: или прикажи своим слугам прикончить нас, или смилуйся над нами. Не допусти, государь, чтобы тела наши достались собакам да волкам… Мы бились за своего князя и пали с мечом в руках… Смилуйся, государь, умоляем тебя!..

Князь приказал своим боярам перенести раненых в избу и перевязать их, а сам со своими вельможами поехал дальше по дымящейся деревне.

— Светлейший князь, хватит уже крови, видишь, что творится — страшная резня. И без того, не сегодня, так завтра вся Великая Литва будет твоей. Останови этих псов, государь! Довольно, — говорил князю приехавший из пылающей деревни боярин Рамбаудас, — все равно, пока мы не начнем отступление, Олесницкий ни их, ни нас трогать не станет. А иначе они, сжигая все на своем пути, и до Крево дойдут. Хватит, князь, давай отступать.

— Пускай они, боярин, за ночь еще продвинутся вперед, может, тогда и Олесницкий догадается ударить, а мы тем временем повернем на Гродно. Все расстояние побольше будет.

— А вдруг они уже этой ночью начнут отступление, что тогда, государь? — с тревогой спросил боярин Мишкинис.

— Мы не станем им мешать.

— Князь, но ведь до сих пор они никаких потерь не понесли, всего-то и помеха, что большой добычей нагружены, а так будут сражаться как одержимые: вдруг еще выстоят.

— Не выстоят; я комтура Германа с двумя хоругвями крестоносцев отправил в Меттенбург, а рыцаря Греже с целым полком — в Новое Гродно!

— И Марквард фон Зальцбах согласился с этим?

— Я сообщил ему, что этим замкам угрожает большая опасность.

— Воля твоя, князь, но довольно уже невинной крови: только посмотри — земля больше красная, чем зеленая! Не выдерживают наши полки.

Этой же ночью князь Витаутас со своими полками отступил под Гродно, как бы отправляясь грабить новые области. Только на рассвете узнали крестоносцы, что Витаутас действует на юге, и с богатой добычей повернули назад. Ночью на них объединенными силами напали кревский воевода и гольшанский князь, а с севера ударил Олесницкий. Крестоносцы никак не хотели расставаться со своей большой добычей, поэтому они сражались ожесточенно, готовые или погибнуть, или вернуться домой богатыми. С еще большим упорством вгрызались в железные шеренги крестоносцев аукштайтийцы, желая отомстить им за убийства, отбить награбленное и освободить пленных. Тем временем Витаутас осадил Гродно и быстро взял его.