Демидовы - Федоров Евгений Александрович (читать хорошую книгу полностью txt) 📗

В сенате всполошились. Знали сенаторы, что Никита Демидов приласкан государем, состоит в большом доверии у царя, но, с другой стороны, думали сенаторы: если дознается Петр Алексеевич об утайке заворуйского дела, не сдобровать и сенаторам. Демидова призвали в сенат. За широким столом, крытым зеленым сукном, сидели важные и надутые сенаторы в пышных париках.

«Вырядились, как павлины», — с усмешкой подумал Никита.

Первоприсутствующий был проворен в движениях и остер на язык.

«Молод, а умница», — сразу определил Никита.

Демидов низко поклонился сенаторам и стал степенно выжидать. День стоял морозный, солнечный; золотой орел на петровском зерцале [23] искрился от солнечных лучей. Председательствующий учтиво поглядел на Демидова, потом перевел взор на дородного обер-фискала, состоящего при сенате, и предложил:

— Прошу зачесть донесение на заводчика Демидова.

Обер-фискал откашлялся; сенаторы застыли, молчали; лица у них были отчужденны, строги. Заслушав донесение о железе, отысканном у Бронниц, председательствующий спросил Демидова:

— Извольте, сударь, поведать сенату, отколь это железо бралось и почему такая потайность в доставке его?

Сенаторы впились взорами в заводчика. Демидов переминался с ноги на ногу.

В палате в люстрах горели восковые свечи; лысый череп Никиты отсвечивал. Демидов насмешливо подумал: «Сейчас я им открою глаза, вот удивятся!» Он многозначительно помолчал, откашлялся:

— То правда, железо мое. Отлиты чугунные доски на моем Невьянском заводишке, а прятать и не думал.

Заводчик снова помолчал, поскреб лысину:

— А отлиты эти доски по приказу сибирского губернатора князя Гагарина и для него привезены, а не для продажи. А кроме этого места, в других местах железа не держу.

Никита уверенно посмотрел на сенаторов.

Председательствующий, улыбаясь, переглянулся с сенаторами:

— Как мыслят господа?

Обер-фискал поклонился и сказал:

— Я мыслю, потребно послать запрос господину сибирскому губернатору…

Первоприсутствующий склонил голову:

— И я так мыслю… А до той поры освободить Никиту Демидова от допросной докуки. Как мыслите вы, господа сенаторы?

Сенаторы поочередно, один за другим, негромко ответствовали, словно заученное:

— Мы такожды мыслим, как господин первоприсутствующий.

— Посему быть так…

Демидов откланялся — и был таков.

Отъезжая от сената, один из сенаторов неторопливо высказал свое мнение обер-фискалу:

— Мыслю я, что Демидов правым окажется. Прибыльщики обмишулились на том деле.

Обер-фискал поднял палец и сказал доверительно:

— Сего тульского купца на сивой кобыле не объедешь. Матерый волк! Умеет хоронить концы в воду…

2

Прошла затяжная непогодливая осень, ударили морозы, и выпал глубокий снег. Установилась зима.

По санному пути Акинфий Никитич по наказу бати съездил в Тулу. Два года он не был на родине. В последний раз, отъезжая, молодой заводчик взволновался. Краснея и смущаясь, жена сообщила ему по секрету:

— Чую, Акинфушка, понесла я под сердцем наше дите!

Демидов обрадовался, обнял жену:

— Неплохо будет, если сын народится! Будь милостива!

Спустя полгода после отъезда Акинфия на радость ему родился сын, которому при крещении дали имя Прокофий. Отец все время собирался повидать своего наследника, но только сейчас довелось.

В Туле произошло много перемен. Отцовский завод разросся вдоль Тулицы, дел стало больше, народу работного прибавилось. Всем заправляла Дунька. Она встретила мужа сдержанно. Обижалась:

— За делами и про сына забыл. Хорош отец! Полюбуйся, какой вытянулся!

Она толкала вперед тонкого капризного мальчугана. Жена стала суше и оттого казалась выше, поблекла, нос заострился, но силы ее не покидали. Ходила она в русских козловых сапогах на подковках, в синем сарафане.

