Большое гнездо - Зорин Эдуард Павлович (читать полностью бесплатно хорошие книги TXT) 📗
— Жилье-то есть, — отвечал неторопливо мужик, — да место гиблое... Куды ни сверни, везде топь да вадеги.
— Нешто и дороги никакой нет?
— Как же, есть и дорога. Чуть ране свернули бы — тут тебе и Мисаилова изба. Да нам-то почто к отшельнику?
— Не твое дело, — сказал Ратьшич. — А ну-ка, поворачивай.
Свернули на тропинку. Недолго покувыркались на сугробах, выехали в реденький березнячок. Сквозь белые стволы вдали завиднелась избушка. Кони покорно объезжали молодые деревья. Увязая в снегу, возок мягко кренился, полозья с трудом продирались сквозь белые буруны.
Кузьма Ратьшич с Четкой, обогнав возок, первыми выехали на поляну. Возле избы на пеньке сидел грустный парень.
— Ты кто такой? — сдерживая коня, наехал на него Ратьшич.
Вскочил Веселица с пенька, захлопал глазами: сон это или явь? На всякий случай сдернул с головы шапку.
У коня пар идет из ноздрей, всадник — в дорогом полушубке, на боку — меч, в руке — верткая плеточка. Одна бровь строго приподнята, другая приспущена; глаза смотрят насмешливо.
А как глянул Веселица на другого вершника, так и голоса лишился от испуга: признал он в нем того самого попа, у которого увел кобылу. А про то и запамятовал, что вытаскивал его из воды.
«Вот и пришло время расплачиваться», — подумал он, оглядываясь по сторонам.
— Ты головой-то не крути, — остерег его Кузьма.— Ты на вопрос мой честь по чести сказывай.
— Веселица я...
— А что ж не всел? — пошутил Кузьма, спрыгивая с коня и перекидывая через переднюю луку поводья.
Четка, позадержавшись в седле, глядел на Веселицу со вниманием.
— Слышь-ко, воевода, — окликнул он Кузьму.
— Чего тебе?
— А парень, кажись, мне знаком...
— У тебя кажный второй во Владимире знакомец, — сказал Кузьма, однако тоже пристально посмотрел на Веселицу.
— И кобылка мне знакома, — продолжал Четка. — И седло... То княж конь!
— Натрясло тебя, поп, — вот и привиделось.
Веселица медленно понятился за угол сруба.
— Кузьма! — заорал Четка. — Хватай его, не то сгинет в чаще!
Сам кубарем повалился с коня, бросился Веселице под ноги. Переплетаясь, покатились оба в снег. Сел Четка верхом на Веселицу:
— Теперя не сбежишь...
И — оборачиваясь к Кузьме:
— Вот он самый и есть, что Констянтина из Лыбеди вызволил.
— Да неужто? — радостно удивился Кузьма, подходя поближе. — Ну-ко, Веселица, сказывай подобру, ты ли это?
— Ну я, — сказал Веселица, отряхивая с дырявой сермяги снег.
Четка прыгал вокруг, размахивал руками, наскакивал, легонько ударяя его то в бок, то в плечо.
— Он это, он, Кузьма!
— Ладно, — сказал Кузьма раздумчиво. — За то, что помог ты княжичу, честь тебе и хвала, а за то, что коня увел...
— Без надзору была кобылка, — занудил Веселица. — Ты уж на меня не гневайся...
— Всякому делу свой счет, — остановил его Кузьма. — И ответишь ты не мне, а самому князю. Садись-ко да перед нами правь, кажи дорогу ко Владимиру...
— Да как сяду-то я, коли подпруга лопнула? — сказал Веселица, еще надеясь, что Кузьма передумает. — Заутра сам приду, не сумлевайся.
— А нам опять плутать по лесу? Э, нет, — погрозил пальцем Кузьма. — Ты мужичок хитрой, а мы и того похитрей. Отдай ему своего коня, Четка, а сам ступай в возок.
Четка сунул в руки Веселице поводья, шепнул ему: «Не робей» — и сел в возок.
— Трогай! — шумнул Кузьма.
Веселица огляделся вокруг, надеясь увидеть Мисаила. Но старец все не шел, и на поляну уже опускалась ночь...
Когда они подъехали ко Владимиру, небо было усыпано звездами, и среди них яснолико красовалась полная луна.