Сынок Прокопка был хилый, болезненный, узколицый. Отца дичился и прятался от него по углам.

Акинфию, впрочем, было не до сына. Он был обеспокоен тульскими делами. Рядом с демидовским заводом поднимался государственный оружейный завод. Еще в 1705 году, когда Акинфий уже пребывал на Урале, царь Петр Алексеевич послал в Тулу деятельного дьяка Андрея Беляева, которому и велел подыскать место для построения оружейного двора с пятьюдесятью горнами для заварки стволов, с большими избами для отделки ружей и амбарами для хранения их. Государь очень хорошо понимал, что вопрос о вооружении войск — чрезвычайный и первой государственной важности. Нельзя было оставлять дело вооружения войск исключительно в частных руках.

Дьяк Беляев облюбовал место для постройки оружейного двора на берегу Упы, против церкви Вознесения. Место это принадлежало казенному кузнецу Никифору Орехову. Его самого переселили в мирской двор, а на участке начали стройку. Вскоре оружейный двор был возведен. К этому времени царь прислал особый наказ старосте тульских казенных кузнецов, где обстоятельно излагал их обязанности, вводя среди «казюков» военную дисциплину. Демидовым все это по нраву не пришлось.

Никита, приезжая в Тулу, всегда кручинился:

— Негде ныне на родном месте размахнуться! Одно утеснение пошло…

И все время он надеялся, что не выстоит государственный завод против частных. И действительно, в 1710 году неожиданно сгорел бывший мирской двор, находившийся рядом с оружейным заводом. Пострадал от пожара частично и завод; работа на нем остановилась и «казюки» опять стали работать по домам.

«Вот и сбылось!» — радовался Никита такому обороту дела.

Но сейчас, когда Акинфий прибыл на родину, он увидел: на реке Упе строится новый завод. Возводил его казенный кузнец, мастер ножевого и палашного дела, Марк Васильевич Красильников. По его указке реку Упу в центре города перехватили плотиной, и на правом берегу он начал ставить два оружейных завода: нижний и верхний.

Дознав обо всем этом, Акинфий сердился на жену:

— Что же ты молчала? Под самым носом такое городят, и ты не противишься!

Дунька спокойно взглянула на мужа:

— Всего не захапаешь! И зачем батюшке писать, расстраивать его? Да и возведет ли Марк завод, это еще видно будет. На ладан дышит, извелся палашник от болезни!

Акинфий не утерпел и сам отправился на место постройки. Замахнулся Красильников на большое, — оружейное дело знал он хорошо. Ставил завод деревянный, но все было к месту. Тут и главный дом, и молотовый амбар для битья железных досок на стволы, и помещения для машин, употребляемых на «обтирку» стволов. Намечал он и новую механическую мастерскую для сверления и отделки стволов.

Встретил Демидова мастер палашного дела приветливо. Показал ему стройку.

— Видишь, и для нас дело нашлось у царя! — поделился он своей радостью.

Акинфий был хмур, несловоохотен. Ему не нравилась повадка Красильникова до всего доискиваться самому.

— И чего ты надрываешься, будто для себя строишь? — угрюмо спросил он строителя. — Добро бы здоров был, а то последнее здоровьишко отдаешь!

— Не о себе забочусь, — спокойно ответил Марк. — Ну и что же из того, что здоровье слабое. Умру, так и после меня найдется умный человек и завершит начатое. У нас на Руси, слава богу, толковых да умных людей не занимать стать!

Возвратился Акинфий домой недовольный, раздосадованный.

— Хитрит этот палашник чего-то! Боюсь, прижмет наш заводишко! — пожаловался он жене.

— Наше от нас не уйдет! — не унывая, ответила Дунька. — Ты хорошенько к нашему хозяйству приглядись да присоветуй, что лучше!

Отцовский завод держался на брате Григории и на Дуньке; оба дружно работали за разумных приказчиков. Григорий возмужал, по-прежнему был неговорлив, но заводское дело полюбил, втянулся в него и во всем старался подражать отцу. Лицом он отдаленно походил на батю: та же черная смоляная борода пробивалась, те же жгучие глаза.