Как раз в это время и должен был Веселица трижды, по-условному, постучать в ворота монастыря.
Пелагея только что покинула Феодорину келью, а игуменья в последний раз наставляла бабу, сторожившую у ворот:
— Ты шибко-то не суетись, откинь щеколду — да и в сторонку. Остальное дело не твое... Поняла ли?
— Как не понять, матушка, все поняла.
В подклете при лучине сидели трое нанятых мужиков с добрыми, простодушными лицами и тянули жидкое монастырское вино. Первую корчагу они прикончили и принялись за вторую. Когда вошла игуменья, встали и поклонились ей поясно.
— Глядите мне, третьей корчаги не поднесу, — проворчала Досифея, недовольная мужиками.
— Наше дело хрестьянское, — сказали мужики.
— Чрева у вас бездонные...
— Впрок запасаемся, матушка.
— Кликну, так чтоб сразу ко всходу...
— Колья-то у нас припасены, — плутовато заулыбались мужики
— Бог в помощь, — сказала игуменья и вышла. Мужики, перекрестившись, снова сели к столу.
Долго придется ждать мужикам Веселицу, долго будет встревоженная Досифея выглядывать в окошко — так и утро наступит, а никто не придет к монастырю, не постучится условленным стуком, трижды, в глухие ворота...
Не в монастырь, а за Лыбедь повела за собою судьба Веселицу. На счастье повела или на горе — откуда ему знать? Но не свернуть с тореной дорожки, не ожечь плеточкой коня: зорко присматривает за Веселицой Ратьшич, едет, чуть поотстав, напевает что-то в обметанную белым инеем бороду.
Тихо на улицах Владимира, не видно ни души, попрятались люди в свои избы. Только в положенных местах прохаживаются ночные сторожа, постукивают нога о ногу, прячут озябшие руки в просторные рукава вывернутых мехом наружу шуб...
Быть бы худу, да бог не велел. Встречали Веселицу в княжом терему, как желанного гостя. В прожженной сермяге сажали на крытые рытым бархатом лавки, сама княгиня к нему выходила, держа за руки княжичей — Юрия и Константина.
Пьян был Веселица, но не от медов, улыбался, как дурень на чужом пиру. А пир-то был в его честь.
— Князь идет, князь, — прошелестело в переходе.
Ратьшич сбоку стал, положив руку на меч, Веселица с Четкой пали на колени.
А когда вошел Всеволод, запершило у Веселицы в горле, сперло ему дыхание.
Всеволод приблизился, руку возложил ему на плечо, велел встать. И все придвинулись, чтобы лучше слышать князя.
— Спас ты мое любимое дитя, Веселица, — сказал он. — За князем доброе, дело не пропадет: проси, что хошь...
— Ничего мне не нужно, княже, — отвечал ошалевший от счастья Веселица. — Дозволь только тебя зреть.
Все засмеялись. А Кузьма сказал:
— Смелые люди — опора твоя, княже. Возьми к себе Веселицу.
— Отчего же не взять? — подумав, согласился Всеволод.
На том и пили чашу крепкого вина.
Утром Варвара сожгла в печи Веселицыну ветхую сермягу. Дал ему Ратьшич одежду справную, острый меч и коня. А еще насыпал в шапку золота — князев душевный подарок:
— Гуляй, Веселица!
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
1
Не в добрый час прибыл в Новгород Авраам. Еще в Торжке почуял он неладное: на торгу скопились возы и телеги, на купецком подворье стояли шум и гвалт. А еще бросилось Аврааму в глаза, что стражи у городских ворот поприбавилось, а на валах трудились мужики, подновляя стрельни и городницы.
— Не приняли новгородцы князя Ярослава, изгнали его из своей земли, — говорили знающие люди. — Владыко, слышь-ко, заупрямился.
— Быть беде, — подтверждали тревожные слухи другие. — Прислал Ярослав в Торжок своих воевод, самого ждем с дружиною со дня на день. Не отступится он от Новгорода.
— Всеволод за его спиной. Нездинича-то с дружками держит во Владимире неспроста. Куды Мартирию податься?
— Будто бы слал он в Чернигов гонцов, сына хощет просить у тамошнего князя...
— Вона что замыслил...
— Усобица княжеская — купечеству разорение... А на чем Новгород держится? Опять же на наших горбах.
— На дорогах грабеж. Вышли из лесов добытчики...
